— Это страна бога, где человек ничего не значит, — сказал Дориан. — Однако идем. Такие мечты не для нас. Меня призывает долг. Завтра мы покинем это место и начнем поход обратно к Берегу Лихорадок.

— Еще мгновение, господин, — взмолилась она и показала на необычное темное облако в миле от того места, где они стояли. Облако поднялось от поверхности озера вертикально на пятьсот футов в безупречно голубое африканское небо.

— Что это? Вода словно в огне и шлет в небо облако дыма.

— Крошечные насекомые, — пояснил Дориан. — Они выводятся на дне озера, во множестве поднимаются на поверхность и сплетают паруса из паутины. На этих парусах они поднимаются в воздух, и ветер уносит их.

— Пути Аллаха неисповедимы, — сказала она, блестя глазами.

— Идем, — снова поторопил он. — И не забудь, что ты опять Ясси, мальчик-раб, и должна быть послушна и выказывать мне уважение.

— Да, хозяин.

Она поклонилась, коснувшись ладонями губ, и ее манера держаться полностью изменилась. Она была прирожденной актрисой и, когда выпрямилась, держалась как слуга, а не как принцесса, и, сталкивая дау в озеро и забираясь на борт, двигалась, как мальчик.

Сидя в разных концах маленького суденышка, они обогнули остров и увидели на материке деревню, до которой по воде миля. Но даже из такого далека на них были устремлены многие взгляды.

Хотя эти воды столь безграничны, что кажутся океаном, они в нескольких месяцах пути от Берега Лихорадок, и климат здесь, на высоком континентальном плато, более сухой и здоровый. Деревня Ганду вытянулась вдоль берега озера на несколько миль: здесь сосредоточена вся торговля Омана с материком.

Отсюда начинается долгий путь рабов к побережью.

Теперь стали видны больше десяти лодок и парусных дау, идущих к порту Ганду. Они уходили на сотни миль вдоль берега озера и теперь везут сушеную рыбу, слоновую кость, рабов, шкуры и гуммиарабик, собранные на диких просторах.

Когда Дориан и Ясмини приблизились к деревне, девушка с отвращением сморщила нос. Воздух был отравлен зловонием стоек для копчения рыбы и бараков с рабами.

На берегу Дориана встречали Башир аль-Синд, его главный помощник, и все советники. Ясси почтительно держалась позади, а Дориан сразу погрузился во множество дел и обязанностей, связанных с его положением, — долгом, о котором он на несколько драгоценных часов забыл на острове с Ясмини.

— Женщины прибыли, господин, — сказал ему Башир, — и купцы собрались, чтобы выслушать твои распоряжения касательно похода.

Дориан шел по деревне между бараками, набитыми рабами, среди шума, среди горя, так отличавшихся от красоты и спокойствия, которые окружали их с Ясмини совсем недавно. На главном соуке, на мягких стульях, под пестрыми шелковыми зонтиками, окруженные собственными свитами из стражников и домашних рабов, его ждали пять купцов. В руках этих людей сосредоточивалась вся торговля, проходящая через Ганду. Все это были набожные и образованные люди, речь их была культурной, комплименты, которые они рассыпали, цветистыми, осанка — достойной и благородной, и все они были исключительно богаты.

Но за то короткое время, что Дориан пробыл в Ганду, он увидел все варварство их занятия и проникся к ним презрением.

Дориан сам когда-то был рабом, но аль-Малик никогда не обращался с ним как с рабом, и потому, постоянно сталкиваясь с рабством во взрослой жизни, он мало о нем задумывался.

Большинство рабов, которых он знал, научились покоряться или вовсе родились в рабстве, и с ними почти всегда обращались бережно, как с ценным имуществом. Но со времени прибытия в Ганду он познакомился с жестокой реальностью рабства. Он вынужден был наблюдать за только что пойманными и приведенными рабами, а это зрелище было не из приятных.

Дориан разрывался между своим представлением о человечности и любовью к приемному отцу, калифу, и долгом перед ним. Он понимал, в какой мере благополучие и процветание государства зависят от этой торговли. И не уклонялся от обязанности защищать ее, но не находил в этом удовольствия.

