– Мне интересно, почему ты так его боишься. В смысле, если бы я не знал, то подумал бы, что ты его сучка.

Лиам опускает глаза на Генри, на скулах заиграли желваки.

– Так же, как Пит – твоя сучка,– бесстрашно продолжает Генри.– И что будет, когда сюда приедет Фред? Ты станешь номером два? Когда приедет твой хозяин, ты перестанешь быть крутым альфой и снова станешь трусом, кем себя и считаешь? Ну, когда без пистолета. Или когда не угрожаешь маленьким детям.

Достаточно, сынок. Теперь полегче, Генри. Ти-ише…

Генри замолкает, но не отворачивается от Лиама, даже когда видит красные всплески ярости на черном полотне мыслей, как фейерверк в аду.

Лиам встает, и Генри даже немного зачарованно наблюдает, как его чувства закипают подобно буре. Насилие и ярость настолько остры, настолько мощны, что это похоже на вулкан, который вот-вот извергнется, но ты стоишь так близко, что все равно не убежишь, поэтому просто смотришь и ждешь, очарованный чистой мощью и разрушительной силой.

И затем, от секунды к секунде, цвета, исходящие от Лиама, меняются так внезапно, так резко, что Генри чуть не ахает вслух. Вдруг, как гейзеры, извергаются грибовидные облака белого, розового и ярко-синего, и мужчина смеется. Так громко, как Генри никогда не слышал ни от кого на свете.

Вот это его расплющило, да, сынок?

Генри соглашается. Да уж, иначе и не скажешь. Генри наблюдает, все еще зачарованный, но теперь уже без страха, потому что в этих цветах нет насилия. Нет ненависти и кровожадной ярости. Они чисты. Это единственное слово, которое Генри может подобрать. Чисты.

«Это почти радость,– думает Генри.– Почти».

Наконец, когда Лиам смог взять себя в руки, унять смех, этот оглушительный хохот, он вытирает глаза, делает несколько глубоких вдохов и крепко хлопает Генри по плечу.

– Ну ладно, Генри,– говорит он.– Молодец.

Генри ошеломленно кивает. Что это за человек?

Лиам опускает руку, и Генри, к собственному удивлению, берется за нее.

– Наверное, тебе лучше ненадолго пойти в свою комнату,– говорит Лиам.

– Без проблем,– тихо отвечает Генри, думая, что ему как раз не помешает вздремнуть.

Пока они идут обратно к дому, мальчик думает обо всем, что узнал о Лиаме; обо всем, что увидел. Но единственное, что выпирает больше всего, больше смеха и ярких красок всех этих эмоций,– один маленький кусочек информации. Правда. И несмотря на все бахвальство и оскорбления, эта правда словно обухом ударила Генри по голове.

Лиам не боится Джима, или Фреда, или как там еще его зовут.

Он от него в ужасе.

– Итак, мистер Хинном, или можно просто Фред? – начинает Сали, пододвигая диктофон поближе к гиганту напротив.

– М-м-можно Ф-Ф-Фред,– отвечает здоровяк, и улыбка Сали немного подрагивает. Либо он безумно хороший актер, либо правда водит машину со сломанным движком.

– Ладно, Фред, спасибо. Я Сальвадор, но ты можешь звать меня Сали или агент Эспиноза, как будет угодно. Хорошо? Хорошо,– Сали открывает папку у себя на коленях (которую уже дважды тщательно перечитал) и изучает школьную фотографию, ту самую, что свисает с бейджа, прикрепленного к нагрудному карману комбинезона уборщика.– Хорошая фотография, ты отлично на ней получился,– говорит Сали и заставляет себя рассмеяться.

Фред улыбается, но молчит. Улыбка надолго не задерживается.

– У тебя нет водительских прав?

– Нет, сэр, мне нельзя…

– Но есть удостоверение.

– Это для работы. Я бы не устроился…

– Можешь сказать, где был вчера с утра с 8:30 до 9?

Фред сужает глаза, будто задумывается, а потом отвечает:

– В школе, здесь.

Да ладно, дурашка. Ладно, ладно, но насколько ты тупой на самом деле?

Давай-ка выясним, м?

– Мисс Терри сказала, ты тогда был у парковки. И добавила, что это было необычно. Почему ты туда вышел, Фред? – Сали внимательно следит за лицом мужчины, выискивает признаки тревоги, страха или просто обычной задумчивости.

– Учитель сказал, что у мусорки были крысы.

