– В правую руку, – повторил Даллейн. Я кивнул, пошевелил пальцами правой руки. Маги Дара стараются не использовать правую руку для оружия – помимо магии. Случаются, конечно, и оболтусы, и исключения – но Флористан продолжал упорно стрелять с левой, несмотря на искалеченную Печать.

И не знать об этом мог, к примеру, тот, у кого вовсе нет Печати. И кто отлично умеет стрелять из оружия Пустошей. Кто никак не смог бы убить Старого Лиса другим способом – яд не считается, старикан кучу противоядий держал.

– Гегемония Равных, – подытожил Даллейн. – Но как же защита над оградой? И где слуги?

– Думаю, слуги обнаружили труп хозяина, посчитали это самоубийством и свалили, чтобы не попасть на глаза законникам Ирмелея – рано или поздно те сюда заявятся. Они и поставили защиту, уходя.

Или же слуги были в курсе, удостоверились в смерти хозяина, отчитались Гильдии и ушли – но тогда убийство было с согласия крупных шишек Гильдии. План неплох, если вдуматься. Ограда под защитой, трагическое самоубийство хозяина. Едва ли станут расследовать – а если и станут, сколько в Ирмелее законников знакомо с оружием Пустошей?

– …но тогда вопрос – почему. Может, догадался о чём-то или отказался доигрывать до конца. В общем, начал представлять опасность. В таком случае – он мог бы оставить знак. Да и вообще, тут могут остаться какие-нибудь бумаги. Так что я бы на вашем месте пошерстил дом на предмет тайников, да ещё поковырялся бы в камине внизу – вдруг слуги чего жгли. Нэйш – а ты глянул бы двор и пристройки, вдруг что найдётся.

Наверное, их сбил с толку мой самоуверенный вид – будто я что-то знаю. Расторопный Помощник и Длинноногая Секретарша тут же отправились рыть.

Они были недалеки от истины – кое-что я знал. Например, что тип, который вышиб мозги Старому Лису, был в этом доме не впервые. Что он ходил по этим комнатам, сидел в креслах у каминов. Что старикан звал его «сынок» – как всех, кого думал утащить в свои сети. Как когда-то меня.

«На тебя вся надежда, сынок».

Пришлось оглянуться через плечо и убедиться, что Старый Лис упокоился с дыркой во лбу. Голос слышался прямо как наяву – только принадлежал не покойнику, а памяти.

«Сам ведь понимаешь, тут он прибрался. Я к себе дураков не приближал, и тот, кто меня положил, дураком не был. Ну как, отыщешь что-нибудь в Лисьем Логове?»

Я ступал по пушистым даматским коврам, заходил в памятные комнаты – где были резные бары, статуэтки обнажённых девиц, шкуры медведей и альфинов. А рядом со мной ступал Старый Лис – бодрый и подтянутый призрак памяти.

«А что, собственно, ты хотел у меня спросить, сынок? Что меня заставило ввязаться в эту историю посредником? Ах да, я вроде как ушёл на покой… только я же всегда был тщеславен и не скрывал, а? И если уж началась Большая Игра… а она же началась, ты понимаешь? Так что не только деньги, но и возможность поучаствовать в кое-чём забавном. К примеру, обставить Шеннета-Хромца, как тебе такое?»

Больше всего было лисиц. Чучела и шкуры, на картинах, в статуэтках, только хвосты… Обычные рыжие и черно-бурые, исчезнувшие белые и огнистые. Лисье Логово, ты же был в восторге от него, Гроски. Теперь-то тебе что не нравится?

«Сынок, да ты, никак, насчёт Гильдии… Ну, раз уж так – неужто ты не знал, с кем тогда связался, а?»

Ну, конечно, знал. С кем-то вроде Эрли. С кем-то вроде меня самого. Или кого угодно из тех, с кем мне приходилось иметь дело – и до Рифов, и после них.

«И какого ж вира ты решил, что отличной идеей будет послушать сводника Гильдии и в Гильдию вступить?»

Потому что это казалось таким простым. Мне всегда было просто идти за теми, кто сильнее. Кто прокладывает путь. Крысы бегут за вожаками, а? Да и к тому же я был без денег, устал бегать по разовым шабашкам, а ещё я размяк от тепла – даже крысам иногда нужно согреться…

Голос памяти смущённо прокашлялся, подбирая вопрос, потом задал глобальный: «Какого черта, Гроски?»

