Коля спохватился:
– Что же это я?! Садитесь, пожалуйста.
– Благодарю. Я вообще-то пришел пригласить вас к ужину.
– Спасибо… А как вас зовут?
Слуга шагнул к Лавочкину и тихим заговорщицким шепотом спросил:
– А вы никому не скажете?
– Нет, – так же еле слышно ответил парень.
– Вот и я не скажу.
Солдат несколько секунд таращился на непроницаемое лицо слуги, затем расхохотался:
– Хорошо поддели! И, зная любовь Рамштайнта к хорошей еде, предполагаю, что ужин будет пиром.
Так уж ведется, после боя выигравшая сторона пирует.
Объединенная армия баронов Лобенрогена и Косолаппена отмечала свое чудесное спасение. Бойцы предпочли забыть о позорном бегстве и вспоминали выступление Палваныча и Хельги. Впрочем, бегство было не столь уж позорным – организованное наступление двойников произвело на воинов-крестьян поистине устрашающее воздействие.
Даже бароны не стеснялись признаться: да, струсили.
Пирушка проходила в замке здоровяка Лобенрогена. Щуплый Косолаппен сидел по правую руку от хозяина поместья. Прапорщик Дубовых и графиня Страхолюдлих – слева.
Человек, известный под именем Повелителя Тьмы, вызывал у баронов и их приближенных подозрения. Они оценили мощь его колдовства. Могущественный незнакомый маг с угрожающей репутацией…
Женщина, сопровождавшая Повелителя, также внушала опаску. Бледная, с длинными смоляными волосами, изящная и подчеркнуто аристократичная… Несомненно, сильная колдунья. Надо же, графиня Хельга фон Страхолюдлих!
В ходе долгих размышлений напуганный и сбитый с толку Ференанд Косолаппен додумался до полной чепухи: Повелитель Тьмы и его спутница – посланники ада. Ференанд никогда не слыл сообразительным малым, но тут все указывало на причастность его сегодняшних спасителей к нечистой силе. Имя? Темный Повелитель. Репутация? Тот, кто совсем недавно чуть не поработил Вальденрайх. Спутница? Ничего конкретного, но возникают смутные ассоциации с восстанием Дункельонкеля и легендой о злом горбуне Страхенцверге.
Получается, добра не жди ни от одного, ни от второй. И не дай бог, узнают о том, что именно он, Ференанд фон Косолаппен, натравил на Повелителя Тьмы убийц – Четырех всадников. Теперь барону стало кристально ясно, почему всадники отказались от задания и вернули плату.
Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.
А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.
– Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! – потребовали они.
Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.
– Поведай им какую-нибудь чудесную байку, – шепнула ему на ухо графиня. – Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.
Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.
– Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, – неуклюже начал Дубовых.
Люди закивали.
– Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, – с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.
– Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.
Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:
Жил да был купец Калашников,
Торговал-менял, магазин имел.
А во том ли магазине товары-то
Всяки-разныя, все заморския.
Как-то раз да под Новый год
Выходил из подпола крысиный царь
Со своею крысиною матерью —
то ли Шушерой, то ль Чучундрою.
Подошел крысиный царь к добру молодцу,
Молвил нагло языком человеческим:
– Ты, Калашников, отдавай-ка мне
Половину дохода торгового,
А за дань твою возведу тебе
Кровлю новую, стопудовую.
И никто на тебя не позарится,
А позарится – разберуся с ним.
Сдвинул брови купец, осерчал вельми:
– Как ты смел, пасюк, предлагать сие?
Крыса ты лицом, а нутром свинья.
Как посмел ты влезть, ой, незваный гость,
С таковым мурлом во калашный ряд? —
Взял купец скамью да прибил царя,
Раздробил ему все три головы.
Испустил пасюк свой последний дух,
А Чучундра-то злая волшебница,
Мать его да подпольная хищница
Наслала на купца на Калашникова
Чары страшныя, неминучия.
Превратился он не в орехокол
Да не в ступочку с мясорубкою,
А в оружие огнестрельное.
Величать да звать его «автомат» —
Распрекрасный стрелец Калашников.
С магазином он, сиречь рожком, теперь
И со всеми-то причиндалами.
– И все?! – недоуменно спросил Лобенроген, когда стало ясно, что Палваныч не продолжит.
– Все.
– Знаете, Пауль… Вообще-то мне нравится, когда в сказке есть счастливое окончание. Но вот сейчас я очень рад, что ваш стрелец снова не стал купцом. Нынче это прискорбное обстоятельство необычайно нам помогло.
Из-за стола встал седоватый длинноволосый мужик:
– Ваши благородия, дозвольте вашему певцу прославить сегодняшний бой. Я не дерзну соревноваться с господином Паулем – Повелителем Тьмы. Но мы просто обязаны ответить на хорошую балладу!
– Пой, пой! – заголосили с мест.
Косолаппен дал согласие. Певец вышел на середину зала, достал из-за спины лютню. Узловатые пальцы пробежались по струнам.
– Спою вам, братья, о событиях давних… – продекламировал седоватый и тут же услышал недовольные вопли:
– Какие давние? Сегодняшние! Совсем допился, бард пивной!
– Да, о давних! – огрызнулся певец. – Ну, они сейчас недавние, но любая легенда начинается с того, что подчеркивается древность событий!
– А, так бы и сказал… – зароптали слушатели.
– Значит, я все же спою, братья, о событиях давних, хотя вы сами видели, как это случилось…
– Как это случилось? – еле слышно спросил Дункельонкель трясущегося человечка.
Человечек трясся от холода и страха. Он почти сутки безостановочно мчался в столицу Доцланда. Загнав две лошади, он добрался до ставки командования армией, а оттуда его переправили в Зингершухерштадт ковром-самолетом. Не успев опомниться, человечек предстал перед самим Вождем и Учителем.
Колени уперлись в ледяной каменный пол. Голова покорно склонилась.
– Командир-десятник Факельмакель[62], ваше величество! – заикаясь, отрекомендовался подданный.
– Ты издеваешься?! – все так же тихо поинтересовался Дункельонкель. – Факельмакель…
– Нет, ваше величество! – Человечек захлопал глазами. – Мой прадед опозорил деревенский светоч.
– Что такое деревенский светоч?
– Неугасимый очаг, который горел в нашей деревне со времен первых титанов. – В рабском голоске мужичка прорезались нотки гордости, но он тут же сник. – Пока мой прадед не проворонил огонь.
