Стараясь, чтобы не шелохнулась ни травинка, не треснула ни одна веточка, я плавно перетек к костру. Как ни странно, но у меня получилось – Шунс среагировал, только когда я уже сидел у костра. Замер, посмотрел на меня:

– Не спится?

Я кивнул. Подтянул к себе стоявший неподалеку котелок с водой, напился, а остатки тонкой струйкой вылил на камни, которыми наемники, как примерные туристы, обложили костер. Раздалось резкое шипение, а один из камней даже треснул и распался на половинки. Стараясь сам не зашипеть от боли, взял одну из половинок, провел пальцем по расколу – то, что надо: ровная бархатистая поверхность. Стараясь сохранить равнодушное выражение лица, промыл камень (вроде как чтобы был почище). Шунс смотрел на все это спокойно, видимо еще не понимая, зачем все это. Но вот когда я плавно потянул свой нож, напрягся уже ощутимо. Это было приятно. Осмотрев нож, я тоже принялся его точить, но звук получился совершенно другой, не как у Шунса. У того – звонкий, жесткий, а у меня – тихий, шуршащий. Я снова оглядел нож и камень. На ноже – ни малейшей царапинки, а камень больше напоминал чуть шершавую кожу. М-да, точить таким – все равно что по… ладошкой гладить. Но не бросать же так удачно начатую вредность. На всякий случай я провел по лезвию кончиками пальцев и почти обрадовался, когда вновь проскочили искорки, а на лезвии появилось несколько крошечных синеватых точек. Ну хоть что-то. Почему и как – разберусь потом, а сейчас нужен хоть какой-то результат, чтобы не чувствовать себя идиотом, бесполезно шоркающим ножом по камню. Так и пошло. Несколько движений камнем, внимательно осмотреть лезвие, коснуться пальцами, полюбоваться на точки, и все по кругу. Нож, будто откликаясь на ласку, потеплел и стал как будто льнуть к руке, стараясь найти наиболее удобное положение. Немного удивленный странными ощущениями, попробовал несколько боевых движений и был поражен той легкостью и естественностью, с которыми они у меня получились.

Так мы с Шунсом и просидели несколько часов, настороженно ловя движения друг друга и точа ножи. Шунса сменил Олаф, но этот просто сидел, наблюдая за мной. Так же повел себя и Карто.

К утру я чувствовал себя как выжатый лимон. Спину ломило от долгого сидения на одном месте, обожженная рука болела. Но когда я увидел помятые лица наемников, это все окупило: спокойно спавшие всю ночь люди с такими рожами не встают. Ну и правильно. Обвинить человека в предательстве, а потом слушать всю ночь, как он у тебя над ухом точит нож, и спокойно спать?! А нефиг было! Может, они учтут ошибки и прирежут меня уже сегодня втихую, но немножко я им все-таки отомстил.

Нож рыбкой нырнул в ножны, камень я на всякий случай положил в сумку, а сам с удовольствием потянулся и отошел от костра размяться. Самое удивительное, что никто и словом не обмолвился о прошедшей ночи. Все занялись своими делами – кто костром и готовкой, кто утренними процедурами. Так же молча выделили мне пайку, потом Текло помог мне оседлать лошадь, подробно объясняя все нюансы и хитрости. Оказалось не так уж и трудно.

Когда мы тронулись в путь и по-прежнему ничего экстраординарного не произошло, я даже засомневался – а не дурак ли я? Может, я все придумал? Но сам себя одернул. Все, что нужно, было сказано вчера. Ночью меня проверили, я не испугался, и меня на время оставили в покое. Но это ничего не значит. Любой мой поступок, который покажется сомнительным с точки зрения наемников, разрушит настороженное перемирие, и они церемониться не станут. Ну и черт с ними.

Этот день показался мне очень длинным. Тепло, мерное покачивание разморили меня. Пристроившись последним, я даже подремал немного. Но час проходил за часом, а мы и не думали останавливаться. Солнце поднялось к зениту, затем начало опускаться, а мы по-прежнему ехали без остановок. Сначала это удивило, потом снова появились нехорошие подозрения. Пайку не дают – это ерунда, как-нибудь переживем. Но куда мы так торопимся? Или от кого? Очень хотелось спросить, очень, но я себя пересилил.

