Она кажется такой хрупкой в это мгновение, хрупкой, сомневающейся, уставшей – хочется протянуть руку, коснуться её, сказать какую-нибудь глупость про «всё непременно будет хорошо»…

В миг, когда я решаюсь, Гризельда Арделл поднимает подбородок, и под ресницами у неё взвивается колдовское зелёное пламя.

– Олсен, - говорит она.

Тороплюсь сделать вид, что просто хотел взъерошить волосы.

– Вдова Олсен, – поясняет невыносимая и вскакивает на ноги. – У вас же, вроде, возникло взаимопонимание с благотворительницами? Потрясите и их тоже – вдруг кто-то что-то слышал насчёт Касильды Виверрент и этого всего…

Жест её, по всей видимости, обозначает безобразие, которое творится при Айлорском дворе.

– Про этого Эвклинга-Хоррота тоже постарайтесь узнать. Начнут спрашивать, зачем это вам – напускайте тумана и закатывайте глаза – мол, не можете рассказать, но это так важно, так важно… Гроски как-то сказал – с этими дамами работает. Хорошо бы за сутки получить какие-нибудь результаты. А ещё лучше…

А ещё лучше раньше, киваю я. Нужно быть острым и стремительным, словно Дерк Горбун со своим клинком на арене. Я ведь слышал слова Аманды, когда она только осматривала Касильду Виверрент в покоях, куда её отнесли.

«Скорей ищи лучшего из людей, сладенькая, –- вот, что она сказала. – Яд будет набирать силу. Первые сутки – самые лёгкие. Хватит симпатии или влюблённости. Хватит безответной любви. Но дальше она будет всё глубже будет уходить в чёрный сон – и нужно будет чувство всё сильнее, чтобы вывести её обратно».

Арделл уже у двери и улыбается мне на прощание. Кутаясь в тени, как в шаль.

– Спасибо за помощь, Янист. Работайте. И… смотрите по сторонам, хорошо?

Как будто я могу смотреть по сторонам, когда она – здесь.

Но её уже нет в комнате – только растворённое в воздухе тепло улыбки да запах осенних листьев – запах её волос.

Я гляжу на дверь и ощущаю себя Мечником, которого его Дама благословила перед аканторским турниром.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

Всё сделано, и от тебя ничего не зависит.

Она идёт по коридорам в цветах и каменных кружевах. Минует залы, наводнённые вазами и картинами, инкрустированными столиками и котами.

За прекрасной, безупречной, изящной оболочкой – крепость. Как внутри женщины, которая любит лучшего из людей.

Движения слуг – отточены, нацеленны, в них нет страха. Командиры отделений (старшая над горничными, старший по кухне, старший над садом) докладывают обстановку. Ведётся эвакуация всех, у кого нет сердечных наклонностей. Семейные пары опрошены на предмет измен и верности чувств. Некоторые отказываются признаваться – можно ли применить зелья истины? Помощь не нужна, наш травник всё приготовит.

Её отыскивают, где бы она ни была. Почтительно склоняют голову. Все уже в курсе обстановки. Все всё понимают. Да, конечно, неразглашение. Да, госпожа просто занемогла, расстроена после ссоры с мужем. Да, если вызовут через Водную Чашу – сказать, что отлучилась, совершает прогулку в оранжереях, не может принять из-за головной боли…

– А госпожа… поправится? – заглядывает в глаза молоденькая горничная, и словно трескается слой штукатурки на стене, – Гриз видит тревогу и привязанность, опаску, желание помочь.

С «лучшим из людей» слуги помочь не могут: все под клятвами служения. И даже вряд ли что-то знают. Да, госпожа, бывает, ссорится с мужем, если тот приезжает. Нет, её не навещают мужчины (Гриз, задавая этот вопрос снова и снова, чувствует себя посягнувшей на честь Касильды Виверрент). Да, она часто посещает балы и приёмы. Да, её приглашают на танцы…

Гриз пытается сменить тактику. Выспросить– кто из придворных был сколько-нибудь близок к Касильде Виверрент. Предельно общие вопросы – на них не должна распространяться клятва служения.

Ответы погребают под лавиной имён. Касильду Виверрен ценят в обществе. За благотворительность, за разумные советы и добрый нрав, за противостояние своему мужу. За то, что она подарила Айлору новую королеву.

