Короткие русые волосы Жени сейчас слегка взлохмачены ветерком, серые глаза лучатся, как серебряные пули, улыбка широкая, манящая. Такому парню нельзя не улыбнуться в ответ. Вот вы бы не улыбнулись разве Бреду Питу? Вот и я про то же.

Евгений подсаживается к Аське.

— Итак, госпожа Морская Фея, ваш преданный слуга прибыл, и теперь готов выполнить любое Ваше желание. Приказывайте!

У Аси уже всё было распланировано:

— Будем строить замок. С башнями, — заявляет она, вручая детский совочек Евгению. — Там будет жить замороженная тётя Лина, а я прилечу, взмахну палочкой, и её растаю.

Я отставляю мохито и берусь за тюбик с кремом.

— Только сначала давай-ка я тебе спинку еще на раз помажу, а то сгоришь.

— И у меня тогда будет спина как у тебя? — Аська явно надеется на это, но я опускаю её на землю.

— Как у меня не будет, слава Богу.

— Жалко. Я хочу как у тебя, чтоб в крапинку.

— Зачем? Это же не красиво!

— Красиво!

— Ася права. Очень даже красиво, — улыбается Женя. — Словно по тебе золотой песок рассыпали. Так и хочется его в горсть собрать.

Женина ладонь вдруг легко проходится по моей голой спине снизу вверх, от копчика до застёжки бюстгальтера бикини. Но из-за разницы температуры своего нагретого солнцем тела и его прохладной руки, у меня слишком резкая реакция — я ойкаю, и выгибаюсь, как кошка, которую погладили против шерсти. Я с удивлением поднимаю на Женю глаза, а он наоборот, прячет свои — кажется, и сам не ожидал от себя такого фривольного жеста.

— Кхмм… прости, — смущается он, а мне смешно, право.

— Да брось ты, Жень. Просто у тебя руки холодные от стаканов, а я перегрелась малость.

— Так иди, окунись, а мы тут с Асей пока за́мок сварганим.

Мне хочется, и колется: разве я могу оставить ребёнка? Не то, чтобы я не доверяла Евгению…

— Нет, лучше я с вами посижу.

— Иди, иди, тёть Лин, — деловая Аська, уже по локти в мокром песке, жестом сгоняет меня с лежака, как курицу-наседку с гнезда. — А то ты нас с дядей Женей только отвлекаешь.

— Ну, раз так, тогда ладно, уговорили, — смеюсь и подхватываюсь со своего насеста. Завязываю на талии полупрозрачное парео, — оно у меня красивое, с большими зеленовато-синими ирисами, специально купленное под мой любимый бирюзовый купальник. — Вы только никуда без меня не уходите, а то я потеряюсь.

— Полотенце возьми, — Женя протягивает мне махровое полотенце.

— И шляпу надень! — командует племянница.

— И что бы я без вас делала? — всплёскиваю руками, нахлобучивая на голову соломенный блин.

— Пропала бы.

— Точняк. Дай пять!

И эти двое хлопают ладонями, как футболисты, только что забившие гол.

Иду к пирсу, который стоит в стороне от детского пляжа. Идти не близко, но мне хочется понырять, если уж выдалась такая возможность, а не просто поплескаться на мелководье. Я снимаю свои плетёные сандалии, и по старой привычке, шлёпаю босиком, загребая ногами песок. Он горячий, обжигает ступни, а мне нравится. Сразу вспоминается детство.

Узкий пирс длинным языком уходит в море, и заканчивается широкой площадкой с баром под навесом в центре и открытыми лежаками по периметру. Некоторые из них заняты загорающими.

Подхожу к самому дальнему шезлонгу, снимаю парео, шляпу, несколько минут наслаждаюсь солнцем, пока стягиваю волосы в тугой пучок и наблюдаю за пловцами. Их немного, и это мне нравится — не люблю толпу. Приближаюсь к краю пирса, где установлен мостик для любителей понырять. Смотрю вниз, изучаю фарватер — здесь довольно глубоко, густая синева подо мной подтверждает это.

Море медленно и лениво перекатывается на поверхности гладкими изумрудными волнами, манит, зовёт, обещает прохладу. От предвкушения пальцы на моих ногах поджимаются, а сердце начинает гулко биться.

Встаю на самый край, дышу. Всё медленней и медленней. Наконец поднимаю руки над головой, задерживаю дыхание, и резко отталкиваюсь. И, после плавного непродолжительного полёта, щучкой ухожу под воду.

Ааащщщ….

