* * *
Повезло – всего-то обшарили. Правда, отобрали много нужного, в том числе почему-то фляжку. И амулет Аманды – жаль. Играть в помирашки всё-таки лучше в компании памяти про красавицу нойя.
– Вы хотели найти тут ответы, да? Вы найдёте, я обещаю. Услышите даже больше, чем ожидали. Награда, раз вы увидели. Понимаете? А может, вы даже сможете посмотреть. До конца. Увидеть, чем закончится с вашим напарником. Это зависит от вашего поведения. Понимаете, да?
Выглядел Трогири так, будто его лихорадило от предвкушения. Бормотал: «Сейчас, сейчас». Хлыщ с манерами дурного официанта в низкопробном ресторанчике. Когда тот пытается подготовить клиента к фирменному блюду.
Например, к странному, придушенному скрипу в коридоре. Будто от телеги старого Тодда.
Дверь распахнулась, и один из слуг вошёл, толкая перед собой кресло на колёсах. В кресле полулежало что-то скрюченное, изломанное, с седыми космами – и пронзительными, сумасшедшими глазами. Знакомыми глазами. Теми самыми, которые тут смотрят с каждого портрета.
Вот тут-то я остро пожалел, что у меня забрали фляжку. Гороховое пюре прыжком устремилось наружу, я хватанул воздух, неловко дёрнул правой ладонью – сбил заклинание «Холодной головы». Черти водные, не мой день, наверное. Или не мой год.
Или десятилетие.
Похожий на полураздавленного паука старик в кресле приподнял подбородок. Уставился серо-жёлтыми круглыми глазами хищной птицы.
– Не надо магии, – сказал Мейс Трогири.
Смешок у него был тоже будто сломанным в нескольких местах.
– На зале блокировка – ослабляет Печать. Тейенх – хороший проводник для чар и артефактов. А наши люди будут бить от порога. Убьют вас раньше, чем мы побеседуем.
Я выразительно хлопал глазами да хватал ртом воздух. Грызун внутри дергался, подначивал: «Больше удивления, давай. Ты же чуешь? Ему же этого хочется!»
– Не мож… не может быть. Вы… вы же м-м… м-м-м…
– Мёртв, – проскрипел Мейс Трогири. Голова у него кренилась на правую сторону – будто он собирается тебя пристально оценивать. – Не ожидали?
– Постойте-ка… Вы же говорили, – тут я ткнул пальцем в Трогири-младшего. – Рассказывали, как вашего отца убил этот самый Зверь! Что вы это видели. То есть, это всё…
– Ложь, – подтвердил калека. – Мой сын ничего не стоит как охотник. Зато талантливо пересказывает истории, которые придумывают для него.
Изломанный старик пялился со своего кресла. Высохший, костистый и менее живой, чем любой из его трофеев в этом доме.
– Вы любите тайны, молодой человек? В грязных газетёнках бы душу продали за то, что вы сейчас узнали. Ты помнишь эти их заголовки, Нарден? «Конец лучшего охотника Кайетты». «Величайший охотник не устоял». «Случайность или закономерность?»
На самом-то деле тайны я ненавижу всеми фибрами грызуньей души. От тайн сплошь неприятности. Порча пищеварения, вечный алкоголизм и ранняя смертность. Но что-то мне подсказывает, что открутиться у меня не выйдет.
– Да, Нарден, помнишь, конечно. Нарден был молодцом. Когда рассказывал им. Тварям с блокнотиками и запоминающими артефактами – эти твари под ноги мне стелились в годы славы. А стоило упасть – налетели, как горевестники. Дежурили здесь толпами, да, Нарден? «Ваш отец встаёт?» «Как он допустил оплошность?» «Что это было за животное?» «Как всё случилось?»
Сыночка Трогири понурил голову и завздыхал от тяжких воспоминаний. Скрипучий голос бывшего великого охотника остался всё таким же мерным.
Будто несмазанная телега едет и едет по ровной дороге.
– Вы, молодой человек, слышали обо мне. О моих подвигах. Первый в Кайетте, больше двадцати лет.
– Да у нас в вас так-то дети играли в дерев…
– Я был больше, чем охотником. Да… куда больше. Моя слава. Моя репутация. Я показал другим путь. Показал, что не нужно бояться. Я дал понять этим тварям… что человек властен над природой. Выходя с ними один на один… Я был хозяином. Властителем.
Что-то мне эта милая философия напоминает – и не только рассуждения Нэйша о вершине цепи. Мейс Трогири был прогрессистом? Вир побери, ну не защитником же бестий, в самом-то деле!
