– Послать за этими парнями! – постановил законник.

Он зазвонил в специальный колокольчик, но секретарь не пришел. Засудирен звонил еще дважды, прежде чем сообразил: какой секретарь в полночь?

Промучившись бездельем еще час, одинокий страж закона заснул, уронив голову на стол.

Рабочий день Засудирена начался с деятельных распоряжений. Он отправил двух солдат в деревню горшечников с приказом прибыть для опознания телеги. Секретарь побежал делать опись находящегося в телеге имущества. Сам законник наведался в городскую конюшню и тщательно осмотрел конфискованных у Палваныча лошадей.

Задержанный провел в мучительном ожидании еще сутки.

После обеда Засудирен все же посетил камеру прапорщика. Законник на всякий случай пришел с крепким тюремщиком.

– У следствия появились дополнительные вопросы, – Засудирен сел напротив Палваныча.

Законник заметно нервничал, во рту его было сухо, и он постоянно судорожно сглатывал.

Во рту прапорщика Дубовых тоже царила засуха. Организм требовал браги или хотя бы эля.

– Телега, груз и лошади принадлежат вам? – начал дознание Засудирен, приготовившись записывать ответы.

– Смотря какие, – пробурчал Палваныч.

– Бросьте валять дурака, Пауль! Те, что были изъяты у вас в ходе ареста по делу о краже коня гнедой масти по кличке Быстрочерезполеперебегауссфельдпфердхен.

– А, те… Мои.

– Сколько было лошадей?

– Две.

– Масть?

– Пегая и каурая.

– Клички?

Прапорщик подумал, что нашлись и хозяева телеги.

– Клички-то? – пробубнил Палваныч. – Хренеезнаетклячен и Лучшаяподругазасудирена.

– …Лучшаяподругазасу… – шептал, записывая, законник. – Издевательства?! Не потерплю!

Он вскочил, бледнея от злости. Съехал парик, задергалось веко… Красавец.

Засудирен вдруг понял, что выглядит комично. Успокоился, сел. Заговорил спокойно:

– После нападения на должностное лицо сие не сильно тяжкий грех. Итак, вы не знаете кличек?

– Я только что назвал. Мои лошади. Захочу, каждый день новые имена им давать стану.

– Перейдем к телеге. Что вы в ней везли?

– Горшки.

– Сколько штук?

– Откуда я знаю? Часть разбилась по дороге.

– Значит, не знаете. Куда везли?

– На рынок.

– В повозке были только горшки?

– Ну… Нет, конечно.

– Что еще?

– Тент матерчатый. Плащ черный, плотный, с капюшоном. Коса. Вот этот мешок, – прапорщик показал лежащий вместо подушки мешок.

– Высыпите содержимое для досмотра.

Палваныч исполнил. Засудирен дотошно записал каждый предмет.

– Это все, что было в телеге?

– Да.

– Не хотите сделать признания?

– Хочу.

– Ну? – выжидающе заблестел глазами законник.

– Очень уж ты мне не нравишься, – чистосердечно признался прапорщик.

– Скорблю, – следователь встал, чтобы уйти.

– А можно парой слов с адвокатом обмолвиться?

Дубовых тоже поднялся с нар. Охранник сделал шаг вперед, страхуя Засудирена. Тот жестом дал понять, мол, все нормально.

– Говорите, я вас слушаю, – с надеждой пролепетал законник.

– Вот тебе гонорар за защиту на прошлом допросе, – сказал Палваныч и смачно врезал по засудиренской морде.

Потом степенно сел. Адвокат барахтался на полу, пытаясь встать. Тюремщик растерянно переводил взгляд с ушибленного начальника на узника и обратно.

Засудирен прошипел:

– Болван, помоги подняться!

Солдат наклонился и поставил законника на ноги. Тот забрал с лежанки слетевший при ударе парик. Зашагал, шатаясь, к выходу.

На пороге следователь-адвокат обернулся.

– Сгною! – пообещал он Палванычу. – Это я тебе уже как судья говорю!

Дверь захлопнулась, лязгнул засов.

Прапорщик Дубовых остался в одиночестве еще на долгих двое суток, в течение которых посыльные ездили за настоящими владельцами телеги и возвращались с ними в Лохенберг. Затем законник их допросил.

