«Он всего лишь задира,– думает Генри.– А о задирах я знаю все, не так ли? Да, так».

Генри не терпится отомстить ему, проникнуть в разум и найти идеальную возможность причинить боль.

А еще есть Лиам. Предатель. Который сейчас идет рядом, наблюдает за ним, ждет, когда он убежит, спрячется или попытается улизнуть. Генри кажется, что это жалко. Если бы этот мужик когда-нибудь видел, как бегает Генри, то перестал бы так сильно беспокоиться, черт подери. Каким бы посредственным спортсменом ни был Генри Торн, этот статус исчез, когда его швырнуло в припаркованный BMW после того, как автобус раздавил его отца, как маленькую виноградину. Генри полетел. Как супермен без плаща.

С момента аварии у него были головные боли, иногда просто так болела грудь, а еще он слегка прихрамывал (по словам врачей, это на всю жизнь). Он компенсирует хромоту, как может, но знает, что она есть; это он понял, когда однажды вышел на школьную дорожку и попытался пробежать весь круг. Всего четверть мили.

Его хватило на половину.

Не потому, что он устал или был не в форме. А из-за больной ноги. Она ныла. Та самая нога, которая расщепилась на куски и выгнулась вбок, когда его отец… когда его отец…

Ладно, сынок, тише. Я тебя понял. Расслабься, Генри. Постарайся успокоиться.

Генри делает глубокий вдох, наблюдая за приближением линии деревьев.

«А теперь мне надо посрать, и этот белый выводит меня к деревьям, как собаку»,– думает Генри, и если и удивляется своей внезапной ненависти, то засовывает это удивление куда подальше, на задворки сознания, потому что сейчас он не собирается быть хорошим. Не будет вежливым. Он хочет причинить этим людям боль.

И очень сильную.

– Мы уже далеко отошли,– говорит Лиам, и Генри поворачивается.

– Хочешь, чтобы я сел тут у всех на виду? Ни за что,– Генри не боится отвечать Лиаму, потому что видит его беспокойство. Тускло-синий цвет негодования, грязно-оранжевый замешательства, багровые вспышки стыда. Он играет крутого – и Генри знает, что он и правда не хороший человек,– но в глубине души все это по большей части показуха. Да, возможно, он убил бы Генри, если бы понадобилось, но после инцидента тем утром бдительность Лиама ослабла; унылый, темный покрой его разума начал течь, и внезапно Генри начал читать его, как карты Зенера. Плюс. Круг. Звезда. Волны.

Сомнение.

– Если думаешь, что можешь убежать в лес, то ты ошибаешься. Помнишь наш вчерашний разговор?

– Да, я подойду к первому дереву, ладно? Вон тому.

– Ладно-ладно,– отвечает Лиам.– На, возьми,– протягивает он туалетную бумагу.

– Может, еще маленькую лопату? Чтобы закопать.

Лиам смотрит на горизонт, все еще протягивая бумагу.

– Ага, чтобы ты меня ей огрел? Нет, спасибо. Иди давай.

Генри берет предложенный рулон и идет за дерево. Стягивает штаны и присаживается на корточки над пятном черной грязи.

– Надеюсь, я не сяду жопой в ядовитый плющ,– говорит мальчик, и Лиам фыркает.

Пока Генри ждет зова природы, Лиам расхаживает взад-вперед, пиная носком ботинка пучки травы.

– Пока мы ждем, можно я дам тебе несколько советов, Генри?

– Если хочешь,– говорит Генри и испытывает облегчение, когда поезд наконец-то отходит от станции.

– В эти дни, пока ты будешь с нами… – пауза, а затем: – Мы плохие люди, Генри, это должно быть очевидно. Ты умный, ты понимаешь, кто мы.

Генри не отвечает, просто встает и вытирается. Бросает бумагу сверху и натягивает штаны. А потом начинает пинать рыхлую землю на кучу, как кошка.

– Так вот мой совет,– продолжает Лиам.– Не беси никого. Особенно…

Лиам замолкает, и Генри оглядывается на дом. Отсюда он может видеть боковую часть, ту самую, которую еще не смог осмотреть. Его внимание привлекает что-то синее, дремлющее в высоких сорняках. Охваченный любопытством, он тянется и сразу же снова ощущает это присутствие.

Что-то странное. Неизведанное.

Чужак среди чужаков.