– Крысы? Или крыса? Одна. В смысле, там было много крыс или тебе пришлось убить только одного паршивца?

Ну давай, здоровяк. Злись.

Но Фред лишь на мгновение тушуется, а потом, будто вспоминая название недавнего фильма, и тут его лицо расслабляется.

– Одна, сэр. Агент, сэр. Одна.

– Какой учитель об этом сказал?

Вот! Вот оно!

Пауза.

И не пауза «я пытаюсь вспомнить», а та самая пауза «твою мать». Потому что ты знал, что мы спросим, да? Ну еще бы. Может, эта история и прокатила перед директрисой, но мы ФБР, мразота, у нас совершенно иные детекторы лжи.

– Простите… я не помню,– говорит Фред и опускает глаза.

Врунишка.

– Я просто, я не-не-нервничаю.

– Понимаю. Так много всего произошло, да? Сначала одного мальчика убивают, потом другого похищают… как много дерьма в одном месте, верно? Я бы тоже занервничал на твоем месте. Ты же не учитель, верно? Еще и не так давно работаешь. Поэтому ты как бы наш главный подозреваемый. Черт, я бы в таком случае обосрался прямо в этот синий комбинезон.

Фред не отвечает, но Сали видит, как его глаза темнеют. Совсем чуть-чуть, но все же. Может, от злости?

Будем надеяться.

– Я ничего не делал с этим детьми,– медленно говорит Фред.– Я бы ни за что не тронул ребенка. Я…

– Ты… что, Фред?

– Мне не нравится, что вы так говорите, сэр. Без обид.

Теперь замирает Сали. Ладно, может, подо всеми этими заиканиями и тормозами есть чувства, Сали. Отсталые… простите, «умственно неполноценные» тоже могут обижаться, верно?

Попробуем что-то другое.

– Мне жаль, правда. Но это простые факты. Ладно, идем дальше. Ты поискал крыс по просьбе неизвестного учителя, а что потом? Увидел мисс Терри, да?

– Да, да. Увидел, когда возвращался. Но крысу не нашел, сэр. Я посмотрел под мусоркой, за мусоркой, но крыс там не было, как и помета. Так что я не знал, ставить ли мне мышеловки.

Сали закрывает папку и наклоняется ближе.

– А что ты сделал после того, как увидел мисс Терри?

– Ну, я… опустил стулья в зале. По четвергам у нас собрания… а потом… пошел убираться, сэр. Вынес мусор до обеда. Потом поел, перед детьми. Потом вымыл кафетерий, потом всякое другое по мелочи. В три часа я убираю раздевалки, только если там нет занятий по баскетболу или футболу, у нас есть такие секции в школе. В таком случае я убираюсь там с утра…

– Ладно-ладно,– говорит Сали, представив разговор мистера Поллака с Фредом Хинномом. Поллак начнет со своих попугаев, а Фред потом задавит его своей уборкой. Веселья выше крыши.– Так ты не видел Генри Торна?

– Нет, я его вчера не видел. Но я видел его на неделе. Мы с ним были вместе, потому что мальчишки кидали в меня камни… а потом в него. Он меня защитил. Он хороший мальчик. Надеюсь, с ним все хорошо, сэр.

– Что за мальчики? Которые кидались.

– А, это легко,– говорит Фред и улыбается. Не очень по-доброму.– Томми Пэтчен, кажется, он их лидер. Джим Хоукс и э-э… черт, как же его… а! Тайлер Легг. Они втроем всегда бедокурят. Но вы знаете, как говорят – яблоко от яблони.

Ну, двое яблочек уже давно сгнили. Что-то мне подсказывает, что Джим Хоукс не пропал, как Генри. Что-то мне подсказывает, что Джим Хоукс умер. Как его дружок Томми, его глаза, уши и пальцы погрызли крысы, которых ты вроде как искал. Да, Хоукс явно сыграл в этом какую-то роль. Мог и не знать, во что ввязался, пока не стало слишком поздно. Но эту улику уже явно замели.

Сали снова открывает папку и переворачивает пару страниц, растягивая тишину.

– Это твой текущий адрес, Фред?

Фред наклоняется вперед, и Сали невольно чувствует угрозу от близости, огромная фигура бросает на папку тень, как тучу.

– Да, сэр, я снимаю эту квартиру.

– Как ты пострадал, Фред? У меня нет информации о послужном списке, но ты получил эту работу в рамках программы помощи ветеранам-инвалидам, верно?