Вообще африканский вельд покрыт целой сетью звериных троп, и в этом месте к броду их тоже сходилось около дюжины, подобно спицам колеса. Все участники охоты, услышав крик следопыта, ускорили шаг, но Матату тут же вырвался вперед и принялся внимательно осматривать короткую широкую тропу, уходящую к воде. Он то и дело склонял голову то к одному плечу, то к другому, чтобы использовать скудный свет как можно эффективнее, и время от времени касался земли кончиком очищенного от коры ивового прутика.

Не пройдя и пяти шагов, он выпрямился, оглянулся, а встретившись взглядом с Шоном, широко улыбнулся, отчего все его лицо превратилось в сплошную сетку из радостно-возбужденных морщинок.

— Это он! — чирикнул он. — Это следы ног отца всех слонов. Это Тукутела! Это и вправду Сердитый!

Шон взглянул на широкий круглый след в покрывающей звериную тропу пыли и почувствовал, что в душе у него будто весенний паводок поднимается.

Но его возбуждение вскоре сменилось чувством ответственности за исход охоты — едва ли не религиозной суровостью.

— Матату, — сказал он. — Вперед по следу!

Тем самым он как бы формально возвестил о начале охоты.

След был заметен, как шоссе среди пустыни, и уводил в лес по звериной тропе.

Старый слон, похоже, бежал довольно быстро, как будто понимал, что брод — место особенно опасное. Возможно, именно поэтому он предпочел переходить реку на закате, с тем чтобы в наступившей темноте уйти от реки как можно дальше.

Миль пять он бежал без остановки, а потом совершенно неожиданно свернул со звериной тропы в густые заросли колючего кустарника, который недавно зацвел и пустил свежие побеги. Он ходил взад и вперед, лакомясь цветами и сочными побегами, след его стал запутанным, а за собой он оставлял поломанные и втоптанные в землю кусты.

Матату и Джоб отправились в заросли, чтобы определить, куда направился старый слон, а остальные немного отстали, чтобы не мешать им работать.

— Умираю от жажды! — Клодия отстегнула от пояса одну из фляжек.

— Нет! — остановил ее Шон. — Если с самого начала начнете пить, потом будете страдать от жажды целый день, а мы в самом начале пути.

Она на мгновение заколебалась, прикидывая, не настоять ли на своем, но потом все-таки пристегнула фляжку обратно.

— С вами не соскучишься, — заметила она.

Матату негромко свистнул откуда-то из-за кустов.

— Он взял след, — объявил Шон и повел остальных через заросли кустарника.

— Насколько мы теперь отстаем? — спросил он Матату. Сначала они отставали от слона на десять часов, но каждый раз, когда он останавливался, чтобы подкрепиться, они сокращали это время.

— Он кормился недолго, — пожал плечами Матату. — А теперь снова бежит во всю прыть.

Слон свернул со звериной тропы и теперь бежал по каменистому предгорью небольшого хребта, как будто сознательно скрывая следы. Неподготовленный человек ни за что не смог бы обнаружить практически незаметный след, но Матату невозмутимо шел все дальше и дальше.

— Ты уверен, что он не потерял след? — тревожно спросил Рикардо.

— Слушай, Капо, ты охотился с Матату столько раз, что мог бы и не спрашивать, — ответил Шон.

— Но что же он может видеть? — поинтересовалась Клодия. — Тут же сплошные камни и гравий.

— Ноги слона оставляют пусть почти и невидимые, но все же различимые следы: содранные лишайники, комочки грязи. Вот здесь, например, между камнями пробивалась молодая трава, и он примял ее, причем стебельки согнулись в ту сторону, куда он пошел. К тому же примятая трава по-другому отражает солнечный свет.

— Вы могли бы идти по такому следу? — осведомилась Клодия. Шон лишь отрицательно покачал головой.

— Нет, я ведь не волшебник.

Они переговаривались едва слышным шепотом, тем не менее Шон наконец прервал их, сказав:

— Ну все, довольно болтать. Теперь сохраняем полную тишину.

Дальше они двигались в полном молчании. Лес вокруг них просто поражал удивительным разнообразием.

