Если переживёт ночь.

«Отпразднуем?» – робко спросила крысиная сущность внутри. «Не говори гоп», – не согласился внутренний голос. Я в их разборки встревать не стал. Малость улучшил вкус блюд, полив их антидотом. Героически запихнул в себя пропитание.

Пальцы чесались от желания пошмыгать по поместью, но раз – лучше шмыгать, когда стемнеет, два – надо выяснить, что там с распорядком дел хозяина, три – а что ты там хочешь найти-то, Гроски?

Для начала – Водную Чашу. Связаться с Гриз, сообщить, где мы, сказать, что есть хорошие новости и плохие, хорошие – мы, возможно, нашли причину такой убыли охотников в Кайетте… Дальше – что? Тут где-то может быть объяснение, с чего это Мертейенхский отшельник отъехал кукушечкой и пытается убивать охотников?

«Осмотри дом, Лайл…»

Да понял я, Боженьки! Ты-то почему посчитал, что это так важно? Тебе-то что сказал этот дом, похожий то ли на музей, то ли на выставку, то ли на логово ошизевшего коллекционера…

Я замер, глядя на пушистую шкуру серебристого йосса на полу, под ногами.

Трогири относился к «трофейщикам» по классификации Мел. То-то у него все коридоры и холл уставлены и увешаны добычей с прежних охот. Для такого зрелища у знатных охотников непременно есть трофейный зал. Чтобы можно было водить гостей на погляд, взмахивать рукой, рассказывать: «А вот этот виверний почти достал до меня своим пламенем и убил двух лучших собак, жаркая была схватка!» А здесь – всё поместье прямо как трофейный зал, и если подумать…

Очередная тень скользнула в комнату, прихватила поднос с тарелками. Выдала торопливый реверанс, готовясь утечь в дверь.

– Стой.

Замерла на полушаге, на полувздохе.

– Прикрой дверь и повернись. Как тебя зовут?

– Альма, господин.

Голос тусклый, будто стёртый.

– Давно работаешь здесь?

– Шесть лет, господин.

Взгляд прямо перед собой. Равнодушный, бессмысленный, какой бывает, когда тебя тысячу раз ломают. Как у полностью покорного раба… да дери ж меня мантикора.

– Ты из Тавентатума, – пробормотал я. – И остальные оттуда.

Вот, стало быть, откуда Мертейенхский отшельник набирает верных и исполнительных слуг. На рынке рабов умеют доводить до полнейшего подчинения.

Тарелки на подносе пугливо зазвякали, я подхватил поднос, отставил на комод.

– Здесь где-нибудь есть Водная Чаша? Ты знаешь?

Мотает головой, глаза испуганные. Или не знает, или запрещено говорить, через запреты она не полезет.

– А зал трофеев? Ну, место, где хозяин хранит свою… изюминку коллекции. Главное место в доме.

– Да, господин. Трофейный зал в левом крыле.

– Можешь меня провести? Твой хозяин обещал мне осмотр поместья, вот я и решил пораньше начать.

– Да, господин.

У рабов такое бывает, говорил кузен Эрли. Если не было прямого запрета – то можно и обойти.

– Вот ещё что. Альма. Господин Трогири сейчас где? Какой у него распорядок?

– Господин… – она запнулась, – Трогири в своей Комнате Уединения. Не разрешено тревожить, пока он не даст приказаний.

– Стало быть, мы его тревожить и не будем, – Мне только на руку, если Нарден Трогири завязнет в своём уединении (это что, дивный эвфемизм уборной?) до ужина. –Тебе приказывали наблюдать за мной? Доносить кому-нибудь, что я спрашиваю и как себя веду?

Девушка замотала головой совсем уж панически. Бедолажка, лет двадцати трёх, с хорошеньким личиком… обращённая в тень дельцами, вроде моего покойного кузена.

– Только… если будут распоряжения о блюдах… или если добавки.

Мысль о двух порциях горохового пюре без соли повергла меня в пучины ужаса.

– Чудненько. Давай ты меня отведёшь только до этого самого зала. А я уж там сам поброжу. Потом вернёшься, соберёшь посуду и пойдёшь своей дорогой.

– Я… могу сразу с посудой, господин. Это по пути.

Всё-таки их тут заколотили не полностью. Внушает сколько-то надежды.

