– Ерунда какая-то… – пробурчал он. – Верхняя часть весьма похожа на Дробенланд, а вот нижняя сильно смахивает на Черное королевство…

Коля осторожно поинтересовался:

– Тогда, может быть, это Дробенланд и Черное королевство вместе?

– Верно!

– Тогда держи полцарства! – Лавочкин разорвал лист и протянул кусок гному. – Чего ты так смотришь? У меня еще есть!

Он достал из кармана новый пергамент.

– Итак, страну мы определили. Теперь точка. У вас настоящие карты есть?

Карты нашлись.

Двадцать пятым причинным местом оказался Мраморшвиммер[32]. То обстоятельство, что он располагался на территории Дробенланда, обрадовало солдата, ведь соваться в Черное королевство совсем не улыбалось. Пункт назначения стоял почти на границе. «Зато гляну на вотчину Дункельонкеля с безопасного расстояния», – подумал Коля.

После завтрака, на котором отсутствовала Хельга, парень спросил у эрцгерцога, где она.

– Читает, сердешная. Без отрыва, – вздохнул тот. – Восполняет пробелы.

– Ну-ка, пойдем к ней.

Гном привел Лавочкина к дверям одной из квартирок, сам почтительно остался в коридоре.

Страхолюдлих дремала, сидя с фолиантом на коленях и верным Враном на спинке кресла.

– Графиня… – позвал солдат, дотрагиваясь до ее плеча. – Графиня, завтра утром выдвигаемся. Отдохните как следует, а то на вас лица нет.

Страхолюдлих взяла Колю за руку.

– Подождите, барон… – Она потерла лоб тонкими пальцами. – Есть проблема.

– Какая?

– Я не могу идти дальше. Мое место здесь. Во всяком случае, сейчас.

– Почему?

– Пророчество. Я читала свитки. В них все предсказано! Даже цвет моей одежды – «странник в темно-синем»! Страхенцверги ждали именно меня. Они попросту не отпустят…

– А товарищ прапорщик?

– Лучше ему остаться со мной.

– Э, нет, – возразил солдат. – Я вам Палваныча не оставлю. Он хоть и козел, но самый близкий мне человек.

– Подумайте, Николас, – в отчаянье заговорила Хельга, – как вы с ним управитесь, когда вас настигнут убийцы? А если бой? А если придется бежать или прятаться? Лучше раздобудьте ингредиенты для противоядия и возвращайтесь.

Лавочкин взвесил все «за» и «против». Он давно хотел избавиться от лишних спутников, в особенности от товарища прапорщика. А тут и Тилль Всезнайгель появится. С ним-то дела пойдут веселее.

– Да, вы правы, графиня. Берегите нашего Пауля.

Коля вышел из ее покоев.

– Если барону ничего не надо, то я предпочел бы отлучиться поработать, – сказал эрцгерцог.

– Да-да, спасибо. Завтра я ухожу и не стану вас больше стеснять, – задумчиво проговорил Лавочкин. – А чем вы занимаетесь?

– Тем же, чем занимались в века пращура Страхенцверга. Добываем железо из руды. Белоснежка шутить не любит.

– Да кто она такая?

– О, она – соль наших слез, сахар наших сладостей, перец наших острот, – распевно произнес гном. – В пророчествах, найденных совсем недавно, встретилась история о девушке, которая… Можно, я все-таки пойду в забой? Вечером вы обязательно услышите это драматическое предсказание!

Эрцгерцог побежал на кривых ножках в глубины пещеры.

День снова протек бездарно. Гномы вызвались постирать Колину одежду. Он облачился в военную форму, отдал местные шмотки прачкам. От безделья перебрал автомат, повздыхал, мол, вот бы вернуться в полк – пусть служить и не хочется, главное, домой.

Цапнутый младенцем палец распух и болел. Лавочкин пожалел, что не перевязал его перед тем, как выпачкаться в смазке. Возясь с оружием, солдат много размышлял над текущим положением. «Марлен послала весточку Всезнайгелю. Колдун скоро должен появиться, если только не отлучился по каким-нибудь делам. Это вероятно, но нежелательно.

