– Он выбежал на улицу, может, вообще ушел,– говорит Дженни, уставившись на открытую дверь, куда льется утренний свет.

– Я вернусь через пару минут,– обещает Грег и направляется к выходу, на мгновение раздумывая, не поискать ли пистолет Лиама, но все же решив, что скорость сейчас важнее защиты – решение, о котором он вскоре пожалеет.– Собирайся, ладно? Мы уезжаем.

Несясь к сараю в туманном рассвете, сменяющимся ясным голубым небом, Грег не замечает, как Пит ползет на четвереньках за дальний угол дома, в одном кулаке поблескивает острый металл, другой он прижимает к дыре в животе, из которой сочится кровь; струйка слюны свисает как ниточка от йо-йо из уголка рта.

Пит, напротив, видит, как Грег бежит к сараю, но ему плевать. Грег совершенно не интересует Пита, и его уже до печенок достала эта тупая девка. Он всего лишь дурачился! Необязательно было тыкать в него ножом, мать твою! И господи, как же это больно. Просто ужасно. Но ничего. Пофиг, ведь у Пита осталось только одно дельце, а потом он уберется отсюда, и пусть Джим с этим австралийцем сами тут разбираются.

А Пит хочет лишь одного – больше всего на свете,– вонзить нож в этот хренов кокон, вытащить оттуда все на пол подвала, а затем выпотрошить другую тварь.

Разорвать на части.

Порезать на маленькие кусочки.

– О да,– бормочет он, подползая к дверям подвала.– У Пита для тебя подарочек. Сейчас он доставит тебе посылочку.

Он хихикает, добравшись до дверей, хватается за ручку и тянет, позволяя ей лениво шлепнуться в траву. Мужчина смотрит вниз, в бездну, и его окутывает зловоние разложения и грязи.

– Ты меня слышишь? – кричит он вниз.– Тебе доставочка!

Пит снова смеется, гогоча, как пьяная ведьма, перелезает через край входа и спускается по бетонной лестнице в холодную, ожидающую тем-ноту.

Грег открывает дверь сарая и направляется к «пинто». Он садится, вставляет ключ в замок зажигания и поворачивает, уже нажимая ногой на педаль газа.

Ничего.

– О нет,– он снова поворачивает ключ, на этот раз осторожно, не давя на газ, чтобы не мешать двигателю.

– Нет… нет-нет-нет-нет…

Грег открывает капот и проскальзывает между двумя машинами, чтобы добраться до носа «пинто».

Пока мужчина изучает двигатель автомобиля во влажной темноте, ему требуется всего мгновение, чтобы все понять.

Джим, ублюдок.

Плечи Грега опускаются в знак поражения. Игре конец; этот здоровяк – что неудивительно, если честно – перехитрил его. Придется вернуться и все наладить. Придумать способ убедить Джима, что им с Дженни можно ехать. Командное решение. Все путем.

Какой у него выбор?

Грег с громким лязгом опускает капот и поворачивается к выходу.

У входа в сарай, словно тень на фоне разгорающегося дневного света, горбится мать.

Она меньше, чем он думал. По словам остальных он ожидал чего-то… массивнее. А это существо почти как дитя, как ребенок в костюме, тонкие костлявые конечности торчат, словно ветки. У нее ярко-желтые глаза – кошачьи, или, может, как у ящерицы – Грег не знает, как их лучше описать. Он никогда еще такого не видел, но сейчас у него есть проблемы и посерьезнее, и что бы это ни было, оно выглядит несерьезным. Слабым.

«Я смогу ее победить»,– думает Грег и делает шаг вперед, разведя руки в стороны и выставив ладони, показывая, что он безопасен. Беззащитен. Не угроза.

– Привет,– говорит он, выжидая, когда подойдет достаточно близко, чтобы схватить ее за голову и крутануть, как волчок.– Значит, ты и есть та странная штука, из-за которой все эти неприятности, да? Знаешь что? Мы уходим,– одной рукой он показывает самолет, взлетающий со взлетно-посадочной полосы в космос.– Нас нет.

Существо склоняет голову набок, но больше не двигается.

