– Ему уготована другая роль. Он станет великим воином, Воином-из-за-Круга, каким был его далекий предок Рорк, первый правитель этого народа. Со смертью Акуна орден скроллингов перестал существовать. Мы стали легендой. Ты же, Воин-Дракон, станешь первым защитником нового мира. Того мира, в который после сотен лет вернутся Стражи Силы – драконы. Ты нужен принцу Дане, ты нужен новому императору Лаэды. Без тебя им не одолеть зло, поразившее наш мир.

– Что мне делать? Я нужен принцу, но я нужен Липке. Она мне жена.

– Не заботься о завтрашнем дне, Хейдин. Только Единый знает, что ждет нас в будущем, а тебе этого знать не следует. Делай то, что ты должен делать. Ты много пережил, однако время покоя для тебя еще не наступило. Ты создан воином, Хейдин-язычник – так продолжай им оставаться.

– Неужели я никогда не узнаю семейного счастья, радости отцовства? Или мне так и суждено до самого конца скитаться по мирам, сражаясь с существами, один взгляд на которые останавливает сердце?

– А разве это не счастье – защищать мир от зла? – Ди Ривард улыбнулся. – Прощай. Позаботься о тех, кто рядом с тобой. Выполни последнюю волю Акуна, похорони его. И сожги сердце Йола ди Криффа.

– Дядя Хейдин, с кем ты разговаривал? – испуганно спросил Ратислав. Хейдин очнулся, огляделся по сторонам. Призрак исчез.

– У меня было видение, – сказал ортландец. – Это от напряжения. Пустяки.

Он снял перстень с пальца Акуна и заковылял к месту, где чернело на снегу оставшееся от Легата пятно зловонной копоти. В пепле лежал черный ком величиной с кулак – сердце того, кто когда-то был Йолом ди Криффом, воином Свитка. А рядом покоился меч. Хейдин поднял его. Темная виллехенская сталь переливалась в свете заката кровавыми искрами. Обоюдоострый клинок длиной в три фута пять дюймов был покрыт сложной гравировкой, рукоять пятнадцати дюймов в длину была отделана резной костью и золотом. На фухтеле у самых дужек эфеса Хейдин прочел надпись на языке сидов, но начертанную лаэданскими письменами – «Объединит Прошлое и Грядущее».

Он мог бы смотреть на этот меч вечность, но женский плач заставил его обернуться. Липка кинулась ему на шею, целовала его, что-то шепча, и слезы радости текли по ее лицу. Чуть поодаль, подле умирающего Акуна, стояла на коленях Руменика и, прижав голову старика к своей груди, проливала совсем другое слезы. Второй раз за этот день она плакала от горя.

Акун перед смертью пришел в сознание. Глаза его открылись, и он узнал Руменику. Взгляд старого воина просветлел, уголки губ поползли вверх. Акун улыбался.

– Руми, – услышала девушка, – не плачь!

Акун хотел еще что-то сказать – что-то ободряющее. Но не сказал. Его взгляд остановился, тело обмякло. Последний скроллинг присоединился к воинам легенд и преданий.

Ратислав стоял у плетня и делал вид, что занят своим луком. Он наблюдал, как Липка и Хейдин целуют друг друга, какое счастье написано на их лицах. Сердце Ратислава кровоточило от ревности. И юноша пожалел, что не убил грифа всего на несколько мгновений позже.

В облаках благовонного дыма, под ритмичные удары кротала, шесть девушек в леопардовых накидках исполняли любимый танец императора Шендрегона – танец охотниц. Тамм, тамм, тамм – звякал кротал. Раз, два, три – девушки вздымали к потолку руки, поднимались на цыпочки, и золотые браслеты на их запястьях и щиколотках мелодично звенели. Девушек-танцовщиц для этого танца подбирал сам император, и все они чем-то были похожи на императорскую фаворитку Тасси – стройные блондинки с золотистой кожей и точеными формами. Девушки двигались удивительно слаженно, и окончание танца прошло под рев восторга гостей императора. После танцовщиц на подиум вышли глотатели огня и жонглеры.

– Скажи танцовщицам, чтобы не уходили, – приказал император распорядителю пира, – мы попросим повторить танец чуть позже.