Нужно докопаться до Барабана Власти… Спрятанного Всезнайгелем! Как отнесется Тилль к тому, что я пообещал магический артефакт преступнику Рамштайнту? А пусть и плохо отнесется! Тогда с него – новый план. Знамя N-ского полка должно вернуться на Родину!

Теперь Шлюпфриг и Марлен. Подозрительно долго их нет. Ха! Они же пошли за нами! То есть нарвались на спящего дракона. Ну, у Марлен были припасы, пару суток протянут, а там и ящер проснется… Елки-ковырялки!

А убийцы? Если они взяли след, значит, сидят сейчас вместе с Марлен и Псом в сапогах перед дрыхнущим дракончиком!..»

Коля ошибся. Мор и Брань куковали у забаррикадированного выхода вдвоем. Ни красавица Всезнайгель, ни двуликий Шлюпфриг в штольню не спускались.

Вечером Коля узнал историю Белоснежки. Разумеется, из длинной эпической песни в исполнении певца с высоким голоском.

Бородатый певец начал издалека. Вкратце сюжет был таков.

Пятьдесят веков назад жил король, у которого была дочь – белокожая красавица со смоляными волосами. За цвет кожи ее прозвали Белоснежкой. За цвет волос – Черноголовкой. Все любили Белоснежку-Черноголовку, отец души в ней не чаял, ну, и прочая такая лирика. Вскоре король решил жениться повторно.

Странное дело, кстати. Да, не стар. Да, женщинами интересуешься. Но жениться-то на кой?!

Монарх нашел себе красивую, но бессердечную жену. То ли в людях слабо разбирался, то ли выбирал не умом, а чем пониже. Новая королева сразу невзлюбила Белоснежку. У злой мачехи был пунктик: она не терпела женщин красивее нее. Для выяснения, кто на свете всех милее, у королевы было волшебное зеркальце.

Как оно работало? Спросит его хозяйка:

А зеркало подумает-подумает, да ответит:

Для улучшения положения в рейтинге топ-моделей у злодейки была так называемая чернавка – слуга, уроженка Востока, что носила черные одежды и скрывала свое лицо, оставляя лишь полоску для глаз, везде ходила с мечом и умела исчезать в облаке дыма.

Зеркало называло имена и показывало лики, а чернавка растворялась в ночи, дабы подкрасться к ничего не подозревавшей жертве и скорректировать топ-лист.

Таким незамысловатым способом мачеха Белоснежки вышла на второе место. Воцарению на пьедестале мешала лишь падчерица. И вот поздним весенним вечером чернавка по наводке волшебного зеркальца проникла в спальню девушки. Белоснежка сочиняла стихотворение о цветке вишни, символе недолговечности красоты, который нынче радует взор, а завтра заплачет слезами лепестков. Убийца растрогалась и не стала умерщвлять принцессу. «Беги, дось белого варвара, – сказала она на ломаном немецком. – Инасе масеха предаст тебя умерсьвлению».

Белоснежка взяла самое дорогое – отцовы векселя и фамильные драгоценности и покинула дворец. Брела долго. Пока не упала на пороге пещеры, где жили семеро гномов. Маленький горный народ тогда много экспериментировал в сфере построения коллективов, стремясь установить, какое количество гномов в общине является самым оптимальным.

У семерых гномов дела не ладились. И выработка низкая, и постоянные конфликты… Но стоило прийти Белоснежке, показатели общины резко повысились: темпы добычи руды взвинтились, межличностные отношения наладились. На радостях поселенье назвали Большой Восьмеркой.

Позже гномы пытались воспроизвести схему «семь мужичков – одна дамочка», но общины неизменно разваливались. Мудрые теоретики нескоро поняли свою ошибку: в схеме «7+1» та самая «1» должна быть человеком, а не гномихой, иначе начинается банальное соревнование за место в постели.

Человеческая красавица Белоснежка стала для семерых гномов идеей, а не самочкой. А идейный гном роет в два раза быстрее и совестится в два раза сильнее.

Такова была эра модерна в гномьей цивилизации. Через десять веков, правда, гном и женщина родили Страхенцверга, показав подземному миру: с идеей можно и переспать. Это уже получался натуральный постмодерн.