Море заглатывает меня, и тут же сжимается вокруг, принимая в свои гостеприимные объятия, словно мать встречает своё дитя после долгой разлуки. Ну, здравствуй. Вот я и дома. Как же я скучала! По твоей ласке и силе, по твоему запаху, и переменчивому цвету. Я люблю тебя, Море, и знаю, что моя любовь взаимна.

Ухожу в глубину, для начала не слишком усердствуя, переворачиваюсь, делая кувырок, и поднимаю открытые глаза кверху. Там солнце подмигивает мне сияющим оком, тянет лучи ко мне. Они веером разбиваются на тонкие струны, и вода играет на них, как на арфе, свою волшебную музыку. Всё в движении, всё живёт, перетекает, колышется, изменяется. Другой мир, другие реалии. И слова здесь нужны другие, не земные, чтобы описать эту красоту.

Отпускаю руки, полностью расслабляюсь и закрываю глаза. Невесомость подхватывает меня, лишая притяжения и направления. Тела нет, есть только душа. Я в нигде, я в космосе, в нирване. Между светом и тенью, между да и нет, между всегда и никогда. Я в той микроточке, где я еще есть, но меня уже нет.

В эту игру я играю давно, лет с двенадцати. Страшно сейчас сказать, но сначала я хотела почувствовать то, что чувствовал мой отец в свои последние секунды жизни. Это был жестокий урок для меня, до сих пор удивляюсь, как тогда не дошло до беды. Очнулась я на берегу — даже не помню, как выплыла, как добралась до земли, а может, море само вытолкнуло меня, я и в это поверю.

Пролежала в полном одиночестве несколько часов, страдая от жуткого озноба, тошноты и обезвоживания, периодически теряя сознание. Меня нашли подростки, пришедшие на пляж искупаться. Когда я смогла хоть что-то объяснить, оказалось, что меня вынесло за несколько километров от того места, где я ныряла.

Что ж. Урок не пошел мне впрок. Через какое-то время я повторила попытку. Но в этот раз постаралась не терять контроль над ситуацией, слушать свои ощущения, подстраиваться под момент. Это уже потом я стала интересоваться фридайвингом, читать о технике погружения и задержки дыхания. А тогда я просто ныряла снова и снова, с каким-то маниакальным упорством, даже не понимая своей конечной цели. Чего я хотела этим добиться? Что доказать? Я и сейчас не до конца понимаю. Но однажды, при очередном погружении, я почувствовала ЭТО.

На поверхность я вернулась новой Линарой, будто меня разобрали на части и снова собрали, и в этот раз правильно. Я поняла, что море приняло меня, а я примирилась с ним.

С тех пор, как только появляется возможность, я делаю это: нырок, кувырок и зависание в полной тишине на глубине моих возможностей. На несколько мгновений я становлюсь частичкой другого мира. Здесь я возрождаюсь заново, здесь моё чистилище, мой храм, мой дом, в котором я не чужая, не отверженная, в котором я черпаю свою волю к жизни, чтобы жить, несмотря на все трудности и невзгоды. Жить.

Моё время здесь заканчивается. Море толкает меня вверх, к солнцу, в очередной раз, подарив мне частичку себя и своей силы. Я возвращаюсь.

Еще не до конца всплыв на поверхность, я уже замечаю Его сквозь толщу воды. Он стоит на краю пирса, крепко сжимая поручни широкими ладонями, и смотрит вниз, прямо на меня. Впрочем, не уверена, потому, что на мужчине тёмные очки. Его лицо напряжено, брови хмурятся, он рассержен, а может это мне только кажется из-за густой щетины и растрепанных тёмных волос, которые придают незнакомцу грозный, и немного диковатый вид.

После долгого пребывания под водой зрение восстанавливается не сразу. Приходится промаргиваться, чтобы предметы стали чёткими. Пока я это делаю, мужчина наверху исчезает из виду. Я мысленно пожимаю плечами, отворачиваюсь, и неторопливо гребу прочь от пирса — мне пока не хочется подниматься.

Отплыв достаточно далеко, ложусь на спину, и отдаю себя на волю волн. Отдыхаю. Закрываю глаза, и перед моим мыслимым взором снова встаёт фигура неизвестного на помосте. Не знаю, как объяснить: что-то ассоциируется у меня с этим человеком. Знакомыми кажутся не столько детали внешности, сколько образ в целом. Это его напряженное состояние, недовольство, нетерпение, угадываемое в позе, и, в тоже время, концентрация, готовность к некоему действию, словно он собрался…