Был час полуденных молитв, и все совершили омовение. Ясси полила воды на руки Дориану, и он помолился вместе с купцами, склонившимися на шелковых коврах лицом к святым местам на севере. Когда все снова расселись под зонтиками, Дориан почувствовал сильное желание отказаться от выслушивания вступительных речей купцов, от обмена комплиментами и сразу перейти к делу. Однако он так давно и прочно усвоил арабский образ жизни, что не смог заставить себя допустить подобную бестактность. Солнце давно миновало зенит, когда один из купцов упомянул, словно невзначай, что они собрали по просьбе Дориана двести рабынь.

— Приведите их ко мне, — велел он, и купцы приказали провести перед ними женщин. Дориан сразу увидел, что ему всучили самых старых и больных. Многие не переживут тяжелый поход на побережье. В нем закипела злоба. Он пришел спасти этих людей от разорения. По приказу калифа они послушны, но тем не менее скаредничают и препятствуют ему. Однако он сдержал гнев. Состояние женщин не повлияет на успех его замысла. Он намеревался поместить их в караван только для того, чтобы приманить разбойников и заставить их напасть. Колонна рабов, состоящая исключительно из мужчин, будет выглядеть подозрительно.

Однако Дориан с ходу отбраковал пятьдесят женщин: старух и тех, что на сносях.

Трудности похода доконают старух и вызовут у беременных роды задолго до срока, а Дориан не хотел отягощать свою совесть неизбежной смертью младенцев. По той же причине он отказался от детей, которых предлагали купцы.

— Когда мы выйдем из Ганду, я хочу, чтобы на этих несчастных были самые легкие цепи, — предупредил он купцов. И встал, давая понять, что встреча завершена.

Какое облегчение покинуть ненавистную деревню и уйти в холмы над озером, где воздух свежее и прохладнее, а вид великолепен! Дориан разбил лагерь выше на склонах. Он по собственному опыту знал, что люди будут здоровее, если держать их вдали от перенаселенных деревень, выгребные ямы устраивать подальше от источников воды и строго соблюдать правила приготовления пищи. Он часто думал, что ритуал омовения перед молитвами также способствует здоровью солдат.

Несомненно, его солдаты болели меньше, чем моряки на переполненных английских кораблях, на которых он ребенком плавал с отцом.

Хотя полдень давно миновал, у Дориана в этот день оставалось еще очень много дел. Завтра начнется поход, встать придется рано, а ему еще нужно проверить построение каравана.

Пятьсот его людей вместе с рабынями станут приманкой. У захваченных рабов кожа почти лилово-черного цвета. Даже у самых смуглых арабов нет такой кожи. Поэтому для того, чтобы воины окрасили свои тела в естественный для африканцев цвет, Дориан приказал применить настой коры, которую используют для дубления и в которую рыбаки окунают сети. Конечно, полного сходства не было, но Дориан надеялся, что дорожные пыль и грязь сделают сходство более убедительным.

Были и другие трудности. Он знал, что религиозная скромность не позволяет его людям обнажаться в чужом присутствии, и ему пришлось разрешить им набедренные повязки, но он удостоверился, что они грязные и рваные. Арабы также противились стрижке, но у африканских рабов не бывает длинных волос, и здесь Дориану пришлось проявить строгость.

На воинов наденут легкие цепи, но без замков, так что их можно быстро снять. С огромной неохотой пятеро купцов Ганду предоставили сто слоновьих бивней, чтобы подсластить приманку.

Конечно, бивни были самые маленькие и легкие, так что в тюках на головах кроме бивней его люди несли и оружие.

Дориан в длинном одеянии, с закрытым лицом, поедет верхом в голове колонны, чего и ожидают разбойники. Ясси постоянно будет возле него. Во время перехода от побережья она научилась ездить по-мужски. Колонну будет охранять небольшой отряд, не такой слабый, чтобы вызвать подозрение, но и не такой сильный, чтобы отпугнуть нападающих.