Молнии исчезли, но вместо них на доведенных до состояния крайнего ужаса солдат с небес обрушился ливень жидкого огня, с легкостью прожигающего доспехи.

Шестнадцатый легион превратился из воинского подразделения в обезумевшую толпу. Люди в тяжелых латах лезли буквально по головам своих собратьев, или, размахивая мечами и безжалостно полосуя собратьев по оружию, пытались расчистить себе дорогу к бегству.

Смерть была их уделом, а с неба, окутанные слабой дымкой магии, падали струи безжалостного магического огня.

Когда огненный шквал утих, и погасло свечение могущественной магии... от шестнадцатого легиона не осталось ни единого человека.

Громадная выжженная площадка, заваленная комками ноздреватого металла, в которые превратились оружие и доспехи, и множеством обгорелых костей. В воздухе стоял отвратительный запах горелого мяса.

Весь легион был уничтожен в течение нескольких минут. Никто не выжил.

Двадцать восьмой легион походной колонной шел по бескрайнему полю, где из земли мириадами поднимались незрелые колосья пшеницы. Тысячи подбитых сапог методично подминали под себя будущий хлеб, оставляя за собой широкую полосу вытоптанной земли. Солдаты беззаботно сняли шлемы, убрали щиты и неторопливо шагали вперед лениво переговариваясь. И даже офицеры расслабились. В этом мире попросту не было врагов. Никто не поднимал меч, чтобы напасть на нежданных пришельцев, никто не выстраивался в боевые порядки, чтобы встать на пути неотвратимо надвигающегося легиона. Многочисленные деревни, подвергнутые разорению и полностью подчиненные Вал-Накину, уже остались позади.

За все время, прошедшее с тех пор, как двадцать восьмой пехотный легион покинул свой родной мир, погибло всего лишь восемьдесят четыре солдата. Такие большие потери оправдывались неудачей при переправе, когда перевернувшаяся лодка мгновенно отправила на дно почти полсотни легионеров. Никто из них не смог выплыть - тяжелые кольчуги не давали ни единого шанса. От руки врага пока не погиб никто.

Опасности не было. Местные жители никогда не нападали первыми. Они защищались, когда кто-либо угрожал их дому, но в остальном... "Настоящие бараны, ждущие прихода мясника". Так однажды сказал сам король, а теперь эти слова со смехом повторялись чуть ли не по сотне раз каждый день. Бараны, ждущие мясника. Разве баранов нужно бояться?

Двадцать восьмой пехотный легион шел на юго-запад, направляясь к одному из самых крупных городов в этой части мира. Город назывался Лактос, а жило там, по меньшей мере, пятьдесят тысяч человек, которым предстояло стать подданными Вал-Накина. Легион шел.

Никто так и не понял, как это произошло.

Вроде бы резкий порыв ветра принес густое облако пыли. Красноватая пыль на несколько минут окутала весь легион, заставив солдат недовольно чихать и ругаться, и унеслась дальше, безобидно рассеиваясь. Никто из легионеров не видел, но едва только пыль оседала на землю, как тут же таинственным образом меняла цвет, превращаясь из красноватой в обычную серую. Магия покидала эти маленькие частички земли, истаивая на воздухе тоненькими едва различимыми сгустками голубоватого сияния. Волшебники Таулуса не хотели смерти своих подданных, защитив их от своей же магии. Но легион был уже обречен.

До самого вечера солдаты двадцать восьмого пехотного легиона шли как ни в чем не бывало. Они переругивались, обменивались пошлыми басенками и беззлобно проклинали жаркую погоду - обычная солдатская болтовня. Но вечером, едва только были установлены палатки и выставлены часовые, в палатку к армейским лекарям явилось необычайно большое количество больных. Симптомы у всех были одинаковыми: тошнота, головная боль и потеря ориентации.

Ничего не понимающие лекари делали все, что было в их силах, но ничего не помогало. Эликсиры, настои, припарки и кровопускания оказались бесполезными.

Первый больной солдат умер сразу после полуночи, изойдя кровавым кашлем. К тому времени уже половина лагеря с трудом могла стоять на ногах.