Здесь росло около сорока разновидностей комбретумового дерева, хотя в сущности лес комбретовым не был, так как в нем произрастало и множество других пород деревьев. Все деревья отличались разным цветом коры и текстурой древесины. Ветви одних оголила зима, другие же были увенчаны густыми кронами с мириадами оттенков зеленого, золотого, оранжевого и киновари.

Временами лес окружал их со всех сторон, а потом всего через какое-то мгновение они оказывались на открытом месте, откуда открывался вид на далекие холмы и странной формы горы, на покрытые травой просторы. Трава кое-где была выжжена, и из-под слоя пепла пробивались молодые побеги.

Свежая поросль травы привлекала стада антилоп. Грациозные создания с длинными кривыми, как сабли, рогами паслись прямо на открытом месте, изгибая гордые шеи, похожие на шеи чистокровных арабских скакунов. Чепраки их были угольно-черными, а подбрюшья — снежно-белыми.

Поднимая облачка серовато-черной пыли, по выгоревшей земле бродили тростниковые козлы с вопросительно торчащими вперед рогами и белыми пушистыми хвостиками, зебры, которые на таком расстоянии казались не полосатыми, а однотонно серыми, антилопы гну с высокомерными римскими носами и клочковатыми бородами, бесцельными кругами гоняющиеся друг за другом, как клоуны на арене цирка.

Пока лев не начал охоту, животные, являющиеся его естественной добычей, ведут себя на удивление доверчиво и часто просто стоят и смотрят на своего смертельного врага, прогуливающегося в каких-нибудь пятидесяти ярдах от них. Похоже, точно таким же образом они почувствовали, что эта группа людей не представляет для них ни малейшей угрозы, поэтому подпустили их почти вплотную, только потом ленивой трусцой отбежали подальше. Клодия пришла в такой восторг, что практически забыла об усталости даже после четырех часов быстрой ходьбы по пересеченной местности.

В ложбине между двумя холмами они обнаружили небольшое озерцо. Вода в нем застоялась, позеленела, и со дна то и дело всплывали и лопались пузырьки газов от гниющих на дне водорослей, но старый слон здесь явно пил и оставил на берегу кучу губчатого желтого навоза.

— Устраиваем привал на десять минут, — объявил Шон. — Теперь можете попить. — Он взглянул на Клодию. — Только постарайтесь не делать больше двух глотков, если только не рискнете попробовать вот этого. — Он указал на мутную воду пруда, и Клодия брезгливо сморщилась.

Он оставил ее сидящей рядом с отцом и отошел к стоящему поодаль Матату.

— В чем дело? — спросил он. За двадцать лет он буквально научился читать мысли маленького африканца. Матату покачал головой, и морщинки на его лице печально собрались в кучку.

— Что-то не так, — наконец сказал Матату. — Слон явно чем-то расстроен. Идет то туда, то сюда. Бежит быстро, но определенной цели у него как будто нет. Ничего не ест и торопится так, будто земля жжет ему ноги.

— И что же с ним, по-твоему, Матату?

— Понятия не имею, — признался тот. — Но мне это не нравится, бвана.

Шон вернулся к сидящей на берегу пруда Клодии.

— Давайте-ка посмотрим ваши ноги. — Он заметил, что на протяжении последнего часа она немного прихрамывала.

— Вы это серьезно?

Она хотела было скептически улыбнуться, но он уже положил одну ее ногу себе на колени, расшнуровал ботинок, стянул его, а затем и носок. Ступни ее были такими же длинными и изящными, как и руки, но кожа оказалась более нежной, а над пяткой виднелось яркое красное пятно. Такое же пятно обнаружилось и на суставе большого пальца. Шон протер намечающиеся мозоли пропитанной спиртом ваткой. Ему доставляло какое-то интимное, чувственное удовольствие ухаживать за этими великолепной формы ногами, однако вслух он сурово заметил:

— Больно небось, да? Не нужно строить из себя героиню — еще несколько миль, и у вас вздуются волдыри размером с виноградную гроздь, а у нас на руках окажется калека.

Он похлопал по натертым местам.