Тогда Рамон, одной рукой держась за штурвал, другой обнял Николаса за плечи. На мгновение ребенок застыл, пораженный столь непривычным прикосновением, затем его тело расслабилось, он поближе подобрался к отцу и, свернувшись калачиком, прижался к его груди.

В эту минуту, ведя лодку сквозь кромешную мглу и чувствуя тепло маленького дрожащего тела, доверчиво прильнувшего к нему, Рамон вновь ясно увидел перед собой Сыновей аддис-абебского абуны, как они сидят, прислоненные к стене отцовского дома, пустыми глазницами глядя на улицу, и у каждого между мертвыми губами торчит, как палец, его собственный крохотный черный пенис. Картина была очень отчетливой, но Рамон не почувствовал ни сожаления, ни раскаяния. Это было необходимо точно так же, как когда-то было необходимо топить в аквариуме ребенка, который теперь прижимался к его груди. Да, веление долга часто бывало сурово и жестоко, но он никогда не уклонялся от него. И все же сейчас он испытывал нечто такое, чего никогда не чувствовал прежде.

Они пристали к берегу и оставили лодку на попечение Хосе, кубинского шофера Рамона. Затем зашагали при свете фонарей через пальмовую роту к ограде, окружавшей лагерь.

В темноте Николас несколько раз споткнулся о его ногу, и Рамон взял его за руку. Мальчик даже не попытался высвободиться.

Они молча шли рядом; когда уже были у ворот лагеря, Николас тихо прошептал:

— Мне так хочется остаться с тобой здесь, в «Терцио», насовсем.

Рамон сделал вид, что не расслышал, но у него вдруг перехватило дыхание.

В десять минут первого ночи его разбудил связист. Было достаточно легкого стука в дверь хижины, чтобы Рамон моментально проснулся и выпрыгнул из постели с «Токаревым» в руке.

— В чем дело?

— Донесение Красной Розы, получено из Москвы, — отозвался связист. Он имел строгий приказ докладывать о донесениях Красной Розы в любое время дня и ночи.

— Сейчас буду.

Сообщение было зашифровано; Рамон открыл стальной сейф и достал оттуда свой экземпляр кодовой таблицы. Они использовали так называемую «одноразовую» систему, при которой на каждый лист таблицы заносится отдельный код, произвольно вырабатываемый компьютером. Таблица существовала всего в двух экземплярах — один у него, другой у Красной Розы; для каждого сообщения брался свой лист.

Он подобрал соответствующий лист и приступил к расшифровке.

«Кодовое название проекта „Скайлайт“, — гласило донесение. — Первое подземное испытание тридцатимегатонного ядерного заряда запланировано на двадцать шестое октября. Испытательный полигон расположен в 27° 35' ю.ш. и 24° 25' в.д. Полные технические характеристики заряда прилагаются».

Рамон тут же отправил своего шофера в базовый лагерь АНК, расположенный выше по течению реки, и через сорок минут Рейли Табака был уже в его кабинете.

— Мы должны немедленно лететь в Лондон, — заявил Рамон, как только Рейли ознакомился с донесением. — Это слишком важная операция, чтобы руководить ею отсюда. Мы будем действовать через наше посольство в Лондоне и представительство АНК в Великобритании.

Рамон удовлетворенно улыбнулся.

— Мы вытащим буров на ковер перед Советом Безопасности уже на этой неделе. Они снова угодили в западню, и мы их так просто не выпустим.

Он разбудил Николаса, чтобы попрощаться с ним.

— А когда ты вернешься, отец? — спросил мальчик, мужественно скрывая свое огорчение.

— Я не знаю, Никки. — Рамон впервые назвал его уменьшительным именем; оно как-то неловко сорвалось с его языка.

— Но ты ведь вернешься, отец, правда?

— Да, я вернусь. Это я тебе обещаю.

— И ты разрешишь нам с Адрой остаться здесь, в «Терцио»? Ты не отправишь нас обратно?

— Да, Никки. Вы с Адрой останетесь здесь.

— Спасибо. Я очень рад. До свидания, отец.

