В тот момент, когда Бел де Фей усаживался на второй стул, а фокусник собирался кое-что сообщить ему, вдоль Пути Безумного Фуна по каменным лестницам поднималось несколько процессий. Первая состояла из Зигрии Матхуна, наследной Вессантры, раненного в колено Багана Скунса, Гладии Хахмурки, Каплуна Лхассы и пары оставшихся хамелеонов. За ними шла крестная мать Недотычек и прилегающих областей – толстая, вальяжная Оторва Малина со своими девочками. Потом – Лепесток Лотоса Саакэ Окацу, властительница Восточного Островного Архипелужка. И наконец, позади всех – Снежная Свонна Лагерлеф, коронованная рогатым ведром хозяйка Асьгарда. Все трое когда-то обучались у жриц Посвященной Шанго, а теперь шли на ежегодный праздник Свечи в окружении самых верных помощниц и отборной охраны.

Политика, проводимая в Кабуке Шангаллой, подразумевала сплоченность и тесное взаимодействие всех адепток, но, внешне демонстрируя эту сплоченность, ни одна из высокопоставленных особ внутренне ничего подобного не испытывала.

Оторва Малина мечтала о том, как ее девочки, одетые в костюмы, шляпы и остроносые штиблеты, стильные, крутые, со шрамами и сломанными в разборках носами, расширят оперативное поле деятельности и начнут взимать дань как с восточных, так и северных торговых путей. Лепесток Лотоса Саакэ сладко щурила узкие черные глаза при мысли о том, как гибкие, подвижные, вооруженные тонкими мечами, сюрикенами и нунчаками самурайки, самозабвенно визжа, смерчем пронесутся по соседним землям и с восточной жестокостью вырежут всю женскую часть населения, а плачущую мужскую уведут в полон. Ну а Свонна Лагерлеф, налегая мощной дланью на рукоять двуручного меча, конец которого волочился и лязгал по ступеням, лелеяла надежду, что рано или поздно корабли под косыми парусами пришвартуются во всех портах Западной и Восточной областей, где светловолосые берсеркши в рогатых ведрах поотсекают все косы на много миль окрест.

Впрочем, вынужденные проявлять внешнее дружелюбие, сейчас три шефини посылали друг другу лучезарные взгляды и воздушные поцелуи.

Кроме самого праздника была и другая причина их присутствия в Стопе – решался вопрос, кто станет править Аррой, а это крайне важно для местного политического равновесия.

– Что ж, – сказал Антон Левенгук, – я тут кое-что обдумал и пришел к выводу, что мы могли бы договориться. Пей кофе, де Фей…

Белаван взял миниатюрную чашечку, пригубил очень черный, очень крепкий, очень сладкий напиток и пробормотал:

– Недавно вы хотели отправить меня в какую-то Гиблую Яму, а теперь желаете договориться… Что изменилось за это время?

– Ничего. Просто я решил, что было бы неплохо иметь тебя в качестве ну, скажем, доверенного и связного.

От кофе потеплело в желудке и прояснилось в голове.

– Объясните, – попросил де Фей.

– Попытаюсь. Сколько ты уже здесь, в Цилиндре?

– Сколько? – Он задумался, прикидывая. – Ну, если предположить, что я очутился в замке примерно около пяти-шести вечера по местному времени, а сейчас…

– Около восьми утра, – подсказал Левенгук.

– Да, значит, получается примерно трое с половиной суток.

– И что главное ты здесь обнаружил?

– Главное… – Бел допил кофе, отставил чашку и потер лоб. – Ну, думаю, главное то, что этим миром руководят дамы.

– Гм… руководят… Махровый матриархат – вот как я это назвал бы. В этом смысле моя супруга и супруги моих бывших подчиненных попали туда, куда стремились всей душой на протяжении всей жизни. Позволь немного просветить тебя. Жены ответственных, высокопоставленных и высокооплачиваемых административных работников – это, как правило, особый подвид гуманоидов. Осознающие, даже склонные преувеличивать ответственность, лежащую на их мужьях, но сами никогда никакой ответственности не несшие. Кроме, конечно, ответственности за то, чтобы удачно прошел светский прием. Привыкшие к. богатству, но сами никогда пальцем о палец не ударившие, знающие, что мужья находятся в центре политической и культурной жизни, зачастую несут огромное бремя, решая судьбоносные вопросы реальностей, но сами довольствующиеся дамскими обществами… В общем, ты понял меня, де Фей. Всю жизнь они изнывали от безделья, а теперь вдруг им представилась возможность руководить одной из реальностей. Ну вот, они и принялись руководить в меру своей бесталанности и некомпетентности. Их мужья, те, которых я спрятал здесь от мести макрофагов, разбрелись по Кабуке. Почти у каждого имелась своя страсть, увлечение вроде моей тяги к цирку, и они занялись своими делами. Я вообще остался в другом мире, так что наши жены получили возможность творить что хотят, имея в руках трансреальную технику, а под ногами – благодатную почву Кабуки.

