Он почти уверен, что умрет, и ему ужасно хочется попрощаться с Дэйвом и Мэри. Сказать им, что он их любит. Сказать им, что ему страшно, что он очень по ним скучает.

Он начинает снова погружаться в сон, в счастливые воспоминания, ведь вполне вероятно, это его последний сон, последняя возможность увидеть сны.

Но перед этим он собирает все, что осталось от его сил, и толкает.

Лиам разложил столько пасьянсов, что их ему на всю жизнь хватит.

Он смотрит, как спят остальные, и размышляет, стоит ли вообще будить Джима. Уже больше двух часов ночи, и его должны были уже сменить, но, если честно, он совсем не устал. Слишком нервничает. А еще умирает с голоду и опасается пить что-то крепче пива, когда в желудке пусто.

Сейчас не самое подходящее время терять бдительность.

Но все же он не хочет, чтобы Джим сердился, а здоровяк определенно разозлится, если Лиам позволит ему проспать смену. Джим – человек деталей, планов и приказов, которые выполняются в точности, в противном случае его гнев будет всеобъемлющим.

Кряхтя, он поднимается со своего места у стены. Его единственной компанией за последние пару часов были колода карт, потускневший керосиновый обогреватель, мутно освещенный походный фонарь и гадкие мысли. Он не знает, чем закончится эта игра, но все это свободное время позволило ему установить некоторые границы, некоторые правила относительно того, что он может позволить.

И чего не допустит.

Он точно не помешает сделке. Бог свидетель, ему нужны деньги, и вообще, они же от ФБР, так что кому не насрать. Таков протокол, что бы там ни показывали в фильмах. Конечно, они будут с метками и, возможно, с маячком, но у них с Джимом есть опыт в таких делах. Они уже назначили встречу с экспертом в Мексике, который за двузначный процент отмоет все начисто.

Без проблем.

Он точно позволит сжечь дом, потому что к черту его. Надо было снести много лет назад, а если Пит так случайно устроит лесной пожар? Тем лучше, отвлекут внимание всего мира и местной полиции, пока побегут через границу. Конечно, официалы будут следить за основными транспортными путями, ведущими к южному соседу Америки, но Джим позаботится и об этом. Уже заплатил старому пограничнику, чтобы тот доставил их в Мексику, все легко и прямо здесь, в великом городе Сан-Диего. Границы – пустой звук, и кругленькая сумма творит чудеса на американской границе, особенно когда ты хочешь выехать за ее пределы.

Лиам жмет на паузу на этих мыслях, пока пересекает комнату, где Джим лежит поверх пары армейских одеял, свернув джинсовую куртку в качестве подушки. Он наблюдает за ним несколько мгновений, гадая, действительно ли тот так крепко спит, как кажется. Лиаму кажется, что Джим спит чутко – как и любой, кто отсидел серьезный срок в тюрьме,– и, вероятно, хорошо осознает окружающее даже в бессознательном состоянии. Наблюдая, как поднимается и опускается грудь мужчины, и размышляя, что делать дальше, Лиам на мгновение закрывает глаза, вспоминая обещания, которые дал самому себе.

То, чего он не может допустить.

Он не позволит Генри остаться в доме с Питом и Дженни, как только они уедут. Он возьмет мальчика с собой на сделку, если надо, засунет в багажник, и они все вместе отправятся на место встречи, если проблем не возникнет. Лиам уверен, что сможет убедить в этом Джима, используя аргумент о наличии страховки (или, другими словами, заложника), если дела пойдут наперекосяк и им придется стреляться или еще какая хрень.

Он не позволит Джиму убить мальчика.

Генри будет жить. Закончит школу, поступит в колледж и станет ученым или еще каким-то умником. Может, найдет лекарство от рака.

Но он не умрет за деньги. Не будет убит рукой преступников, которые хотят поразвлечься на старости лет.

Лиам проговаривает в голове, словно молитву: «Я не дам им тебя ранить, Генри».

Встает на колени и мягко кладет руку на плечо Джима. Джим переворачивается и легко открывает глаза, четкие и сфокусированные, будто все же притворялся.

– Ты опоздал,– говорит Джим.