Светильники в коридоре так и не зажглись, и в полутьме только ярче разгорались тейенховые жилы на стенах и потолке. Переливались то огнём, то мягким оранжевым свечением. Альма скользила впереди. Я крался следом, временами увязал ногами в пушистых шкурах или шарахался от очередного чучела (вир побери, кому в голову пришло выставить на повороте гарпию, да ещё вставшую на дыбы?!). Головы альфинов и виверниев со стен провожали глазами равнодушно. Слуг не попадалось, это радовало.

– Тут артефакт, господин, – предупредила Альма и шмыгнула дальше, прижимая поднос к животу.

Ну да, никто же не говорил о том, что зал будет открыт, верно? Ладно, поглядим, что у нас тут. Механизм засова из тейенха, никто и не сомневался. Для надёжности вмурован запорный артефакт из яшмы. Откликается на приказ владельца, скорее всего. Теперь вопрос – насколько искусно сделан, потому что если достаточно прост, то…

Этому трюку меня обучил контрабандист, который снял мои кандалы после Рифов.

«Отпирающий кристалл – один на барак? Ха, ты ещё скажи – у законничков кристаллы для оков все отличаются. Эй, друган, ну-ка мне бутлю рома…»

У меня бутылки не было, так что я достал из кармана фляжечку. Фляжечка уютно прикорнула напротив «горевестника», и завёл я её носить с девятницу назад, как средство, смягчающее работу с Нэйшем. И за девятницу успел увериться, что виски – это слабовато, надо бы что покрепче туда залить.

– Твоё здоровье, – пробормотал я и щедро окропил запирающий артефакт спиртным. Простейшие «засовы» на кристальной структуре не перестают от такого работать. Зато перестают узнавать «подпись» ключа. К примеру, одним отпирающим рифским кристаллом можно вскрыть любые рифские кандалы.

Для надёжности я всё-таки дал малый импульс холода на дверь – поможет, если там есть сигналки, которых я не увидел. И потом положил руку на артефакт, пожелал: «Откройся!»

Дверь из тейенха огорчённо крякнула, пропуская меня внутрь, в тёмный, украшенный неизменными волнами тёплой древесины зал. Я защемил фляжку между створок двери – чтобы выбраться обратно – и шагнул. В глаза дало острым, алмазным блеском. Клинок? Ещё и украшенный драгоценностями, изогнутый… даматский, что ли?

За клинком на стене расположился лук. Дальше – меч. Аккуратно размещённый на белом фоне, чтобы не теряться среди сплошных извивов тейенха. И уже ведя взглядом дальше, от одного белого пятна к другому, я понимал, что вижу не просто коллекцию оружия.

– Чтоб тебя, – шёпот был сиплым и до последней степени не моим. – Чтоб вас всех…

Висит одинокий капкан – щерится зубьями, в которые вмурованы мелкие блестящие камешки. Рой метательных клинков замер на белом. Арбалет, ещё арбалет, и вот что-то похожее на палладарт, только без цепочки. Восточное оружие. Северное. Ловушки из Тильвии, Вейгорда, Ирмелея – и всё это бросается в глаза, наплывает со стен. Так много, чертовски много, не меньше двух десятков – я стоял, а все они словно кружили вокруг, подмигивали, шептали…

«Мы не ушли, – обижались горько. – Мы мастерски расставляли ловушки – и попались в ловушку сами. Били дичь лучше других – и сами стали дичью. Мы думали, что зверю не уйти от нас. Но не ушли сами…».

Полка вслед за коротким луком-атархэ была пустой. И ещё несколько – чистых белых пятен, заботливо подготовленных к пополнению коллекции, при взгляде на них дурнота накатывала сильнее. И въедался под кожу истиной ознобный шёпот местных трофеев: «Уйти не дано никому. Тебе уж точно, Гроски».

Нужно было отвернуться. Добраться до двери, рвануться вон – и обдумать, выработать план… Но я всё стоял посреди окончательных доказательств – куда подевались охотники-одиночки Кайетты.

Звук открывающейся двери я принял как должное. И свет, который вспыхнул под потолком. И дребезжащий от восторга голосок:

– Я вижу, вы нашли сердце коллекции.

Рядом с младшим Трогири стояло четверо слуг. Три Печати огня и боевой амулет воздуха.

–Я хотел показать вам после ужина, а вы оказались таким нетерпеливым. Испортили весь сюрприз. И как вы открыли дверь? Впрочем, это ничего, ладно. Раз уж вы знаете теперь эту маленькую тайну… – он кивнул слугам. – Подготовьте его.