– Потому нельзя было дать им узнать, как всё случилось. Вы же понимаете, молодой человек? Легенда должна оставаться легендой. Подвиги – и героическая гибель. И мы сказали, что это был виверний. Распустили слухи, что мантикора. Один хороший, прикормленный писатель даже тиснул книжку. О величайшем охотнике, который почти одолел стаю алапардов на «кровной мести» – убил двух, не устоял перед третьим. Почти как в Энкере… Вы не читали? Достойно написано. Ложь, конечно. Это сделал не алапард и не виверний.
– Медведь, – вышептал послушный сыночек и весь перекосился от страдания, глядя на папочку. – Это был медведь.
Медведь – в смысле, даже не бестия?! Я выдал степень изумления, которую приберегал для чуда, вроде «Тербенно возглавил Корпус Закона».
Трогири издал слабое одобрительное кряхтение.
– Удивлены? Я вижу, удивлены. Но это не ложь. Я ходил на самых сильных магических тварей Кайетты. Мой атархэ никогда не промахивался, а Дар Воздуха по силе не уступал прославленным боевым магам. Нет, я не участвовал во всех этих глупых турнирах. Просто знал, что мог бы победить. А в тот день… я до сих пор не знаю, что случилось в тот день. Расскажи ему, Нарден.
– Но я…
– Расскажи. Ему.
Пронзительные глаза кольнули сына взглядом – и Трогири-младший вытянулся. Заговорил, задыхаясь и дёргаясь, заглаживая причёсочку до зеркального блеска. Они с отцом охотились в Тильвийских болотах. Бестий не попадалось третий день, а накануне встретились с поклонниками отца. Потом вышли с утра, наткнулись на следы большого медведя.
– Отец тогда… он готовил меня как охотника. Не-бестия – это просто. Мы пошли вдвоём…
Он рассказывал скверно: сбиваясь, запинаясь, подбирая слова. Но я почему-то без труда это представлял. Только малость иначе, чем то, о чём мне нёс Нарден Трогири.
То, как это было на самом деле.
– М-может, нам не следует идти, отец? Вчера было…
– Как мать ухитрилась сделать из тебя такую бабу? Что? Налакался вина ночью, слабак? Я охотился на яприлей во владениях Вельекта! Винного магната! Можешь себе представить, сколько мы пили?! Смотри след, недоделок!
Хриплый рык бывалого охотника и слабые, заикающиеся возражения его сына. Тот кажется подростком на фоне отца – высокого, плечистого. Уверенно шагающего по звериной тропе.
– Просто не удалось поспать… и тебе ведь тоже…
– Так прими бодрящего и не топчи мне мозг!
– М-мать говорит – это вредно, особенно если подряд несколько ночей… И после спиртного…
– Травники все сдвинуты на этом «ой, да нельзя». Слушай мамку больше – скоро в платье оденет. Зелье после винца только лучше работает. Лакай бодрящее и заткнись.
Комары звенят в воздухе – в Тильвийских болотах комариный рай. Хлюпают лужи, стонет какая-то птица – тоже забыла похмелиться с утра…
Медвежий след находится сбоку тропы – громадный, косолапый. Охотник приглядывается, выполняет «поиск» с Печати, хмыкает: «Большой серый, один, тысяча шагов. Пирует на падали».
– М-может, нужно было… взять свору?
Но отец только фыркает: какая свора – там не мантикора, не альфин. Всего-то медведь – в самый раз, чтобы наследничек показал себя…
– Твоя добыча.
– Это было… для меня, – сынок-Трогири оскалился страдальчески. – Мой трофей. Только я… никогда не умел как следует. Отец сделал всё правильно. Он вывел меня на добычу с нужной стороны. Поставил щиты, чтобы зверь не услышал и не увидел. Мне осталось только бить.
Он ни черта не понимал, этот сорокалетний придаток своего чокнутого папашки. А я всего-то восемь месяцев пробыл в питомнике. Но я понимал куда лучше.
Мейс Трогири облажался. И не просто, а как по учебнику. Выперся на охоту после пьянки. С недосыпа. Под бодрящим, да после спиртного – чудо, что он туда вообще дошёл. Милейшая Аманда остерегала: так и так, сладенький, «Глаз стража», конечно, после спиртного действует даже с большей силой… только вот один приём по тебе вдарит так, будто ты три ночи лакаешь бодрящее. А после этого… ты видел, как хорошо себя Мел чувствует, да? Что ты говоришь, как-то раз она даже совсем вырубилась? Дар её вырубил – тут вернее. Потеря контроля, какая неприятность.