Крепость вздрагивает, испуганно, всеми стенами, крепость теряет камни – и густое, ледяное, алое месиво с причмокиванием вбирает их в себя, щупальца ползут по выбитым стенам, вот-вот переберутся…

И в каждом – всё тот же голос.

Возьми кого-нибудь из них, кто тебе дорог меньше? Маг Вод, девочка-Следопыт или дочь Перекрестницы – возьми, я дам тебе любого из своих зверей, я дам тебе всех своих зверей, если нужно – возьми…

И убей.

Стань истинным Пастырем – Хищным. Стань над другими – глупыми жертвами.

Стань надо мной – ибо я знаю тебя, ты сильнее.

С её стен в вязкое месиво летят огненные стрелы. На улицах громоздят баррикады. Ставят подпорки под треснувшие городские ворота. Но стены не выдерживают, когда на них наваливаются липкие, кровавые волны, и шёпот: «Нет, нет, никогда» тонет в треске и щёлканье наползающих льдинок. Несущих с собой приманчивый шёпот:

Только одна жизнь – одна жертва. Сколько потом ты спасёшь? Это равновесие. Это честно. Они сами поймут это. Они готовы были умереть, когда шли сюда. Чтобы остановить меня. Убей одного – и останови меня, или я заберу всех сразу!

Трещат и ломаются ворота, и властные волны затекают внутрь, затапливают подвалы памяти, перекормленными змеями распластываются вместо воды в почтовых каналах, пятнают мостовую и стены домов. Алые следы – так знакомо. Сейчас промчатся алапарды, и закричит мальчик на площади…

Звук мягких лап, скрежет когтей, шорох перьев. Алапарды не мчатся – идут, покорные воле обвивших их щупалец. Словно предводители воинства, а за ними – солдаты: гарпии, грифоны, драккайна, керберы… Призраки, истуканы со слитными созданиями – отростки от здешней топи. И в их глазах, бессмысленных мордах, ощеренных в ухмылках пастях – всё тот же прилипчивый шёпот:

– Страх – удел жертв. Тот, на площади, не боялся, и ты не должна. Закричи на них, как тот: «Умрите».

Но он не кричал, – думает Гриз. Все твердили: тот, на площади Энкера, был тих, как посланник неба. Или как внезапная смерть.

Только преступи черту. И пройдёшь на первую ступень познания своей силы, а дальше… дальше ты поймешь, и Роаланда Грейф проведёт тебя вместе с сёстрами по нужным тропам.

Что ты скрываешь там, за стенами? Нельзя всё время скрываться и бежать, иначе однажды может случиться так, что бежать больше некуда.

Бежать некуда. Гарнизон крепости сломлен. Жильцы попрятались по подвалам. Осталась последняя площадь, в самом центре.

Маленький храм с плотной дверью – что же там? Испуганные горожане? Или, может, то, что ты так боишься выпускать наружу, сестра?

Шелестящая масса вваливается сквозь окна внутрь, продавливает двери. Ползёт по стенам, гасит последние светильники – и воцаряется темнота и холод, и в вязкой, кровавой темноте Гриз – одна. Варг крови, не вьющий гнезда. Восемь лет на «лёгких путях».

Бежать больше некуда.

Звук трущихся друг о друга льдинок – словно в темноте возятся, перевиваясь друг с другом, тысячи змей. Закрыть глаза, ощущая вязкий холод. Нельзя постоянно бороться.

«Один человек сказал мне, что так недолго и сжечь себя изнутри».

Хищное потрескивание льда – звуки крошечных панцирей, а может, челюстей. Холод царапает ступни, влажными пиявками присасывается к икрам. Прикасается к каждой части тебя стылыми губами, хранящими ласковый напев:

– Он был прав. Не сомневайся, сестра. Поддайся. Высвободи то, что прятала. Истинную себя.

Голос щедр: не хочешь забирать жизнь у одного из ковчежников? Пусть останутся живы. Бери любого из зверей. Бери всех – вот они (и щупальца приносят сознания зверей, и Гриз прорастает в эти сознания, единая с ними, с Креллой, с кровью…). Пастырь имеет право и на такую жертву. И они отдадут себя с радостью, во имя твоего восхождения. Ты чувствуешь их? Бери же.

«Тот человек сказал мне, что нужно иногда потакать желаниям. Подчиняться инстинктам. Высвобождать то, что живёт внутри».

