Но позже, освободившись от назойливой семейной опеки, внезапно, безо всякого принуждения, открыл для себя всю прелесть и притягательность полета. «Центурион» купил на свои собственные сбережения. Несмотря на почтенный возраст, это была быстрая и удобная машина. Ее скорость достигала 210 узлов в час, и она за три с небольшим часа доставила его в Маун, на север Ботсваны.

Ему нравилась Ботсвана. Это была единственная по-настоящему демократическая страна во всей Африке. Она никогда не становилась колонией какой-либо европейской державы, хотя и была британским протекторатом с 80-х годов прошлого века, когда Бурской Республике вздумалось поиграть мускулами и захватить земли племени тсвана.

После того как Великобритания отказалась от своего статуса и передала управление страной ее народу, Ботсвана быстро превратилась в образец для всего континента. В стране сложилась система многопартийной демократии со всеобщим избирательным правом и регулярно проводимыми выборами. Правительство было полностью подотчетно своим избирателям. Здесь не было ни тиранов, ни диктаторов. Коррупция, по африканским меркам, была минимальной. Белое меньшинство рассматривалось как полезная и высокопроизводительная часть населения. Среди черного населения практически отсутствовали расистские или трайбалистские настроения. После Южной Африки это было самое процветающее государство на континенте. В сущности, Ботсвана почти безболезненно достигла всего того, чего Майкл всем сердцем желал для своей страны; он все же надеялся, что рано или поздно, после всех страданий и испытаний, выпавших на ее долю, его родина станет такой же мирной. В общем, Майкл любил Ботсвану и был счастлив, что вновь здесь оказался.

В Мауне он уладил все формальности в маленьком здании, где в одной комнате разместились таможенная служба и иммиграционное бюро; затем вновь поднял самолет в воздух и направился на север, к дельте реки Окаванго.

Дельта представляла собою уникальный природный район; могучая Окаванго встречалась здесь с песками северной части пустыни Калахари, образуя обширные болота. Но это не были обычные болота, наполненные зловонным черным илом, безжизненные и унылые. Их воды были настолько чисты, что можно разводить форель. Их берега к дно бесчисленных протоков были из белоснежного, как сахар, песка. Острова утопали в пальмах и прочей роскошной растительности. Дикорастущие фиговые деревья сгибались под тяжестью спелых желтых плодов, а среди их ветвей копошились полчища жирных зеленых голубей. На высоких эбеновых деревьях гнездились очень странные и редкие птицы, сычи-рыболовы, больше похожие на обезьян, чем на пернатых.

Легендарные львы Окаванго, с красновато-коричневыми гривами, похожими на стога сена, резвились в прозрачных водах, подобно гигантским выдрам. Огромные стада буйволов паслись в тростниковых зарослях; белоснежные цапли, пристроившись на их загривках, образовывали над ними нечто вроде живого навеса. Странные антилопы ситатунга с удлиненными копытами, похожими на штопор рогами и косматой шкурой вели земноводный образ жизни среди высокого густого папируса, а по вечерам необозримые стаи диких уток, гусей и прочих водоплавающих птиц затмевали ослепительные оранжевые закаты.

Майкл посадил свой «Центурион» на взлетную полосу, оборудованную на одном из крупных остовов. Два речных бушмена перевезли его на выдолбленном из ствола каноэ через лагуну, усыпанную благоухающими водными лилиями, в лагерь.

Лагерь назывался «Стоянкой Веселых Гусей» и вмещал до сорока гостей, обитавших в маленьких живописных тростниковых хижинах. Формально все они прибыли сюда для того, чтобы изучать и фотографировать животных и птиц дельты или ловить на блесну великолепных полосатых тигровых рыб, кишевших в протоках. По утрам и вечерам экспедиции покидали лагерь на примитивных каноэ, и чернокожие лодочники, отталкиваясь шестом от дна, бесшумно вели их среди зарослей камыша по зеркальной водной глади.