Между тем мы добрались до какого-то перекрестка, и дорога стала заметно лучше. Не широкая, но чувствовалось, что по ней достаточно много ездят. А часам к четырем добрались и до большого постоялого двора на краю деревни. Я думал, что мы сюда заехали перекусить, но Текло скомандовал, и наемники стали расседлывать лошадей.

– Текло, в чем дело? То мы едем без обеда, то засветло останавливаемся на ночлег. Может, объяснишь?

Текло покосился на меня, но до объяснения все-таки снизошел:

– Впереди неприятный участок пути, лес. Останавливаться там на ночевку можно только в крайнем случае. Поэтому мы сейчас будем отдыхать, а с утра пораньше отправимся в путь.

Очень интересно. Но ко мне не имеет никакого отношения, значит, я могу действовать свободно. Я небрежно перебросил поводья своего коня Текло.

– Ну что ж, счастливого пути. А я поеду куда-нибудь в другую сторону. Да, я с вами был целых два дня, так что с тебя два серебряных, – вовремя вспомнил я о деньгах и о возможности хоть немного повредничать напоследок.

Но Текло не повелся и не стал спорить, как базарная баба. Молча достал монеты и протянул мне. Ни «спасибо», ни «пошел ты…». Так же молча развернулся и ушел. Даже стало немного обидно. Понятное дело, что следующая совместная ночь может стать для одного из нас последней, но, когда с тобой расстаются вот так, равнодушно, как с ненужным мусором, это тоже задевает самолюбие. Ничего, я теперь почти богатый, переживу и это, не пропаду. Здесь мне делать нечего, а в деревне, может, покормят, а глядишь, что-нибудь интересное подвернется.

Надежды оправдались, но только наполовину. Деревня оказалась довольно странной. То, что праздношатающихся на улицах нет, вроде понятно, работы на земле всегда полно. Удивили высокие глухие заборы, окружавшие почти все дома. Раньше я считал подобное признаком зажиточности или нехорошего характера. Но чтобы вся деревня такая? И в каждом дворе очень злые, судя по лаю, собаки.

Единственным веселым моментом стала ватага мальчишек, игравших на пустыре в местный футбол. Вот эти были нормальными. Шумные, горластые, они бестолково бегали толпой, лишь изредка попадая по мячу. Ворот не было, деления на команды и правил (если они были) я не понял. Но весело, шумно и интересно. Минут десять я наблюдал за мальчишками, забыв про все на свете. Эх, детство золотое, когда единственной проблемой было сбежать на улицу, пока родители не придумали какое-нибудь «полезное» занятие…

Подкатившийся под ноги мяч сначала хотел просто пнуть, но в последний момент заинтересовался – слишком уж легко он катился. Вряд ли здесь на каждом углу продают настоящие футбольные мячи, а на тряпичный он совсем не походил. Мальчишки подбежали, смотрели настороженно, но почему-то не сказали ни слова, когда я взял мяч в руки и стал рассматривать. Грязный, но очень легкий шар, чем-то напоминающий то ли поролон, то ли пористую резину. Мягкий, но не крошится и даже немного тянется. В голове появились какие-то неясные ассоциации. А, потом вспомню. Уронив мяч на землю, попробовал изобразить несколько обводок и финтов из моего детства. Мальчишки сначала не поняли, потом заинтересовались, и следующие полчаса я играл один против всех, стараясь не уронить честь Земли. В конце концов меня задавили численностью. А когда объяснил понятие паса, да еще и обозначил ворота, играть стало совершенно невозможно – если мяч попадал к мальчишкам, его было не отобрать. Улыбаясь, я поднял руки, показывая, что сдаюсь, и улегся на краю поляны, наслаждаясь забытым чувством беззаботного детского счастья. Вроде такая мелочь – мячик попинать и побегать с ребятней, но на душе стало легко и радостно.

Мальчишки тут же устроились рядом и стали требовать показать что-нибудь еще. Но какой из меня тренер – сам в детстве играл чуть получше, чем они.

Подтянув к себе мяч, еще раз ощупал его. Странный какой-то.

– Эх, мне бы такой! А то у нас мальчишкам приходится из старых тряпок делать. Но где же его взять-то? – на всякий случай спросил я.