Пару раз звучит имя Хорота Эвклингского. И один раз – нечто интересное.

– Ещё, наверное, Йеллт Нокторн, – вспоминает одна из служанок, которые сопровождают госпожу в поездках на светские приёмы. – Бедолажка, спаси его Тарра Премилосердная – как же он придумал, на дуэль…

Тут она ойкает и замолкает, испуганно тараща глаза, и Гриз понимает, что дальше – уже граница клятвы. Гроски говорил что-то о Нокторне, нужно бы спросить у него или у Олкеста, тот просто кладезь информации…

Так и хочется припасть.

Гриз ловит себя на крамольной мысли – и старается казнить мысль, вышвырнуть за ворота крепости, нет, лучше со стены сбросить (можно ли варгам убивать мысли?), и сердится на себя, повторяя – тысяча, тысяча дел…

Утешительная ложь. Командиру незачем проверять посты в этой крепости. Мастер докладывает, что он и два его ученика занимаются поисковыми артефактами. «Попытаемся использовать следы этой отравы в крови жертв, но следы очень слабые, неизвестно, получится ли у нас». Над артефактами холода тоже работают – и можно будет быстро закупить партию, раздать слугам, если вдруг кто-нибудь увидит веретенщика. Распорядитель поместья дал добро, считает ли госпожа Арделл такое решение целесообразным? Госпожа Арделл кивает, подкидывает ещё вопрос: как насчёт манков или отпугивателей для ложных василисков? Мастер учтиво кланяется: да-да, весьма ценная идея, непременно, сейчас же…

Мел и Хаата работают по территории, Янист перебирает сплетни, Нэйш где-то втирается в доверие к служанкам, Лайл пытается выяснить – откуда взялись веретенщики… Аманда и Уна – у постели Касильды Виверрент, одна пытается снять отравление, другая слушает сны… куда впишешь себя, Гриз Арделл?

Если уж ты нынче командир в этой крепости – тебе принимать нелёгкие решения. Слать гонцов и выступать на переговорах – только вот с кем?

Человек с неприметным лицом. Час будешь смотреть – не вспомнишь. Олицетворение Печати Воздуха на своей ладони – потому что словно возникает из ниоткуда прямо на пути у Гриз, в коридоре.

– Госпожа Арделл, – почтительный наклон головы, – с вами хотят побеседовать. Прошу – здесь недалеко.

Недалеко – деревянная дверь, ведущая в теплый полумрак гостиной. Проводник делает приглашающий жест – и после первого же шага Гриз окутывает искристая темнота. Звездная ночь глядит в окна. Лунные отблески скользят по пушистому ковру – как по морским волнам. Слабым сиянием откликается бархат кресел, а в камине подпрыгивает, изнывает от ласки пламя. Бросает отблески на кресло, повернутое к камину.

Вокруг кресла, в отблесках огня, витают знаки. Зловещие символы.

Вот трость с серебристой головой лисы – прислонена к подлокотнику. На самом подлокотнике покоится правая ладонь. Затянутая в черную тонкую перчатку. Так, что не видно Печати.

Последним знаком становится голос.

– Госпожа Арделл. Я как раз хотел задать вам вопрос…

Эвальд Шеннетский разворачивается к ней лицом и вскидывает брови:

– Вам нравятся котики?

* * *

– Котики, – повторяет Гриз, глядя на Эвальда Шеннетского, Хромого Министра. Самого могущественного человека в Кайетте после Кормчей.

У него улыбка озорного мальчишки – на бледном лице писца или жреца. Глаза – не понять какого цвета – отражают каминное пламя. Темные брови приподняты в ожидании ответа.

– Котики, госпожа Арделл. Вам нравятся котики? Мне вот очень.

На коленях у Эвальда Хромца – котик. Откормленный, серый с белой грудкой.

– Даггерн – мой любимец. Вылитый Даггерн Шутник, да упокоится его тень в Вечном Омуте. И к политике он относится примерно так же, как покойный король. Раньше я держал Дагги в своей резиденции… пока он не пометил сапоги послу Даматы. После этого пришлось удалить его величество в небольшую ссылку. Впрочем, у него судьба всё равно счастливее, чем у его тезки. Да и характер получше, надо признать.