Генри хихикает над последним словом, вспоминая забавную рожицу, которую кривил отец, когда зажимал пальцы и прижимал их к губам, широко и комично раскрывая глаза. Генри всегда безумно над этим смеялся, и, наверное, именно поэтому папа часто так делал. Чтобы рассмешить своего мальчика.

– Рад, что тебе весело,– говорит мужчина, но не жестким голосом. Он звучит… неуверенно. Несмотря на страх и усталость, Генри позволяет разуму блуждать, снова пытается почувствовать, о чем думает, что чувствует Лиам. Там все то же холодное черное ничто, но теперь и кое-что еще. В черные пряди вплелось что-то розоватое и легкомысленное.

Юмор. Или, возможно…

– Вон,– говорит Лиам, и разум Генри схлопнулся, как резинка. Впереди, сразу за узкой дорогой (которая теперь больше похожа на обычную тропинку), возвышается массивная мрачная угроза. Сгорбленный гигант, спящий посреди поляны, его огромный силуэт загораживает поле туманных звезд, разбросанных блестками по полуночно-синему небу.

Они подходят ближе; носки и штанины Генри намокают, когда его ног касается влажная от росы ветка. Генри различает детали более четко – глаза привыкли к темноте, и даже далеко за деревьями, с тусклой луной, застывшей высоко и невидимой для глаз, Генри удается различить тускло-белую форму здания. Груда дерева цвета кости с почерневшей крышей под тяжелым небом, раковая опухоль на земле, впившаяся в окружающую листву, бледный волдырь на толстой зеленой коже леса.

«Это дом»,– думает Генри, и кожу покалывает холодок сильного страха, даже еще холоднее ночи. Генри знает, причем сразу и без всякой неопределенности, что этот дом – абсолютно последнее место в мире, где он хочет быть.

– Добро пожаловать домой, малыш,– говорит мужчина, и Генри приходится проглотить всхлип ужаса, застрявший в горле.

«Да, добро пожаловать домой, Генри,– говорит дом.– Проходи. Мы прекрасно проведем время».

– Папа? – шепчет Генри, и слово срывается с губ прежде, чем он успевает его сдержать.

Сзади слышится вздох, как будто он каким-то образом разочаровал человека, который тащил его в ад.

Генри уже двенадцать часов как пропал.

– Что дальше? – спросил Дэйв детектива, женщину по имени Нопп или Нотт – он не помнил. Время перевалило за девять, а ничего так и не было сделано. Дэйв смотрел на крупного мужчину в сером мятом костюме, который потягивал кофе и сосредоточенно изучал свой блокнот. Его звали Дэвис.– Детективы?

Они остались – все – почти до вечера. Дэйв подумал, что несколько копов ушло, но на смену им пришло еще больше. Они сфотографировали дом, спальню Генри, их спальню, гараж, кухню, задний двор и веранду. Стучались в двери по всей округе. Дэйв и Мэри выложили им все имена и номера телефонов, какие только могли вспомнить – друзей, знакомых, одноклассников, учителей.

– Это мальчик, которого в прошлом году сбил автобус,– заявил Дэвис в ответ на вопрос Дэйва, не отрываясь от своих записей, просто добавив этот факт к несуразной, растущей куче информации, которой они весь вечер обменивались вчетвером. Словно какая-то банальная, бесполезная игра.

– Да, верно,– сказал Дэйв, не придавая этому значения; наверное, полицейские увидели заголовок или услышали об этом от кого-то между сменами. Но когда он увидел, как детективы обменялись настороженными и понимающими взглядами, то осознал, что все не так уж просто.

А потом он тоже все понял, и его желудок резко сжался.

– Деньги,– сказал Дэйв дрожащим голосом.

Мэри уставилась на него, прикрыв рот рукой, как будто он сказал что-то ужасное. Что-то ядовитое. Но иногда правда может быть ядом. Действовать как отвратительный вирус, заражая всех, кто ее услышал, неизбежными выводами, ужасом больной реальности.

– О господи,– сказал Дэйв, его разум лихорадочно работал, теперь он полностью понимал все исходные данные, весь потенциал опасности. Где-то в глубине своего сознания он ждал – надеялся – на рациональный исход.

Генри упал в колодец.

