– Мне это все уже порядком надело, брат. Жутко надоело, понимаешь? И сейчас меня все меньше и меньше заботят хреновы деньги или ребенок, и я все больше хочу убраться. Это та штука… она как-то… – Джим прикусывает губу, не желая вдаваться в подробности, не желая даже на секунду признавать, что происходит что-то неведомое, неестественное, возможно, сверхъестественное.– Эта штука творит это все.

– Джим, это безумие,– говорит Лиам, и в его тоне нет ни капли лжи.

– Ты прав. Все это безумие,– отвечает Джим и смотрит на Лиама горящими глазами.– А теперь расскажи, что тебе известно. Черт, расскажи, что тебе кажется. Но сделай это прямо сейчас.

Лиам глубоко вздыхает, оборачивается и видит Грега прямо у него за спиной. Лиам с приступом отчаяния осознает, что оставил пистолет рядом с отброшенным одеялом.

Тяжелая рука опускается ему на плечо. Не мягко. Лиам не удивляется, что Джим вытащил свой пистолет и теперь целится ему в левый глаз.

– Расскажи мне все, брат мой. Или я прострелю твою сраную башку.

Лиам смотрит в сторону лестницы, затем снова на Джима.

– Ладно,– говорит он, и пока за окнами домика забрезжил первый луч рассвета, зажигая фитиль в последний, кровавый день, Лиам рассказывает им все.

Сали изучает карту, разложенную на кухонном столе, Дэйв стоит рядом, а Мэри сидит, глядя не на карту, а на своего мужа.

Гадает, не сошел ли он с ума, и, возможно, она права. Может, и я вместе с ним. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, а я заканчивал дела и на более безумных решениях. Сали тогда не лгал Дэйву. Однажды он нашел тело убитой жертвы по имени Джоанна Сприггс, пропавшей без вести более полугода назад. Тогда ему позвонила сестра женщины, в шоке от того, что увидела лицо сестры в складках платья, висевшего в шкафу. Лицо на платье сказало, что ее пропавшая сестра убита – точнее, задушена – и похоронена возле старого колодца.

Однажды днем, когда срочных дел не было, Сали потратил какое-то время на поиск всех существующих колодцев в радиусе двух миль от того места, где исчезла сестра. Когда он заметил один из них – на первый взгляд казавшийся грудой серых камней, приютившихся рядом с обветшалым красным сараем, всего в полумиле от мощеной дороги, где бегала Джоанна в день своего исчезновения,– он подошел ближе.

Нетрудно было заметить большой участок свежевырытой земли среди половины акра дикой травы вокруг колодца, которым, как клялся фермер, не пользовались больше десяти лет, как, впрочем, и ветхим сараем.

Что было правдой.

Не считая его сына.

Вместе с Джоанной Сприггс они нашли тела двух других пропавших людей, нескольких потерявшихся собак из местного приюта и маленькую комнатку, скрытую под полом сарая, где юный психопат хранил сувениры, а также некоторые части тел, из которых сделал что-то вроде помеси человека с животным. Когда его спросили об этой странной манипуляции, тот заявил, что это подношение межпространственному существу в надежде, что оно придет на землю и поработит человечество. Сали никогда не забудет, как старый фермер качал головой, сетуя на то, что сын всегда «читал слишком много чертовых книг».

После раскрытия этого дела Сали начал разговаривать со своими ботинками всякий раз, когда дело было тяжелым, прямо как сестра прислушивалась к платью, чтобы выудить ключевую информацию для разгадки глухаря. Сначала Сали так просто шутил, снимал напряжение в особо стрессовых ситуациях, а потом это стало привычкой, причудой. За прошедшие годы он понял, что такая эксцентричность часто давала измученным членам семьи возможность сосредоточиться на чем-то другом, активизировала их мозг, когда все терялись в страданиях и страхе. Конечно, пару раз после этого семья просила (и получала отказ) нового агента, но эти проблемы легко решались. В конце концов, если семья вообще с ним разговаривала, значит, у нее есть проблемы посерьезнее, чем агент ФБР, который советуется со своими туфельками.