Лекари трудились в поте лица, стараясь, по крайней мере, облегчить участь больных. Тщетно. Сами они свалились с теми же симптомами уже ближе к рассвету.

Восход солнца сопровождался надсадным кашлем и стонами. Не могло быть и речи о том, чтобы двигаться дальше. Только несколько человек еще могли подняться на ноги. Над лагерем уже начали собираться стервятники.

Когда солнце достигло полуденной отметки, все было кончено. Никто не выжил. Даже лошади погибли в судорогах.

От двадцать восьмого пехотного легиона не осталось ни единого человека.

Тридцать третий легион походной колонной шел по холмистой местности, изрезанной сотнями оврагов. В стороне от медленно ползущей стальной лавины возле самого горизонта виднелась далекая полоска туманной дымки - щит, за которым лежала Бездна. Тысячи подкованных копыт взрывали землю и вытаптывали траву. Солдаты беззаботно сняли шлемы, убрали щиты и неторопливо шагали вперед лениво переговариваясь. И даже офицеры расслабились. В этом мире попросту не было врагов. Никто не поднимал меч, чтобы напасть на нежданных пришельцев, никто не выстраивался в боевые порядки, чтобы встать на пути неотвратимо надвигающегося легиона. Несколько деревень, а вместе с ними и один из крупных городов, подвергнутые разорению и полностью подчиненные Вал-Накину, уже остались позади.

За все время, прошедшее с тех пор, как тридцать третий легион конных рыцарей покинул свой родной мир, погибло всего лишь девятнадцать солдат. И большая часть скончалась от естественных причин. От руки врага погибли всего два человека.

Опасности не было. Местные жители никогда не нападали первыми. Они защищались, когда кто-либо угрожал их дому, но в остальном... "Настоящие бараны, ждущие прихода мясника". Так однажды сказал сам король, а теперь эти слова со смехом повторялись чуть ли не по сотне раз каждый день. Бараны, ждущие мясника. Разве баранов нужно бояться?

Тридцать третий конный легион шел на восток, двигаясь вокруг щита и проводя общую разведку местности. Солдаты действовали согласно приказу короля: повернуть на восток и попытаться обойти туманную стену или найти проходы на ту сторону. Легион шел.

Никто так и не понял, как это произошло.

Светловолосый лейтенант почесал затылок и, прищурившись, взглянул в ту сторону, куда указывал палец усатого разведчика. На вершине холма, едва различимые с такого расстояния, виднелись несколько человеческих фигур.

- Сколько их там.

- Около пяти десятков.

Лейтенант хмыкнул. Пятьдесят человек не смогут причинить какой-либо существенный урон целому легиону рыцарей, даже если все они там - великие мастера меча. Опасности нет, но все же...

- Сержант!

- Господин лейтенант?

- Возьми свою сотню и разберись вон с теми ребятами на холме...

И в этот момент на вершине далекого холма полыхнула ослепительная вспышка, из которой вырвался толстый пучок света, обрушившийся на стройные ряды тридцать третьего легиона. Этот пылающий луч буквально пропорол строй рыцарей, превращая людей в обугленные головешки. Крики смешались с отчаянным лошадиным ржанием. Рыцари с проклятиями вылетали из седел и с громким лязганьем лат падали прямо под копыта своих собственных коней, испуганно мечущихся в состоянии непередаваемого ужаса.

Снова мелькнула далекая вспышка света, и сразу же на смешавшиеся ряды солдат обрушилось еще одно пламенное копье. Сияющая ярче солнца полоса с шипением вспорола склон холмика и разом превратила в пепел несколько сотен человек. Неразбериха усиливалась, превращаясь в настоящий хаос.

Немного в стороне от основных рядов лейтенант, отчаянно ругаясь, пытался организовать хоть какое-то подобие порядка и контратаковать засевших на дальнем холме колдунов. Строй медленно готовился к столь любимому на Вал-Накине таранному удару конных рыцарей, когда неотвратимая лавина закованных в латы рыцарей, сверкая сотнями копий, монолитно бросается на врага. Грозная сталь алчет человеческой крови, а то, что сможет уцелеть после этого удара, погибнет под копытами следующей шеренги.