К счастью Засудирена, мужики действительно оказались хозяевами телеги и лошадей. Дав подробные описания, пройдя испытание на правильность кобыльих кличек и особых примет, довольно точно назвав число горшков, они воссоединились со своим имуществом. Из благодарности да по простоте душевной они попробовали подарить законнику горшок, но Засудирен затопал ногами, заорал что-то про недопустимость взяток адептам правосудия и прогнал ребят вон.

– Наверное, надо было два горшка дать, – подумали мужики.

Они запрягли лошадок, честно выложили на крыльцо конторы Засудирена плащ с косой, сели в телегу и поехали в Стольноштадт продавать многострадальные горшки. В Зачарованный лес поклялись больше не соваться.

Сам адепт правосудия задумчиво глядел им вслед, потом заинтересовался плащом и косой. Понял, наконец, что смерти не было. Был лиходей Пауль, злоумышленно смущавший людей видом костлявой.

– А сие уже государственная измена, подрыв народного духа и посев паники в особо крупных размерах, – изрек законник.

Такой поворот следовало обдумать с особенной тщательностью.

Засудирен пошел в трактир, заказал пива и сыра. Стал обдумывать сложившуюся ситуацию. К четвертой кружке вырисовывалось вот что.

Если Пауль неоднократно стращал народ, обряжаясь смертью (а ведь только горшечников он успел испугать дважды), значит, посягал на спокойствие народа. Смуту затеял, волнения спровоцировать захотел, королевство пошатнуть замыслил.

Получалось дело государственной важности. А дела государственной важности необходимо передавать в столицу. Засудирен давно мечтал засветиться в Стольноштадте. Молодому законнику не хотелось всю жизнь проторчать в скучном Лохенберге, вдали от настоящей славы. Раскрытие заговора – вот та спасительная соломинка, которая вытянет юриста из пучины провинциальности!

Да! Он, Засудирен, обезвредил смутьяна! Осталось тряхнуть его как следует. Вдруг найдется сообщник? Или целая сеть заговорщиков? М-м-м… Чем больше будет подельников, тем громче прогремит скромное имя лохенбергского законника.

– Меня заметят в верховном королевском суде, – Засудирен стукнул по столу кулаком. – Я стану главным судьей!

– Не кричите, пожалуйста, господин Засудирен, – попросил трактирщик.

– Молчать! – распалялся законник, залезая на стол. – Я вам не вшивый крестьянин! Перед вами судья! Перед вами главная опора королевства, воплощенная справедливость!.. И не сметь стаскивать меня с трибуны! Я вам не позволю! Всех посажу!.. Свиньи, отпустите меня!.. Заговорщики!.. Пособники!..

– Надо запомнить, что господину Засудирену больше трех наливать не следует, – пробормотал трактирщик.

Впервые законник проснулся не дома или в рабочем кабинете, а в камере городской тюрьмы. Туда его, уже отбуянившего и сонного, привел трактирщик, а солдаты бережно уложили начальника на нары и прикрыли дверь, чтобы не беспокоить.

Засудирен долго не мог понять, куда попал. Потом страшная догадка исказила его опухшее лицо.

– Я… в тюрьме?!.

Решетка, нары, дверь, каменные стены…

«За что?!» – вопрошал себя законник. Он силился что-либо вспомнить, но больная голова ответов не давала.

Охая, Засудирен сел на лежанке, держась за разламывающийся затылок.

– У… Проклятый Пауль! Я продержал его слишком долго, не докладывая о заговоре, и королевские службы сочли меня сообщником! Вот оно! Они решили, что я… Нет, только не это!!!

Законник бросился к двери и принялся в нее молотить кулаками, презрев головную боль.

– Это ошибка! Чудовищная ошибка! – кричал он, упав на колени. – Я не знал!..

Дверь, скрипя, уперлась в его ногу. В камеру просунулась голова часового.

– Господин Засудирен, вы проснулись? – робко произнес тюремщик, глядя в молящие глаза начальника. – Вы вчера, простите великодушно, напиться изволили. Мы сочли нужным уложить вас на мягкое… Господин Засудирен, что с вами?.. Врача!

В соседней камере недовольно заворочался прапорщик Дубовых. Его утренний сон был испорчен. Палваныч поминал самыми недобрыми словами буйного узника, который опустился до того, чтобы кричать сатрапам об «ошибках, чудовищных ошибках».