Сейчас он всего в нескольких футах и может разглядеть черты ее лица даже через этот странный капюшон. Темно-коричневая кожа, тонкий рот. Как будто жук трахнул обезьяну.

Он делает шаг побольше и бросается вперед.

Тварь пригибается и с громким шипением, как кошка перед дракой, выпускает струю коричневой жидкости изо рта прямо мужчине в глаза.

Жидкость попадает ему на лицо, и эффект наступает сразу же.

В тюрьме Грег однажды услышал о парне, который настучал на какого-то крутого мафиози, и потом бедолагу нашли в прачечной с оплавленной половиной лица, ему на голову вылили какую-то кислоту. Он за несколько минут умер от шока.

Грегу не так повезло.

Липкая жидкость обжигает так, как, наверное, кислота обожгла ту крысу. Он прямо чувствует, как растворяется его плоть. Мужчина кричит, раздирая горло, и падает на колени, царапая глаза, пытаясь смыть затвердевающую жидкость. Но слишком поздно, теперь горят и его руки. Плавятся. Кончики пальцев стали мягкими и липкими и прилипают к коже.

Он давит, пытаясь помочь себе – хоть как-то – чтобы избавиться от боли, но пальцы просто скользят по твердым – обнаженным? – скулам, плоть почти расплавилась. В панике он случайно слишком сильно нажимает указательным пальцем правой руки, чтобы вытащить этот яд из глаз, и чувствует, как кончик пальца погружается в глазницу, где всего несколько секунд назад был совершенно здоровый, карий глаз.

Слепой, вопя от боли и ужаса, Грег начинает ползти к существу или туда, где, по его мнению, оно было несколько мгновений назад. Он почти уверен, что слышит, как расплавленные куски кожи падают на пол, и его руки в грязи так сильно горят – боль просто невыносима,– что он переворачивает их, опираясь на тыльную сторону ладоней, больше не в силах давить поврежденными пальцами в почву.

Грег рыдает и всхлипывает, когда жидкость застывает на лице. То, что осталось от плоти, растягивается, тянется изо всех сил, делая из верхней губы причудливый оскал, оттягивая пораженный скальп вниз, в то время как кожа лица собирается в области недавно рабочих глаз – теперь не более чем сгустки желтых соплей, свернувшихся на виске и подбородке.

– Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУКА! – орет он. Затем, с приливом энергии от полного отчаяния, Грег пробирается вперед, как краб по грязи.

Но тварь исчезла, и он понял бы это, если бы вообще мог что-то видеть.

Она ушла. У нее есть и другие дела.

Поэтому Грег просто слепо выползает на утренний свет, завывая, как подстреленная гончая, в поисках выхода из кошмара, хотя в глубине души знает, что ничего не найдет.

Солнце, все еще молодое и клонящееся к низу с востока, медленно окрашивает горизонт в персиково-желтый цвет, светлое утро медленно разливается по земле, горам и деревьям. Однако внизу, в этом сыром подвале, нет ничего более насыщенного, чем дымчато-серая атмосфера, к которой глазам Пита приходится привыкать, когда он доползает до подножия лестницы.

Он медленно поднимается на ноги. Одна рука сжимает длинный металлический складной нож, другая держится за живот, рана сильно кровоточит, кровь пульсирует сквозь сжатые пальцы, стекает по бедру и ноге, капает на ботинки и грязь.

Когда он привыкает к темноте, то замечает полоски человеческой кожи, все еще прилипшие к бетонной стене, теперь уже высыхающие, скрюченные и коричневые среди остатков смолы, которой и приклеили беднягу. Конечно, сейчас Пит знает больше, чем тогда, и у него есть довольно четкое подозрение относительно виновника смерти парня – кто именно приклеил его к стене и расколол череп, как гнилую тыкву после Хэллоуина, как те, которые Пит в детстве сбрасывал с крыльца.

Снаружи доносятся крики, приглушенные земляными стенами. Пит узнает голос Грега, но игнорирует его, как и все, что приходит извне, в реальном мире, который когда-то существовал в сознании мальчика, которым он был, в сознании преступника, которым он стал. Того мальчика съели заживо, а мужчину раздели, как сухую ветку, с которой срезали листья и кору, сократили до сердцевины – сочетания насилия и самосохранения.