Сбежал.

Пошел к другу в гости и по необъяснимой причине никому не сказал (да, и прогулял школу, ведь всякое бывает, верно? Верно?).

И потом, были и другие причины. Те, что прятались в темных шкафах. Что тихо лежали под кроватью, улыбаясь в ночи; что таились в тени и выпрыгивали с острыми зубами и скрюченными когтями, когда меньше всего ожидаешь, когда так стараешься заставить себя поверить, что на самом деле их не существует.

Точно так же, как не существовало монстров. Или чистого зла.

– Компенсация,– медленно и уверенно произнес Дэйв, словно пробуя слова на прочность. Их последствия. Он посмотрел прямо в обеспокоенные глаза Нопп («Да, точно Нопп»,– вспоминает он).– Они думают, что у нас есть деньги.

– Кто «они»? – резко спросила Мэри, все еще не понимая. Не желая даже рассматривать такую возможность.

Дэвис наклонился вперед, отложил блокнот, внимательно посмотрел на Мэри, затем на Дэйва, на его лице застыл пытливый и не очень-то добрый взгляд.

– А… разве нет?

– Нет! В смысле, да, конечно. Но это деньги Генри. Они в трастовом фонде. Мы с Мэри, как его опекуны, получаем выплаты от банка для Генри. Все это часть соглашения,– сказал Дэйв со странной мольбой в голосе, надеясь, что прозвучало не как молебное оправдание.– Мы не хотели тратить эти деньги на себя, так что договорились с банком… он отвечает за фонд… как третья сторона. Понимаете, мы не можем так просто сейчас все снять… – Дэйв рассмеялся и посмотрел на Мэри с вымученной улыбкой, пытаясь объяснить абсолютную нелепость ситуации, ее невозможность.– Вряд ли это относится к делу. Думаете, кто-то… из-за денег… я не… да это не оно. Невозможно. Так ведь? – Руки Дэйва упали на колени, и он откинулся на спинку дивана.

Только когда Мэри обняла его, он понял, что плачет.

– Мы сделали что-то не так? – спросил он, обнимая жену, и если полицейские и услышали его, то не стали подавать вида.

Прошло три часа с того разговора, и внезапно реальность изменилась.

Изменились перспективы.

Все четверо переместились из гостиной к кухонному столу, освободив место для записывающей машины, подключенной к телефону. Пока они сидели, глядя друг на друга, Дэйв подумал, что это будто игра в покер, где в какой-то момент ставки росли все выше, и теперь вместо дружеской забавы все опасались проиграть друг другу – все на взводе и с параноидальными мыслями.

На панике.

Генри нет. Он пропал.

Его взяли.

Да, возможно. Взяли.

Уже двенадцать часов. А двенадцать часов – это новые ставки. Высокие. Кровавый спорт.

Нопп что-то говорит.

– Мы уведомили КАРТ, подразделение ФБР, которое вмешается, если… не появится новой информации. Мы отправили запрос и активировали систему экстренного оповещения. Если пройдет двадцать четыре часа, а зацепок так и не будет, ФБР будет сотрудничать с нами в расследовании. Также мы назначим вам постоянного сотрудника полиции, который будет работать с вами и ФБР в течение… пока Генри не найдут.

– Подождите,– вмешивается Мэри, и в ее глазах снова вспыхивает огонек.– А как же вы двое? Просто вот так вот свалите это дело на других?

– Мэри,– успокаивающе говорит Нопп,– есть детективы, которые специализируются на поиске детей. Возможно, мы с детективом Дэвисом будем передавать вам новости, но зависит это не от нас. Мы просто случайно оказались первыми на месте происшествия. Но теперь… когда все начало проясняться…

– Проясняться? – спрашивает Мэри отрывисто и горько. С материнским гневом.

– Да, возможная серьезность дела,– спокойно и хладнокровно продолжает Нопп.– Важно, чтобы за него взялся кто-то с опытом регулярного разрешения подобных ситуаций.

Дэйв сжимает и разжимает руки, а глаза Мэри снова становятся пустыми, маленький огонек гаснет. Он на мгновение забывает о полиции вокруг дома, о детективах за кухонным столом, о потере мальчика, которого они должны были защищать. Что я за отец? Что за защитник?