Шендрегон был доволен. В огромном зале, в центре которого благоухал розовой водой овальный мраморный бассейн, собралось четыреста человек, выходцы из самых знатных домов чести империи. Мужчины были в золотых полумасках и набедренных повязках, женщины – в туниках из прозрачного газа и в драгоценностях. Обнаженные служанки разносили подносы с едой, стеклянные сосуды с белым шабютом, розовым веннариаком, черным хинтом, чаши со льдом, букеты живых цветов. Сам император, облаченный в белоснежные одежды, сидел в обществе двух юных наложниц, сестер-близняшек, которых совсем недавно приблизил к себе. По правую руку от императора на голубых подушках сидела Тасси в черном запахивающемся платье, расшитом серебряными арабесками.

– Они счастливы! – шепнул на ухо Тасси Джел ди Оран.

Блондинка кивнула, и глаза ее мрачно блеснули. Они счастливы, а я нет, подумала Тасси. Хотя счастье гостей можно понять. Кроме императора, Джела ди Орана и двух молоденьких фавориток, все остальные гости были из Возвращенных. Тасси могла чувствовать тот безудержный экстатический восторг, который переполнял их. Она ощущала их счастье, их похоть, их опьянение чувством материальности бытия. Каждый из присутствующих вновь мог познать радости телесного существования сполна. Она видела, как молодые пары ласкают друг друга под обращенными на них взглядами, как переплетаются тела в колеблющемся свете факелов, горящих в шандалах. Она смотрела на пьяниц, не могущих напиться, на молодых женщин, срывающих с себя одежды и танцующих в подражание танцовщицам – эти женщины жаждали, чтобы каждый видел их молодость и красоту.

– Они счастливы, а я нет, – повторила Тасси уже вслух.

– Может, ты ошибаешься? Убить Легата невозможно.

– Его может убить тот, кто знает, как это сделать. Откуда они это узнали? Я чувствую тревогу. Мой план не сработал. Проклятый выродок жив, и это плохо.

– Мы можем повторить попытку.

– Не будем о деле. Наступает интересный момент…

Жонглеров и глотателей огня попросили с подиума у бассейна. Под заунывные вопли похоронных флейт и уханье барабана двенадцать карликов втащили в зал Х-образную раму с кожаными ремнями на каждой из четырех лопастей. Это орудие пытки карлики водрузили на подиум и закрепили специальными креплениями. Еще два карлика внесли железную жаровню и раздули в ней угли ручными мехами. Потом вошел императорский палач с помощниками. Они поднялись на подиум; палач поклонился императору, всем гостям. Ему долго рукоплескали. Помощники тем временем раскладывали на козлах у жаровни орудия казни – топоры, пилы, клещи, длинные ножи, крючья для вытягивания жил, ломики для перебивания костей и суставов, плети-кошки и прочий инвентарь правосудия. Палач по очереди брал свои инструменты и показывал их пирующим, что вызывало раз за разом новую волну рукоплесканий. И только когда демонстрация орудий смерти была закончена, ввели осужденного.

Бывший командир императорской гвардии, генерал Альмер ди Гайл вошел с гордо поднятой головой, не обращая внимания на издевательские выкрики и оскорбления. На подиум, превращенный в эшафот, он поднялся твердой походкой, и лицо его оставалось непроницаемым, хоть и бледным. Генерала не пытали, хоть он и не признал ни единого пункта обвинения. Знатных вельмож закон позволял подвергать пыткам только перед казнью. Генерал был готов умереть; всю свою жизнь он был солдатом, теперь хотел умереть достойно, как подобает воину.

– Альмер ди Гайл! – Шендрегон поднял руку в издевательском приветствии. – Мы пощадили твое самолюбие. Зрелищем твоей смерти не будет наслаждаться вонючая уличная чернь. Ты умрешь под взглядами избранных.

Судейский поднялся на помост, зачитал приговор. Бывший генерал Альмер ди Гайл обвинялся в оскорблении величия Живого Бога, императора Шендрегона. Оскорбление выразилось в сомнении в божественной силе императора и в обвинении императора в черной магии. Генерал приговорен к лишению имущества, титулов, наград и к смертной казни на кресте. Его семья лишается права на огонь и воду. Генерал спокойно выслушал приговор.

– Ты сейчас умрешь, – сказал император. – В знак нашей милости дозволяем выбрать последнее желание. Если в наших силах выполнить его, обещаем – оно будет выполнено.