И они все вместе доведут этот мир до гибели. Вернувшись сюда сейчас и осмотревшись, я наконец окончательно понял это… И не собираюсь такого допускать. С другой стороны, торчать здесь постоянно я не могу – меня ждут дела в твоем мире, а с большинством моих коллег связь уже утеряна. Сейчас под рукой только двое: Урбан Караф, сконструировавший Сеть с Разрядником, и Радагар Пукковиц, которого ты видел. Но Караф чрезвычайно эгоцентричный, зацикленный на себе, вздорный тип, все время торчащий в Разряднике, а Радагар хотя по-своему и предан мне, панически боится женщин вообще и Шангаллы в частности. Теперь слушай, де Фей…

Ты остаешься здесь, наверху, в должности… Ну, мы придумаем, как назвать эту должность. И заставим Шангаллу принять тебя, – в конце концов, чип все еще у меня и все еще настроен на мой ментальный индекс. Ты становишься моими глазами, ушами и, в конце концов, моими руками здесь, в Цилиндре. Докладываешь обо всем, что происходит и должно произойти, предпринимаешь действия, которые я укажу. Постепенно мы оттесним этих горе-правительниц и возьмем себе реальную власть… – С каждым словом голос фокусника набирал силу, а в глубине его глаз все ярче разгорались злые огоньки. – Я слишком долго позволял ей командовать здесь и слишком мало контролировал ее действия. Немедленно отстранить Шангаллу нельзя. Во-первых, она уже смогла сосредоточить в своих руках часть власти. Во-вторых, потеряв все и сразу, она может повести себя непредсказуемо, возможно, организовать сопротивление, и тогда придется окончательно убрать ее… Чего мне не хотелось бы. Нет, пусть Посвященная так и остается номинальной правительницей и посланницей богов… Ну а мы станем передавать через нее свои приказы и решения. – Злые огоньки в глазах Левенгука теперь разгорелись в костры тщеславия. – Эту белобрысую девчонку можешь оставить себе, хотя, после того как моя программа окончательно вступит в действие, в твоем распоряжении окажутся все женщины этого мира. И я…

– А ведь дело в том, что вы со своими фокусами просто пролетели, – заметил Бел, и Левенгук запнулся, ошарашенно глядя на него горящими глазами.

– Что? – хрипло произнес фокусник.

– Бьюсь об заклад, что в том мире вы так и не достигли никаких успехов, вся ваша труппа уже, наверное, разбежалась… Вот вас вновь и потянуло к власти, сюда, в Цилиндр. Но объявлять открыто, что Антон Левенгук остается здесь, вы не можете – не позволяет гордость, да и слишком опасно сопротивление Шанго. Вы плохо руководили Эгидой, Левенгук… Правда, из вашего рассказа получается, что в крахе повинна внешняя причина, но все равно если бы вы были хорошим принципалом, то предвидели бы и предотвратили развал вашей организации. Вы вернулись к фокусам, к тому, что считали истинным делом своей жизни, в чем, возможно, полагали себя гением, – и опять облом, правда?

– Неправда! – почти выкрикнул Левенгук. – Я!.. Моя труппа… Знаменита…

– Бросьте, – перебил де Фей. – Я всю жизнь провел там – и ни разу не слышал ни о вас, ни о вашем цирке, это ведь о чем-то говорит, а? В общем, обойдетесь без меня.

Огонь в глазах фокусника ярко вспыхнул и погас, глаза вновь сделались тусклыми и холодными.

– Что ж, действительно. Без тебя, Белаван де Фей, – произнес он. – Потому что ты умрешь на глазах множества зрителей, в разгар праздника Свечи, в полдень, через четыре часа.