Я кубарем перекатываюсь на водительское сидение, не обращая внимания на удары, которые получаю при этом. Не спуская глаз с Аськи, лихорадочно нащупываю ключи зажигания — за ними, надо следовать за ними!

Ключи… где? Где ключи?! Ключей нет. Игорь забрал их!

— Да, чёрт! Чёрт! — я в отчаянии колочу по рулю.

Где они, блядь?! Где все они, когда так нужны?! Зотов, Женя… Где Заир? Как допустил?!..

Всё это пульсаром проносится в моём мозгу, пока я распахиваю дверь и вываливаюсь наружу, едва не протаранив коленками асфальт. К счастью, мне удаётся удержаться на ногах, и, стараясь не привлекать особо внимания, я торопливо лавирую между машинами, не упуская из виду маячащую впереди парочку.

По уму, надо было сразу звонить Заиру, но время на это тратить я не стала, а теперь и сумка с телефоном в машине осталось. Ладно, чёрт с ним. Сейчас главное не упустить Нисар в толпе, она и так уже достаточно далеко. Мне приходится почти бежать.

Я врезаюсь в прохожих, кого-то отталкиваю, перед кем-то извиняюсь, мне вслед несутся ругательства — плевать! Главное — не упустить.

Вижу, как сестра нетерпеливо дёргает Аську за руку, и та роняет коробку. Однако Нисар не останавливается, продолжает тащить дочку к припаркованной у обочины машине. Аська упирается, кричит, но дверь открывается, и её пихают внутрь салона. Тут я перестаю таиться и уже несусь к ним со всех ног.

— Нисар! — кричу, что есть силы.

Аська замечает меня первая.

— Теть Лина!!

— Нисар, стой!

Сестра оглядывается, и так и застывает у открытой двери, продолжая крепко удерживать дочь за руку. Я не вижу за очками её глаз, не могу угадать выражение лица, но стараюсь докричаться до её сознания.

— Нисар, не надо!

Замедляю бег, перехожу на шаг, страшусь, что или спугну, или не успею. Если она сейчас сядет в машину, я потеряю их. Но сестра нерешительно топчется у двери, дергая за руку Аську, которая всё это время пытается вырваться.

— Тёть Лина!

— Тише, Ася, тише, всё в порядке. Я тут. Не бойся, — уговариваю девочку, а сама не спускаю глаз с сестры. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. После сумасшедшего бега дышу неровно, урывками, но я продолжаю наступать на Нисар, гипнотизируя её очки, и безбожно блефуя:

— Я сфотографировала номер машины, Заир уже в курсе, так что не делай!

— Уходи, Линара. Хочешь жить — уходи, — говорит Нисар каким-то не своим голосом. И уже Аське: — Лезь в машину, я сказала! — она толкает дочь в салон, та визжит, ревёт, упирается ладошками, но, ясное дело, силёнок ей не хватает.

— Нисар, не делай! Не делай!

Ещё шаг, и я рывком кидаюсь к машине, с силой отпихиваю сестру в сторону и ныряю внутрь. В тесном пространстве тянусь за Аськой, уже хватаюсь за её дрожащие ручонки, но в суете и полумраке не замечаю опасности, поджидающей меня совсем рядом.

Я лишь слышу, как ещё громче кричит Аська, потом оглушительная боль, а потом — ничто.

Меня качает. Я с трудом разлепляю веки и щурюсь от невыносимо-яркого света — солнце жарит мне прямо в лицо. Господи, как мне плохо! Тяну руки, пытаясь прикрыть ими глаза, и понимаю, что они связаны. И я их почти не чувствую. Зато чувствую спёкшуюся коркой кровь и мучительное жжение над бровью, а ещё кол, упирающийся мне в спину.

Голова словно раздута, во рту горько-солёный привкус. Сглатываю, но слюны нет. В глотке сухо, как в пустыне.

Со стоном переворачиваюсь на бок, что даётся мне с огромным усилием и отзывается ещё большей болью в висках. Вдобавок, к горлу подкатывает тошнота. Наверняка сотрясение. Гад, Мансуров. Я знаю, что это он. Сидел на переднем сидении, поджидал. Мразь.

Даю себе минуту, чтобы приглушить раздирающую череп пульсацию и справиться с тошнотой. И медленно, с осторожностью, открываю глаза. Оглядываюсь. И офигеваю. Я в лодке. И качает меня не из-за удара, а потому, что мы в море. Сколько же я пробыла без сознания?

Судя по солнцу, уже далеко за полдень. Значит, прошло довольно много времени. Плохо. Очень плохо.