Они торжественно пожали друг другу руки, после чего Рамон быстро отвернулся и сбежал по ступенькам к ожидавшему его «джипу».

Собственно говоря, предотвратить само испытание было не столь уж и важно. Прошло уже почти три года с тех пор, как им стало известно о планах Южной Африки по созданию ядерного оружия, и Рамон не сомневался, что к настоящему времени она располагает боеспособными зарядами. Однако в условиях войны в буше, типичной для Африки, ядерное оружие вряд ли можно было эффективно использовать, так что серьезного практического значения это не имело.

Куда важнее было еще больше изолировать Южную Африку, лишить ее последних союзников на Западе. Она и так уже давно пребывала в роли политического изгоя, а теперь наконец представилась долгожданная возможность заклеймить ее еще и как ядерного мошенника.

Совещание проходило в специально предназначенной для таких случаев комнате в подвальном этаже советского посольства, которое находилось все в том же уютном дипломатическом квартале позади Кенсингтонского дворца.

Из Москвы на это совещание прибыл генерал Бородин и Алексей Юденич. Их присутствие придавало особый вес обсуждаемому вопросу. Тем самым подчеркивался живой интерес руководства как министерства иностранных дел, так и КГБ к деятельности Африканского отдела, что поднимало личный авторитет генерал-полковника Мачадо в глазах его соратников на недосягаемую высоту.

Африканская сторона была представлена Рейли Табакой и генеральным секретарем АНК. Оливер Тамбо, президент АНК, находился с неофициальным визитом в Восточной Германии и не успевал вернуться в Лондон к началу совещания.

А время между тем поджимало, ибо Южная Африка должна была провести испытания по программе «Скайлайт» уже на следующей неделе. Красная Роза дополнила свое первоначальное сообщение подробной информацией, касающейся обогащения урана, технических характеристик самой бомбы, планов использования ядерных зарядов в новой артиллерийской системе «Г5», местонахождения и глубины шахты и системы зажигания, которую предполагалось применить для детонации бомбы.

— Главное, что мы должны сегодня обсудить, — заявил Юденич, открывая прения, — это как лучше всего использовать полученную информацию.

— Я полагаю, товарищ, — быстро вставил генеральный секретарь АНК, — что вы могли бы поручить нам созвать пресс-конференцию здесь в Лондоне.

Губы Рамона скривились в едва заметной циничной усмешке. Ну разумеется, для них это был бы предел мечтаний. Лучшей рекламной кампании АНК и представить себе трудно.

— Товарищ генеральный секретарь, — широко улыбнулся Юденич, — что касается меня, то я полагаю, что данное сообщение прозвучало бы несколько весомее, если бы оно исходило от главы СССР, нежели от президента АНК — Он даже не пытался скрыть свой сарказм. Юденич не любил черных.

До начала совещания он в разговоре с Рамоном заметил, что предпочел бы решать все вопросы с цивилизованными людьми, а не с этим «обезьянами», да уж ничего не поделаешь.

— Самое трудное — это заставить себя спуститься до их уровня мышления, — фыркнул он. — Впрочем, у вас ведь имеется богатый опыт общения с ними. Как вы думаете, может, мне стоило захватить для них немецких орехов?

Почти двадцать минут Рамон сидел молча, не принимая участия в развернувшейся дискуссии. Тем временем голоса Юденича и генерального секретаря становились все громче; страсти явно накалялись. Наконец Бородин примирительным тоном произнес:

— А может, нам следует сперва выслушать мнение генерала Мачадо? Информация получена из его источника — возможно, у него имеются свои соображения и насчет ее оптимального использования!

Взоры всех присутствующих обратились к Рамону; его ответ был уже давно готов.

— Товарищи, все сказанное вами вполне разумно и обоснованно. Однако мне думается, что, если эта информация будет обнародована руководством СССР или АНК, все выльется в однодневную сенсацию. Полагаю, что для извлечения максимальной выгоды нам следует продлить этот процесс. Если мы будем выдавать информацию постепенно, небольшими порциями, то мы сможем поддерживать интерес к данной теме в течение достаточно длительного времени.