Лиам смотрит на часы. Сейчас 02:14.

– Прости. Я не устал. Думал дать тебе поспать еще часок.

Джим садится и потирает свой лысый шарик.

– К черту это,– переводит он взгляд на Лиама.– Но я рад, что ты не устал.

– Да?

Джим встает на ноги и потягивается, руки тянутся к небу, мышцы и сухожилия натягивают футболку, рябь пробегает под кожей обнаженных рук и шеи. Лиам поражается, насколько массивен этот мужик, сколько в нем силы, и неловко отводит взгляд. Старое знакомое покалывание страха пробегает по внутренностям.

– Да, бро,– говорит Джим, протягивая руку за бутылкой воды.– Ты и я? Нам надо переговорить.

– Ладно.

– Давай обойдем периметр, а потом ты немного поспишь.

– Ты уверен, что это…

– Всего на пару минут, чувак. Ни хрена не случится, и мы далеко не уйдем.

Лиам не настаивает. Он знает, что Джим все равно настоял бы на своем, поэтому терпеливо ждет, пока Джим зашнурует ботинки, а затем следует за ним к входной двери.

Ночь холодная, но Лиам сразу же испытывает облегчение от того, что Джим хочет поговорить на улице, а не в доме. Здесь свежо, и запах леса – это приятная перемена после бесконечной вони собственного и других тел. Он и не подозревал, насколько привык к вонючему дому – немытая кожа, плесень и дым, казалось, исходили не только от людей, но и от полов и стен. Зловоние открытой могилы, доносившееся из подвала, было еще одним нежелательным слоем, который Лиам был рад на время снять.

Мысли о подвале вызывают образ разлагающегося тела, которое им пришлось выбросить, и странного кокона, который может быть ключом к поехавшим событиям последних двадцати четырех часов.

Та штука, которую вы нашли? В подвале? У нее есть мама. Я называю это малышом, а другую матерью.

Лиам вздрагивает, пытаясь списать это на холод.

Джим идет на полшага впереди.

– Давай прогуляемся, убедимся, что наша подружка не бегает на крыше или поблизости. Кроме того, я хочу проверить машины.

– Машины?

Джим пожимает плечами и больше ничего не говорит, пока они топают по высокой траве, дом не излучает свет, луна – всего лишь тусклый ноготь, цепляющийся за край дымчатого облака, окружающие деревья – безмолвная темная армия.

– Вы с Генри много разговаривали,– наконец начинает Джим, и Лиам вздыхает. Он ненавидит чувствовать себя таким беззащитным. Одно дело, когда Генри копается в его мыслях, вытаскивая личные воспоминания, как карты из колоды, но думать, что он настолько же очевиден для Джима, вызывает беспокойство. Это даже опасно.

– Да,– отзывается мужчина, решив не заглатывать наживку. Если Джиму было что сказать, то пусть, мать твою, говорит. Лиам не собирался защищаться без прямого нападения.

Они подходят к сараю. Джим открывает одну из больших дверей. Петли тихонько поскрипывают. За дальними деревьями ухает сова, действуя на измотанные нервы Лиама.

– Что мы здесь делаем, Джим?

Но Джим игнорирует вопрос, вместо этого молча изучая две машины – коричневый «дастер» и универсал «пинто». Мужчина лезет в карман своих брюк-карго и включает маленький фонарик в металлическом корпусе. В сарае кромешная тьма, если не считать луча, исходящего от сомкнутой руки Джима. Он подходит к водительской дверце «пинто», открывает и засовывает руку внутрь. Лиам слышит звук открывающегося капота, хоть и не видит ни его, ни что-либо еще.

– У каждого есть секреты, чувак,– говорит Джим угрюмым тоном, который настораживает Лиама.– Я пытаюсь добиться, чтобы нам заплатили. Потратил полгода, мать твою, чтобы все подготовить и распланировать, а вы все как хренова кучка детей. Испуганные маленькие мальчики и девочки.

Джим поднимает капот «пинто» и зажигает там свет. Свободной рукой он начинает копаться в сердце маленького двигателя.

– Итак, что я хочу узнать от тебя, брат мой…