Но он не приближается слишком близко. Не в этот раз. Остается подальше, по ту сторону завесы; вдали от света, от этой мерцающей свечи чужеродного сознания. Что бы это ни было, Генри не хочет снова ему показываться. Он просто хочет понять, что оно там. Близко. Под домом, рядом с тем синим проблеском в высокой траве.

Вот, где оно, и вот, как до него добраться.

– Ты меня понимаешь, парень?

Генри выходит из-за дерева.

– Да, понимаю. Я просто хотел помочь.

Лиам не отвечает, а просто тянется за туалетной бумагой.

– Мне надо помыть руки,– говорит Генри, но Лиам качает головой.

– Прости, тут нет водопровода. И мыла. И душа, и ванной, и раковин. Противно, понимаю, но это временно.

– Тогда как мне помыть руки?

Лиам оглядывается и показывает на пучок травы.

– Просто… вытри о траву.

Генри смотрит на Лиама, потом на траву.

– Это ужасно,– говорит он.– Я не вытру руки, я просто все размажу.

Лиам пожимает плечами.

– Прости, парень. Как я и сказал, это временно.

– Какая гадость. Когда будем внутри, я возьму бутылку воды и мыло. Мне не нужны болезни.

Лиам берет Генри за плечо – мягко – и ведет к дому.

– Посмотрим. Может, что-то и найдем, хорошо?

Генри не отвечает. Он старается не хромать.

– Кстати,– небрежно говорит Лиам, но Генри чувствует серьезность тона, острое желание знать. Мужчина останавливается и поворачивается лицом к Генри, который тоже встает на месте. Лиам кажется темным силуэтом, солнце, взошедшее в небе за его спиной, заливает светом его волосы и уши, небо туманно-пастельно-лимонного цвета, холодное.– Как ты узнал о картах Пита? Только без брехни. Не неси мне чушь типа «я просто шутил». Я на это не куплюсь. И Пит тоже не купился. Именно поэтому он так разозлился. Из-за денег, да, но еще и потому, что ты его немного напугал. И, если честно, меня ты тоже немного пугаешь. Так что выкладывай. Как тебе удалось провернуть этот трюк?

Генри изучает темный профиль Лиама. Он напоминает ему об отце.

Эта мысль совершенно не утешает.

Генри пожимает плечами.

– Я прочитал его мысли. Видел то, что видел он. Иногда с такими, как Пит, сложнее, потому что он тупее животного, и мне из-за этого трудно видеть. Но если я сконцентрируюсь, все не так уж плохо. Особенно если надо увидеть что-то визуальное, а не просто, ну… что-то в голове.

Лиам ничего не говорит, затем кладет руку на спину Генри, и они продолжают идти к дому. Сделав несколько шагов, он снова останавливается и, опустившись на колени, заглядывает Генри в глаза.

– Ответь мне еще вот на что,– говорит Лиам, пристально изучая лицо Генри, словно ища признаки лжи.– У тебя повреждение мозга или что-то в этом роде? В смысле, серьезно. Ты, что, больной? Я знаю о несчастном случае и о твоем психиатре. Мы много чего о тебе знаем.

Лиам улыбается, и Генри видит цвета в его сознании. Ярко-красный. Крапинки темно-фиолетового. Цвета задиры. Злые цвета.

– Я знал, что ты странный,– говорит мужчина издевательским тоном,– но черт, чем больше я с тобой нахожусь… у тебя как будто не в порядке с головой. Понимаешь?

Лиам словно готов засмеяться, но Генри не реагирует. Он не отворачивается, заглядывает глубоко в сознание Лиама, за маски, за сарказм, за жестокость. «Он ослабил бдительность,– думает Генри и наслаждается открытым сознанием.– Он боится».

Генри слышит голос своего отца:

Скажи ему о том, что мы обсуждали, Генри. Но не слишком много. Так, помаленьку… пусть просто задумается. Сможешь?

Генри сможет.

– У меня к тебе вопрос,– говорит мальчик, и Лиам смеется, как кажется Генри, несколько натянуто.

– Ну давай,– говорит он.– Я слушаю.

– Раз уж ты заговорил о повреждениях мозга,– начинает Генри, аккуратно подбирая слова и уже видя переживание в сознании Лиама,– и меня помог выкрасть Фред, который просто притворялся…

– Ага,– говорит Лиам, его улыбка слетает, лицо тяжелеет.