Я знала, что Заир всю ночь просидел перед нашей дверью — слышала его. Много раз порывалась встать и прогнать. Или обнять, прижать к себе, и никогда не отпускать. Но никак не могла решиться ни на то, ни на другое, поэтому продолжала лежать и слушать, как он вздыхает, ворочается, что-то тихо бормочет про себя. Сама тоже глаз не сомкнула, естественно.

Опускаюсь перед ним на колени, осторожно укрываю пледом широкие плечи, которыми он подпирает стену. Как можно спать в такой позе? Ведь наверняка всё тело болеть будет.

При неверном утреннем свете позволяю себе, наконец, разглядеть его красивое, мужественное лицо, хмурое даже во сне. Хочется дотронуться до этих густых бровей, расправить пальцами глубокую складку между ними, стереть тень усталости под глазами. Собственно, я так и делаю, только не касаясь его: кончиками пальцев, по воздуху, обрисовываю скулы, губы, подбородок, с уже отросшей за ночь щетиной. Зря он остался: измучил меня, измучился сам. Чего добился? Не понимаю. Себя понимаю, а его нет. Быть может, если бы мы поговорили…

Ладно. Пусть поспит еще немного.

Встаю. На цыпочках прокрадываюсь на кухню, варю себе крепкий кофе — без кофе мне сейчас никак, и иду на патио.

Туман укутывает сад. Над бассейном клубиться пар, но восходящее солнце скоро разгонит его. После вчерашнего шторма в воде полно мусора и опавших листьев. Снова вспоминаю, что уже ноябрь. Становится одновременно и грустно, и светло на душе.

Я сниму с себя ночь, и надену прозрачный рассвет,

Расплету тишину, и вплету в свои косы прохладу,

Я умоюсь росой, спелых яблок вдыхая букет,

Распахну настежь дверь, и впущу в свою душу отраду.

Я обуюсь в траву, и накину на плечи туман,

Обмотаюсь шарфом из меланжа зари с перламутром,

Улыбнусь синеве, и бредущим по ней облакам,

И шагну за порог в это дивное, дивное утро.

— Линара!

— Ащщщ… — шиплю от досады, проливая на себя горячий кофе.

Вот уж никак не ожидала услышать здесь этот голос! Отряхиваю рукой халат, но пятно уже расползается по белоснежной махровой ткани. Оборачиваюсь.

Строевым шагом, стуча по мощеной дорожке высоченными каблуками, ко мне приближается женщина, которую я многие годы, с переменным успехом, то ненавидела, то жалела. В паре метре от неё замечаю крупного мужчину, такого волосатого, что он напоминает мне гориллу. На нём строгий чёрный костюм, который едва не трещит по швам на его массивных плечах. Тяжёлая артиллерия, подумала я, вставая со своего хлюпенького стульчика.

— Роксана Давидовна? Какими судьбами?

— Здравствуй, Линара. Я приехала за Асей.

Так вот, значит, кого ждал Зотов! Я ему тут соловьём разливаюсь о своих подозрениях, а он, получается, уже всё знал! Конспиратор хренов.

— А где Нисар? Вообще-то мы с ней договаривались…

— Она не смогла приехать, поэтому я тут. Ася ещё спит?

— Разумеется. Раньше восьми она не просыпается.

— Разбуди. Нет, я сама. А ты собери пока её вещи.

Немного теряюсь от такого напора, но быстро прихожу в себя:

— Тётя Роксана!

Я загораживаю ей путь, и мы едва не бьёмся грудями. Я бы даже посмеялась над ситуацией, если бы горилла не встал у меня за спиной — намёк более чем прозрачный. Я с опаской кошусь на волосатого дядьку и, тем не менее, не уступаю.

— Не хотите объяснить сначала, что происходит? Кто этот человек? Куда Вы хотите увести Асю? Зачем? И что случилось с Нисар?

Роксана теряет терпение:

— С какой стати я должна тебе что-то объяснять, девочка? Как Нисар вообще додумалась доверить тебе дочь? Уйди с дороги!

Ну, уж нет. Хотите титьками померяться, Роксана Давидовна? Что ж, давайте, попробуйте!

Я выпрямляю спину и задираю подбородок.

— При всём уважении, Роксана Давидовна, но Асю я с Вами никуда не отпущу, — говорю тоном королевы, отчитывающей генерала. Такого от меня Роксана, конечно же, не ожидала. Да, годы почти рабского подчинения прошли. А Вы как хотели?