Тошнота снова одолевает меня. Нет, так не пойдёт. Надо добраться до тени, иначе я заработаю солнечный удар ко всем прочим прелестям. Моя цель неподалёку, и, кое-кое-как, перекатом, поскольку мои лодыжки тоже связаны, я добираюсь до палубы рубки и, наконец, усаживаюсь в тенёчке, прислонясь к нагретому пластику спиной. Подтягиваю к себе колени, в надежде развязать путы на ногах — благо, руки мне оставили спереди, но что толку, если пальцы не шевелятся?

Снова приходится отдыхать, чтобы восстановить силы, хотя в тени уже гораздо легче. Осматриваюсь. Лодка небольшая, но и не маленькая. Парусно-моторная яхта, довольно старая на вид. Я знакома с такими, у друга отца была подобная. Не знала, правда, что Мансуров умеет обращаться с парусниками. Он ведь по мотоциклам больше. Хотя, если Стих, таким вот образом, прятался от всех, кому «должен», то мысль зачётная: кто его будет искать в море?

Я осторожно кручу головой. Передо мной водная гладь до самого горизонта, но что за спиной, я пока не знаю. Быть может, мы недалеко от берега, хотя других лодок поблизости я не наблюдаю. И хорошо бы выяснить, где остальные?

Как по команде, слышу сбоку шаги, шорох, чертыхание Рамиля и хриплый голос Нисар:

— Что ты с ней сделал?

— Что надо, то и сделал. Мне тут истерики не нужны.

— Ты животное!

— Заткнись, сука. На, ширнись и заглохни.

Слышу, как Мансуров что-то швыряет на палубу, затем до меня доносятся всхлипы и суетливая возня Нисар.

Я тихонько ползу к корме, обжигаясь голыми руками и ногами о раскалённую поверхность лодки. Теперь жалею, что надела короткие шорты и майку. Надо было в джинсы нарядиться, но да что теперь об этом?

Поднимаю голову. Вижу сестру. Она жмётся в углу на полу ко́кпита, перед ней валяется коробочка со шприцами и прочей мерзкой атрибутикой. Мне ком к горлу подступает от вида Нисар: худая, измождённая, загорелая до черноты, лицо обветрено, давно немытые волосы кое-как собраны в хвост. Я не узнаю её.

Рамиль тут же, рядом, возится с мотором. С невольным интересом рассматриваю его. Он стал в два раза шире — здоровенный, как бык. Когда-то густые волнистые волосы поредели и сейчас коротко подстрижены. Зато окладистая борода закрывает ему пол лица. Заношенная майка, шорты в масляных пятнах, дешёвые сланцы. От брутального рокера-красавчика, культивировавшего образ падшего ангела, мало что осталось.

Ищу глазами Асю. Наверное, в каюте, догадываюсь я. Хорошо, что она не видит сейчас свою мать. Но меня ждёт и плохая новость: мы в открытом море, и берег очень, очень далеко, хоть и в пределах видимости, но о том, чтобы добраться до него вплавь, даже думать не стоит.

Наконец, Мансуров замечает меня.

— Очнулась, рыжая? — он щерится, демонстрируя отсутствие верхнего клыка. — Зря ты потащилась за Нисар. Теперь у тебя нет выбора, детка.

Сглатываю. Стараясь, чтобы голос мой звучал не слишком жалко, спрашиваю:.

— Что с девочкой? Где она?

— Всё норм, — бубнит Мансуров, крутя в пальцах какую-то железяку от мотора и без особого энтузиазма рассматривая её.

Вытягиваю шею, пытаюсь поймать взгляд сестры.

— Нисар! Нисар!

— Оставь. Она в отключке, — Рамиль небрежно пинает сестру в бедро. Та не реагирует. — Так и знал, что толку от неё не будет, широманка херова.

Во мне быстро копится ненависть к этому зверю, придавая мне силы и смелости. Даже безрассудства. Но я сдерживаю себя. Мне надо вывести этого негодяя на эмоции. Зацепить как-то.

— Тебя Калугин ищет, знаешь? — поддеваю Стиха.

Рамиль тихо матерится, продолжая возиться с механизмом.

— Ничего, Тураев мне всё компенсирует, и даже больше того.

— Он голову тебе от шеи компенсирует. И Калугину пошлёт. Как возмещение за потраченное им на тебя впустую время. Кстати, это слова самого Бориса Викторовича. А ещё ты просрал свои дополнительные двадцать четыре часа, что Калугин выделил тебе на реабилитацию. Это он тоже просил тебе передать. Хм-м, надо же, даже не думала, что в конечном итоге, всё же сделаю это… Так что, Стих, ты в жопе. С какого ракурса не посмотри.