Тут полагалось отвечать долго. Возможно, даже зайтись в отчаянном визге: «Да не знаю я, какого чёрта, да просто я трус и ничтожество, просто Эрли был прав, и я всегда был крысой, и не умею я выгребать против течения, а ты помер – ну и не встревай, понимаю я, что не ты в этом виноват, а если уж искать виноватых…»

Я встретил свой красноречивый взгляд в зеркале, в коридоре. Отвернулся, толкнул дубовую дверь.

В этой каминной Флористан хранил игрушки с Пустошей. Нелепые «грифоны» и тяжеленные «филины». «Вороны», «коршуны» и вир знает, что ещё – он эту коллекцию лет двадцать собирал, все стены увешаны образчиками пустошного искусства. Полированные деревянные рукоятки, затворы и дула, тряпицы с маслом, и к ним – задумчивая усмешка: «Соседи идут вперёд быстро, очень быстро… Меньше сотни лет – а как развернулись, смотри-ка ты. Ну, и кто будет говорить, что будущее за магией?»

На столике – полупустой стакан и несколько книг: свод ирмелейских законов, атлас, том стихов и что-то по истории Пустошей. Призрак Старого Лиса похмыкивал, когда я скользил пальцами по обложкам. «Помнишь, сынок?»

Как не помнить, ты же мне и рассказывал, что лет девяносто назад один ирмелейский магнат (и по совместительству – «пустой элемент») возомнил, что отсутствие магии – благо, а не недостаток. Откупил порядочный кусок земли в Ничейных Землях и основал колонию, в которую принялся приглашать только «пустых элементов». Со временем колония отгородилась от внешнего мира, провозгласила себя государством – Братство Равных, потом Гегемония Равных… а потом пустошники и вовсе перестали к себе пускать тех, у кого есть Печать. Вир теперь знает, что у них там творится.

Только вот я к тебе не за историями про Пустоши, Старый Лис. Понимаешь ли, при обыске я не обнаружил на тебе кое-какой маленькой детали. О которой житель Пустоши мог бы даже и забыть – и я бы тоже забыл, с удовольствием, только вот эта клятая деталь мне сейчас карман насквозь проморозит.

На трупе не было сквозника. Может и был когда-то, но его забрали. Только вот Флористан заслужил своё прозвище не зря: у него было несколько артефактов связи. Один он вечно таскал в карманах – на случай связи с «безопасными контактами». Второй, куда более мощный сквозник должен быть где-то в Водной Чаше – и её-то мне и нужно, только вот во всех комнатах, куда я заглядывал, ничего подобного нет.

Кресло двигали, статуэтки на каминной полке переставляли, кое-какое оружие висит кривовато. Пустошник додумался до того же, что и я: больше всего старина Флористан любил эту комнату, часто в ней вечерами один посиживал, стало быть, Чаша тут…

Просто убийце не хватило времени, а может, сообразительности. Посмотрим, как с этим делом у меня.

Не в стенах, нет, и сложного тайника не будет: Чаша должна быть под рукой. Значит, ещё и открывается просто. И я не могу себе вообразить, чтобы Флористан таскал тяжёлую, наполненную водой Чашу туда-сюда к креслу – а наверняка он сидел где-нибудь в одном из этих уютных, массивных креслиц, когда беседовал с клиентами. Я уселся на кресло хозяина. Камин, столик, оружие перед глазами. Вряд ли Старый Лис стал бы размещать рычаг среди любимой коллекции. Пушистый ковёр… нет, пол вряд ли.

Остаётся пузатая бочечка под книжной полкой. Изрядная бочка на колёсиках, в которой скрывается бар. Дверка приоткрыта – я распахнул её и удостоверился, что бутылок внутри с годами не поуменьшилось. И вкусы у Старого Лиса остались прежними… Только вот зачем бару колёсики, если вдуматься?

А перемещается бочка для такой заполненной штуки слишком легко и следов по ковру не оставляет. Какой-то воздушный артефакт на днище – чтобы хозяину было просто катить штуковину туда-сюда. Так и сидел вечерами: в руках какой-нибудь пугач с Пустошей, рядом – бар, на столике – налитый на четверть стакан виски…

Рычагов или артефактов контроля маскировки на бочке или внутри неё не обнаружилось. В духе старины Флористана – разметить открывающий артефакт где-то в стороне.