Тётка краснеет лицом, и её безупречный макияж плывёт, выдавая истинный возраст и усталость, которую она прятала до сих пор под маской высокомерия и самоуверенности. Мне становится, почти что, жаль её. Как в детстве, когда я случайно наталкивалась на Роксану в каком-нибудь укромном уголке с сигаретой в зубах, задумчиво глядящую куда-то вдаль, поникшую и ссутулившуюся, совсем не похожую на ту «Железную леди», какой она обычно представлялась перед всеми нами.

Однако сейчас Роксана решительно приказывает сопровождающему её мужчине:

— Чего стоишь? Действуй!

Горилла лишь кладёт мне на плечо ладонь, а я оседаю под её тяжестью, будто мне на хребет корзину с камнями водрузили.

— Убери от неё руки!

От этого угрожающего рыка, по-моему, даже рябь по воде пошла. Амбал от неожиданности отпускает меня. Что, испугался? И правильно. Такого Заира любой испугается — вон как глаза горят, того и гляди, спалит кого-нибудь.

— Еще раз протянешь к ней свои клешни, без пальцев останешься, — говорит он на чистейшем турецком. И горилла, с интуицией хорошо вымуштрованного слуги, мгновенно признаёт в Тураеве превосходящую силу хозяина, и отступает на шаг. Даже слегка кланяется в знак уважения.

А Заир подходит ко мне, взбешённый, но собранный, как хищник перед решающим прыжком.

— Ты в порядке?

Он касается моего плеча, словно в желании стереть след той, другой руки.

— В порядке, не волнуйся.

Заир смотрит мне в глаза, чтобы увериться, что я говорю правду, и лишь после этого кидает мрачный взгляд на притихшую тёщу.

— Здравствуйте, Роксана Давидовна. А мы вас ждали. Линара, приготовь нам кофе. У нас с Роксаной Давидовной будет долгий разговор.

Тураев двигает кресло для Роксаны, молчаливо приглашая, или, скорее, приказывая ей сесть. А я, затянув потуже пояс халата, плетусь на кухню, как послушная девочка, позволяя себе лишь недовольно пробурчать под нос:

— Кофе им. Я что, бариста, что ли?

Заир.

— Итак, Роксана Давидовна, игра окончена.

Роксана, с видом проигравшей, но не сломленной суки, швыряет сумочку на столик и усаживается в кресло, перекинув ногу на ногу.

— А я смотрю, ты не теряешь время даром, Заир.

— Зато Вы его потеряли. И это стало для Вас фатальным.

Роксана молча покусывает ярко накрашенные губы, но смотрит прямо, глаз не опускает. Сильная женщина. Но я сильнее. И приступаю без обиняков:

— Вы понимаете, что я могу выдвинуть против Вас обвинение в неправомочных действиях?

— Против меня лично ты ничего не можешь выдвинуть.

— Конечно, всю грязную работу за Вас сделали другие, но план… План разработали Вы. Однако зубы я вам вырвал — документы у меня.

— Не понимаю, о чём ты.

Весь её вид говорит о том, что она лжёт.

— Что ж. Могу и озвучить, мне не трудно. С помощью этих документов, Вы хотели засадить меня за решётку и забрать Асю себе, навсегда лишив меня возможности быть для неё отцом.

— Ну, в тюрьму бы ты, положим, не сел, всего лишь немного подмочил репутацию. А что касается Аси — ты собирался сделать с Нисар то же самое — отобрать у неё дочь!

— Я дал ей выбор: наркотики или Ася. Нисар выбрала наркотики.

Роксана достаёт сигарету и закуривает, пытаясь потянуть время.

— Юсуф заставил бы её лечиться. Он решил бы эту проблему.

— Конечно, решил. Он бы запер Нисар в психушку. Ведь у вас уже даже место в лечебнице зарезервировано для неё, не так ли?

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Так же знаю, что Вы уже хлопочите об официальной опеке над моей дочерью здесь, в Турции.

Роксана поднимается и вышагивает по патио, окутывая свою сухощавую фигуру сигаретным дымом. Наверняка раздумывает, как вести себя со мной в свете изменившихся обстоятельств. Я же расслабленно откидываюсь на спинку стула, скрестив руки на груди, и жду, что она скажет дальше.

Наконец, Роксана поворачивается ко мне. Взгляд её смягчается.