Он провел Уильяма по широкой мраморной лестнице. Когда они достигли первой площадки, Уильям неожиданно остановился под портретом прапрапрадеда Чайлдса кисти Гольбейна и посмотрел на двух человек, спускавшихся по лестнице навстречу ему. Лицо его окаменело и темные глаза сверкнули, когда он увидел младшего из этих двоих.

— Добро пожаловать, дорогой брат. Кажется, мои молитвы остались без ответа и ты вернулся досаждать мне. Ты и этот большой черный дикарь.

Он посмотрел на Аболи.

Том остановился на площадке, глядя на Уильяма. Теперь он был на дюйм выше старшего брата. Он снизу вверх осмотрел его, от грязной обуви до мрачного высокомерного лица, и холодно улыбнулся.

— Твое выражение привязанности глубоко тронуло меня. Будь уверен, я отвечаю на него полной взаимностью.

Хотя Уильям этого не показал, его поразило то, как за этот год изменился Том.

Он стал сильным, высоким, уверенным в себе. Человеком, с которым нужно считаться.

— Несомненно, у нас еще будет возможность продолжить этот разговор. — Уильям наклонил голову, разрешая уйти. — Сейчас меня призывает сыновний долг первенца.

Том ничем не выдал, что понял ядовитый намек Уильяма на первородство, хотя оно его задело. Он отступил в сторону и слегка поклонился.

— К твоим услугам, брат.

Уильям прошел мимо него и, не оглядываясь, миновал длинную картинную галерею дома. Секретарь провел его в конец коридора и тростью постучал по створчатой двери. Дверь немедленно открыли, и Уильям вошел в роскошную спальню. Четыре лекаря в черном стояли у огромной кровати на возвышении.

Уильям сразу понял, кто они, по засохшим пятнам крови на одежде. Когда он подошел, лекари расступились.

Увидев фигуру на подушках, Уильям прирос к месту. Он хорошо помнил сильного, полного жизни мужчину, которого в последний раз видел в плимутской гавани. Этот хрупкий старик с седой бородой, бритой головой и искаженным болью лицом не мог быть тем самым человеком.

— Я молился Богу о твоем приезде, — прошептал Хэл. — Подойди, поцелуй меня, Уильям.

Уильям торопливо приблизился к кровати. Он наклонился и коснулся губами бледной щеки отца.

— Хвала Господу, что ты жив и так хорошо оправляешься от ран, — оживленно и весело сказал Уильям, скрывая истинные чувства.

«Он умирает, — думал Уильям со смесью тревоги и возбуждения. — Поместье почти мое, а также знаменитые сокровища, которые он привез из своего грабительского плавания».

— Надеюсь, ты чувствуешь себя так же хорошо, как выглядишь, — продолжал он, сжимая худую холодную руку, лежащую поверх вышитой простыни.

«Клянусь Иисусом, — думал он в это время, — если старый разбойник умрет раньше, чем ему пожалуют титул, не видать мне баронства. Без дворянского пояса на талии вкус даже очень богатой его добычи будет кислым».

— Ты хороший и любящий сын, Уильям, но рано оплакивать меня. Даже этим могильщикам, — он показал на четырех врачей, — будет трудно загнать меня в гроб.

Хэл слабо рассмеялся, и его смех глухим эхом отозвался в комнате.

Никто из врачей не улыбнулся.

— А еще больше я люблю тебя за ту славу, которую ты снискал. Когда ты займешь свое место в палате лордов, отец?

— В несколько следующих дней. — ответил Хэл. — И, как старший сын, ты будешь свидетелем моего награждения.

— Сэр Генри, — вмешался один из врачей, — мы не считаем разумным в вашем состоянии посещать палату лордов. Мы серьезно озабочены…

Уильям раскинул руки и перебил врача, не дав ему закончить.

— Вздор, приятель! Каждому дураку ясно, что моему отцу достанет сил, чтобы ответить на приглашение своего повелителя. Я все время буду с ним рядом. И сам позабочусь, чтобы все его желания исполнялись.

Пять дней спустя слуги снесли Хэла на носилках с лестницы. Уильям не отходил от него ни на шаг. Перед главным входом ждала карета лорда Чайлдса; Том и Аболи держались в стороне от всадников, которым предстояло сопровождать карету.