Тем не менее, почти все гости были мужского пола, так что название лагеря вполне себя оправдывало. Обслуживающий персонал состоял исключительно из молодых привлекательных парней племени тована, что тоже никак нельзя было назвать случайным. Управляющим лагеря был политэмигрант из Южной Африки. Брайан Сасскинд оказался очень интересным мужчиной лет тридцати пяти. У него были длинные светлые волосы, совершенно выгоревшие на солнце. Мочки его ушей украшали большие серьги, на шее висела золотая цепь, позвякивая на обнаженной мускулистой груди, а на зяпястьях красовались браслеты из слоновой кости и переплетенных волос, выдернутых из слоновых шкур.

— А, вот и ты, лапушка, — приветствовал он Майкла, — я так рад тебя видеть. Рейли мне много о тебе рассказывал. Тебе здесь жутко понравится. У нас есть такие заводные ребята. Им не терпится с тобой познакомиться.

Майкл провел долгий и захватывающий уик-энд в лагере «Веселых Гусей», а когда настало время уезжать, Брайан Сасскинд лично проводил его, перевезя через лагуну в каноэ макорро.

— Ты клевый парень, Микки. — Он долго тряс Майклу руку. — Надеюсь, что мы еще не раз увидимся. Кстати, будь повнимательней на взлете. Хвост немного потяжелел, так что тебе придется выравнять самолет.

Майкл взлетел, даже не заглянув в тайник под пассажирскими сиденьями, но сразу заметил легкий крен, о котором предупреждал его Брайан. Груз Брайана был очень тяжелым для своих небольших размеров. Его попросили не прикасаться к нему и не пытаться осмотреть. Он четко выполнил все данные инструкции.

Когда Майкл проходил через таможню в аэропорту Лансериа, нервы у него были напряжены до предела, и он не выпускал сигарету изо рта. Но волновался напрасно. Таможенник хорошо знал его по предыдущим рейсам и даже не осмотрел багаж, не говоря уж о том, чтобы тащиться в ангар и обшаривать «Центурион».

В ту же ночь один из чернокожих ночных сторожей зашел в ангар аэропорта, вытащил из-под заднего сиденья «Центуриона» тяжелый ящик и передал его через забор водителю маленького голубого фургона, перевозящего мясо.

На дальнем конце Дрейке Фарм, в Нобс Хилл, Рейли Табака поставил ящик на кухонный пол и внимательно осмотрел печати на упаковке. Они были целы. Никто не пытался обследовать груз. Рейли удовлетворенно кивнул и вскрыл ящик. Внутри было семьдесят экземпляров Святого Писания. Майкл Кортни выдержал еще один экзамен.

Через пять недель Майкл вновь слетал в лагерь «Веселых Гусей». На этот раз привезенный им груз состоял из двадцати небольших мин советского производства. За последующие два года он еще девять раз посетил «Веселых Гусей», и с каждым разом все меньше нервничал, проходя южноафриканскую таможню в аэропорту Лансериа.

Спустя пять лет после того, как Майкл познакомился с Рейли Табакой, ему предложили вступить в Африканский Национальный Конгресс в качестве члена его вооруженного крыла «Умконто ве Сизве» («Копье Народа»).

— В последнее время очень много думал об этом, — заявил он Рейли, — и уже пришел к выводу, что, как это ни печально, бывают случаи, когда одним пером ничего не изменишь. Наконец-то я понял, хотя эти и противоречит всем моим внутренним ощущениям, что приходит время, когда любой мужчина должен взять в руки меч. Еще год назад я отклонил бы подобное предложение, но теперь я вынужден подчиниться велению моей совести. Я готов принять участие в вооруженной борьбе.

— Значит, так, Белла, — решительно кивнула Сантэн Кортни-Малькомесс. — Ты начнешь с дальнего конца улицы, а я займусь ближними домами. — Она перевела взгляд на затылок шофера. — Клонки, высадишь нас за углом, а к ланчу подберешь нас на том же самом месте.

Клонки послушно сбавил скорость, свернул за угол и остановил желтый «даймлер» у тротуара.

Обе женщины вышли из машины и посмотрели вслед удаляющемуся лимузину.

— Избирателям вовсе незачем видеть тебя в большом роскошном автомобиле, да еще с шофером, — объяснила Сантэн. — Зависть — это чувство, разъедающее душу, и она свойственна всем социальным группам. — Затем она придирчиво оглядела свою внучку с ног до головы.