– И был прав, – шёпот теперь живёт в её собственных губах. – Открой свою клетку и возьми то, что я даю. А потом… если не хочешь убивать их, мы пойдём, поохотимся. В любое селение. Ты сама наметишь того, кто заслужил наиболее. Я расскажу тебе – как надо. Вот так, молодец. Ты же сама понимаешь, что…

«Стены не выход…» – стен больше нет, осталась последняя клетка-скорлупка, болотистые щупальца сжимаются всё крепче, заковывают в ледяной, чешуйчатый кровавый панцирь. И в каждой чешуйке – одуряющий, слитный напев: «Яоткрываютвоюклеткутысвободнасестра».

«Крелла…»

Губы немеют, щёки поглаживает кровавая тина. Со лба на глаза медленно наползает алая изморозь.

«Ты… не могла… зн…»

Стылая трясина укрывает с головой. Звук падения тягучих капель отмеряет последние миги.

Чего я не могла знать? Что ты скрываешь? Но я сейчас узнаю. Сейчас, когда родится новый варг. Слышишь треск твоей скорлупы? Время перерождаться в нечто новое..

Сейчас мы узнаем, что тебя так пугало. То, чему ты не давала воли.

Скорлупки потрескивают, отлетают. Падают, обожжённые. Тем, что таилось внутри. Что было там всегда.

Чего ты хочешь?

– Спасти, – отвечает Гриз и открывает глаза, и в них поселяется то, что жило за стенами.

Крошечная, едва заметная искорка.

В молчании выстывшего, тёмного храма – скользят слабые отблески по стенам. Прорываясь из непрозрачного, ледяного кокона.

Словно чьи-то крылья случайно коснулись огня.

Глупые, слабые отблески. Глупые искры – разве можно кого-то ими согреть?

– Это – твоё тайное? То, чего ты боишься? Основной завет варгов, который ты и так повторяешь на каждом шагу? Зачем же ты скрывала его, глупенькая сестричка? Зачем?

Если вспомнить о тех, кто там, во мраке и боли, огоньков станет больше. Если крылья чуть-чуть расправить – они загорятся по краям. Если думать, о тех, к кому идёшь – ледяной кокон покажется глупостью.

Просто я знаю, во что разгораются искры.

Лёд лопается, алые мелкие льдины с шорохом сыплются вниз. По венам бежит тепло, всё быстрее и быстрее, осталось совсем немного – и Гриз думает о несчастных бестиях, которым пришлось убивать – и делает первый взмах.

Светильники в храме обретают оранжевые крылья. Трепещут десятками радостных бабочек и прогоняют тьму.

– Что ты… как ты…

Пламени всё больше, и его не удержишь – люди в четырёх селениях, и охотники, и трое ковчежников там, на поляне, и несчастные, околдованные бестии, и варги в общинах, и маги, и их всех… нужно…

Волосы, занимаются, треща, и под кожей струится пламя, пламя глядит из глаз, льётся с пальцев, горят на полу чьи-то извивающиеся щупальца, тает ледяная крошка, и чей-то испуганный голос повторяет, что так не должно быть.

– Ты… не сможешь, ты не умеешь ходить в пламени!

Я и не пытаюсь. Прости, тётя. Сквозь пламя ходят чистые из легенд и безумцы. А я вечно всех разочаровываю. И ты была права, тётя. Наши законы ничто. Они лишь средство не встречаться с искушением – но не средство перебороть его. Они исходят из того, что каждый, кто преступил черту – не выдержит и обратится в Хищного Пастыря.

Об этом же говорят ваши законы.

Потому они тоже ничто.

Высвобожденное пламя бьётся в перьях, перебегает по волосам, наполняет теплом и светом выстывший храм. Искры бегут по площади, перескакивают по домам крепости – и входят в зверей, привязанных к Гриз, тех, что сама Крелла привела и отдала, и перекидываются по болотным кочкам – к огромной, властной фигуре. Та вздымает все свои щупальца – и поднимает кровавую топь на дыбы, заставляет её выгнуться сотней кошачьих спин. Пухнут высокие волны – пытаются дотянуться до мелкой бабочки в высоте.

– Меня заполнили! – заходится булькающим смехом Кровавая. – Меня заполнили, а ты слаба! Так что ты делаешь, глупая девочка?

– Сжигаю себя, – шепчут пересохшие губы.