В некотором смысле, такая странность помогла раскрыться и самому Сали. Позволяла ему нестандартно мыслить, не сбрасывать со счетов ничего из услышанного,– каким бы странным и неважным это ни казалось. Конечно, в большинстве случаев это может оказаться пустой тратой времени, но в некоторых (и их было немало) странные направления расследования приводили к новому ходу мыслей, к слепому пятну, которое они не заметили с первого раза, к новой перспективе, что раскрывала другие улики. Другими словами – к надежде.

А ею Сали любил запасаться на будущее.

Поэтому, услышав сон Дэйва, хотя на первый взгляд тот и вызывал недоумение, Сали отнесся к нему не так, как могли бы другие агенты. И вообще, Сали был достаточно умен, чтобы считать такие сны, или «видения», выплеском подсознания, а оно прекрасно хранило праздную информацию. Схемы. То, на что здравый смысл даже не обращает внимание. И если чтобы извлечь факты, спрятанные глубоко в подсознании, нужен был сон, помятое платье или его чертовы туфли – что ж, он с радостью на это согласится. Ведь это была надежда.

– Надо сосредоточиться на этих горных районах.

Сали всегда хранит в багажнике своего седана карту округов Сан-Диего и Лос-Анджелес. Некоторые названия улиц уже устарели, и, возможно, чего-то недоставало, поскольку пригородная застройка все больше тянулась по побережью на запад, а по предгорьям – на восток, но Сали нравится топография карты – на ней разными цветами показаны склоны гор, высоты, подробно очерчены реки, озера и их глубина. Эта информация пригождалась не раз. Находить тела, живые или мертвые, намного проще, если знаешь, по какой местности предстоит идти.

И прямо сейчас Сали показывает Дэйву лесные районы к востоку от города – государственный парк Куямака, Пайн-вэлли.

Это был лес, и немаленький. Не просто парк, а долгие мили деревьев. Понимаете, я увидел их, пока парил сверху. До того, как приземлился.

Сали тогда картинно закатил глаза на слове «приземлился», радуясь, что разговаривает с Дэйвом по телефону, а не лично.

– Нет-нет, видите город здесь? – Дэйв показывает, что центр города находится прямо к западу от района, на который указывает Сали.– Он был не так близко, скорее…

Дэйв на мгновение задумывается.

«Не знаю, чокнулся он или нет, но что бы это ни было, он чертовски уверен, что это поможет»,—думает Сали и молча ждет.

Встревоженный взгляд Мэри не покидает мужа.

– Юг,– наконец произносит Дэйв.– Да, центр города был на юго-западе. Я помню… ну, неважно. Вот,– Дэйв сдвигает карту, чтобы показать еще один массив зеленых лесов и возвышенностей.– Что это?

– Национальный лес Кливленда,– говорит Сали, чувствуя, как внутри бурлит растущее чувство правоты. Было бы очень логично, учитывая, где мы видели этих парней. Твою-то мать.– Э-э, ладно. Смотрите, вот Эскондидо, откуда была отправлена первая посылка. И вот! – взволнованно указывает пальцем Сали.– Тут мы и заметили Грега и Дженни Лэниган, когда они заправляли машину за Грантвиллем, недалеко от университета. И если они отвозили вторую посылку Хамаде… сюда… значит, они направлялись на северо-запад.

– Ладно-ладно,– отзывается Дэйв.

– А если они заправлялись, и я уверен, что это был промах, они были к этому не готовы, значит, им надо было проехать еще как минимум десять миль или типа того, так? Ну, достаточно, чтобы риск был оправданным. Что еще?

– Дом. Я его описал. Весь заколоченный, старый. Побитый. Но еще отдаленный. Рядом с ним не было больше ничего. Ни дорог, ни других домов. Зачем дому стоять посреди чертова леса?

Сали качает головой.

– Я не знаю, но дело вот в чем. Если эти ребята и правда скрываются в этом районе, то там примерно десять миль безлюдного леса. И речь идет о маленькой группе людей.

– Я не понимаю, о чем вы,– подает голос Мэри, наклоняясь вперед и изучая карту так же взволнованно, как и двое мужчин.