Слуги опустили носилки рядом с каретой, и на время наступило замешательство: никто не знал, что делать дальше. Том быстро подошел, отстранил старшего брата и, прежде чем врачи смогли вмешаться, легко поднял отца и вошел в карету с исхудавшим телом на руках.

— Отец, это неразумно. Ты тратишь силы на эту поездку, — прошептал он, усаживая Хэла в карету и укутывая его меховой накидкой.

— Король скоро уезжает на континент, на войну с Францией, и кто знает, когда он вернется в Англию?

— Тогда мы с Аболи должны поехать с тобой, — умолял Том, — но Уильям запретил.

— Уильям хорошо позаботится обо мне. — Хэл прикрыл плечи лоснящимся мехом. — А ты должен остаться с Уэлшем и соблюсти наш интерес на аукционе. Я доверяю тебе важное дело, Том.

Том знал истинную причину отказа: отец не хотел его стычек со сводным братом.

— Как скажешь, отец, — сдался он.

— Как только кончим дело в палате лордов и проведем аукцион, вернемся в Хай-Уэлд и займемся освобождением Дориана.

— Я буду ждать твоего возвращения здесь, — пообещал Том, выбрался из кареты и встал у заднего колеса. В карету поднялся Уильям, сел рядом с отцом, кучер хлестнул лошадей, и карета покатила к воротам.

Том повернулся к Аболи.

— Весьма скверно, что Черный Билли везет его в этой тряской карете. Я не позволю ему проделать то же самое при возвращении в Хай-Уэлд. Долгая поездка в Девон по плохим дорогам убьет его. Надо отвезти его в Плимут на корабле. Море обойдется с ним мягче, а мы с тобой сможем лучше о нем заботиться.

— У нас нет корабля, Клиб, — напомнил ему Аболи. — «Серафим» и «Минотавр» принадлежат Компании.

— Значит, надо нанять другой корабль.

— В Канале — французские каперы.

— Нам нужно что-нибудь небольшое и ходкое, достаточно маленькое, чтобы не привлекать интереса, и достаточно быстрое, чтобы уйти от погони.

— Думаю, я знаю хозяина такого корабля, — задумчиво сказал Аболи. — Если, конечно, за время нашего отсутствия ничего не изменилось.

Аукцион в роскошном помещении Компании на Лиденхолл-стрит продолжался четыре дня. Том сидел рядом с мастером Уэлшем и записывал цены, предложенные за лоты.

Главный аукционный зал был оформлен как корабельный кубрик; по всем сторонам от круглой площадки, на которой размещался аукционист, поднимались ряды сидений.

Покупателей с их секретарями и бухгалтерами было так много, что мест для всех не хватило. Многие стояли у стен, но тоже участвовали в торговле, выкрикивали свои цены и размахивали каталогами, желая привлечь внимание аукциониста.

Слушая, как неудержимо ползут вверх цены, Том думал о сундуках с золотом, которые хранились в подвале под аукционным залом. Сегодня ночью они привезли эти сундуки с пристани, где стояла эскадра, — по темным мощенным булыжником улицам кареты вели под охраной пятидесяти вооруженных моряков.

Становилось ясно, что из-за окружающей торги истерии цены, предсказанные лордом Чайлдсом, будут перекрыты. И с каждым днем торгов Том видел, как растет его доля приза.

— Боже! — поражался он, подводя итоги вычислений на грифельной доске. — Если повезет, я получу гораздо больше тысячи фунтов.

Рудокоп или крестянин в Хай-Уэлде может заработать столько за целую жизнь. Тома поражало такое богатство, но потом он задумался, какова же доля его отца.

— Почти сто тысяч фунтов! — воскликнул он. — Вместе с горностаевым плащом и драгоценной саблей барона. — Тут его рот гневно застыл. — И все это попадет в когти Черного Билли. А ведь Билли пускает от страха газы, всякий раз как под ним качнется корабль.

Он все еще думал о несправедливости судьбы, когда аукционист громким лающим голосом объявил следующий лот:

— Господа! Леди и джентльмены! Мы с удовольствием и гордостью предлагаем вам насладиться редким, удивительным трофеем, который заинтересует и обрадует даже самых искушенных и разочарованных из вас.

Он театральным жестом поднял покрывало со стоявшего на столе перед ним большого сосуда из толстого прозрачного стекла.