Спустя минут пятнадцать такого блаженства Алессия улеглась набок и недовольно покосилась на молчаливую собеседницу:

— Слушай, а можно вопрос?

— Ну? — не открывая глаз ответила Крис.

— А почему ты так стесняешься голеньких тёток? Это даже мне кажется странненьким, знаешь ли!

— Опять твои уменьшительно-ласкательные? — Кристин тяжело вздохнула и цыкнула. — Я не стесняюсь оголенных людей, просто стараюсь на них не глазеть. Это невежливо.

— Почему? Ты же не подглядываешь!

— Потому, что мне было бы неприятно, если бы на меня кто-то пялился. Что-то вроде взаимоуважения.

— Но ведь, это прямо как…

— Слушай! Ещё слово, и я натравлю на тебя злостного банника и запру тут до ночи!

— Кого-кого?

— Банник![1] — буркнула выскочка и недовольно приоткрыла веки. — Отлично, сама подписала себе смертный приговор. Ладно, слушай…

***

Слушая историю о славянском фольклоре, которым сибиряки прожужжали все уши гончей, Лесса всё чаще жаловалась на недостаточно разогретую баню и просила сделать теплее. Кристин же, напротив, всеми силами упиралась, сетуя на непереносимость жары. В итоге, так и не найдя общего знаменателя, конопатая хорошенько поддала жару и, оставив спутницу в разгоряченной комнате, направилась в душ.

Попутно захватив свои вещи и проходя следом за одной из местных работниц, Крис с опаской оглянулась и вошла в узкую душевую кабинку. Несколько раз дернув запертую щеколду, она медленно сбросила с плеч длинное полотенце и поправила взмокшие волосы, которые уже начали завиваться от влаги. Стоя под потоком теплой воды из прибитого к потолку дуршлага, девушка медленно сменила режим на холодный и уперлась лбом в бетонную стену. Беглая монахиня была не так уж и плоха, но для тихой убийцы становилась невыносимой обузой. Кристин никогда не кидалась в пекло сражений, если была возможность пробраться мимо охраны тайком и незаметно расправиться с жертвой, либо же снять с приличного расстояния, полагаясь на «дальнозоркость» Флегия.

«Я не могу от неё избавиться!» — Крис сжала зубы и невольно вздрогнула, чувствуя, как к горлу подступил неприятный ком желчи. Работать под покровом ночи было уже не так просто, а свалившаяся на голову ответственность за чужие действия и вовсе приводила матерую наемницу в неописуемый ступор. С одной стороны, монахиня могла послужить хорошим тылом. Чего не говори, стреляла Алессия безупречно. Однако, даже будь возможность обойти прямую угрозу со стороны церковных «Стервятниц» и «Коршунов», или улизнуть от нерадивой послушницы, Харенс попросту не умела нарушать своих обещаний. Это не было принципом, или желанием. Скорее, одна большая проблема, с которой Кристин не дано было справиться.

Вжимая лоб в обшарпанную шпаклевку, она обессиленно закрыла глаза и сама не заметила, как шлепнулась на пол от резкого перепада давления. Тонкие сосуды и постоянные мигрени давали о себе знать всегда, стоило Крис хоть немного расслабиться. В глазах потемнело, а по щекам сами собой покатились слезы. Впрочем, это было не больше, чем реакция здорового организма на стресс. Кристин уже давно не плакала намеренно, от грусти. Даже пар она всегда спускала осознанно, а вот слезы себе позволяла не часто. Быть может, это было следствием детских травм, или ещё что-то, но она попросту разучилась рефлексировать, считая всё это отвратительным следствием и очередной приметой, из-за которой её непременно засмеют или причислят к «типичным представительницам слабого пола».

— Эй! Порядок там усёй?!

Приходя в себя, конопатая неспешно поднялась, ответив взволнованному голосу что-то вроде: «Поскользнулась» и, смахнув слезы, тут же треснула себя ладонями по щекам, подставив шею под поток холодной воды:

«Выход есть всегда! А вот права на слабость у тебя нет!» — сжав зубы, она слабо оскалилась и принялась наскоро одеваться, сообразив, что Алессия до сих пор не вышла из парилки. Вытащив из бани обмякшую спутницу, Крис быстро привела её в чувство, после чего долго ворчала о неправильной эксплуатации, пока к ним не нагрянула утомленная ожиданием Магма, сетуя на скорое начало вечерних посиделок.

— Долго вы! — возмутилась старушка, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь затишьем на улице. — Я уже минут двадцать назад как справилась, а вы всё возитесь, эх! — завелась староста, причитая вплоть до самого порога шумящего кабака, где уже вовсю плясали юнцы, а старики упоенно слушали игру на губной гармони, вспоминая бурную молодость.

— А где здесь можно покушать? — вежливо поинтересовалась Вуншкинд, оглядывая трактирную стойку.

— Где хотите, — слабо улыбнулась Магнолия, глядя на сидящих поодаль девиц в пестрых сарафанах. Местные уже давно научились использовать перья и красители, что Рейхом не запрещалось. — Без меня отсюда ни ногой, а так — делайте что хотите.

— Спасибо, — отвлеченно бросила Крис и направилась следом за Лессой, попутно рассказывая ей о вреде белковой пищи после парилки.

Усевшись за свободный столик, девушки молча жевали запеченную картошку, которую привозили из ближайшего села Огородников. Оглядываясь по сторонам и потягивая свежий узвар, путницы с интересом наблюдали за происходящим вокруг. Звуки самодельных балалаек и на ладан дышащего баяна постепенно утихли, а на крохотной сцене, где только что выступали местные барды, появилась высокая крепкая женщина, громко объявляя очередного виновника торжества.

— Дорогие сельчане! — басовито заголосила она, стоя на сдвинутых столах, ножки которых специально спилили почти до основания, прибив к широким доскам, дабы создать ощущение возвышенности. — Грядет день сбора сил и накопления смелости для новых свершений! В преддверии каждого четверга, третьего в месяц, пусть льются сказания прадедов наших великих, устами старцев почтенных! — Несмотря на статус «малообразованного поселка», она говорила достаточно грамотно и чётко. Судя по всему, Масленок и впрямь не жалел знаний на поддержание школ, где ребятню учили грамотно разговаривать, а самых одаренных — даже читать и писать, отбирая лучших в ряды новобранцев.

Прихрамывая, на сцену вышел престарелый владелец заведения. Усаживаясь в мягкое кресло, он тут же расплылся в улыбке, глядя на неизменное столпотворение молодых ребят, которые всё забегали в трактир, получая от старших тумаки за опоздание.

— Не браните молодежь, — умиротворенно воскликнул старик, — они у нас больше всех сейчас трудятся во имя «Великого Возрождения». Толку серчать? Того гляди — назло тунеядствовать будут! — рассмеялся тот, создавая приятную атмосферу в зале и унимая старших. — О чём мне сегодня поведать, дорогие мои? — громко спросил старичок, слушая возгласы о власти, безумцах и анархогеддоне. Он был едва ли не одного возраста с Магмой и привлекал внимание Харенс, как и прочие пожилые жители поселения. Возраст согласия нынче был невелик как раз таки потому, что многие окультуренные жители подконтрольных поселков банально не доживали до старости из-за самых обычных недугов. Видно не зря селение Пахарей считалось одним из самых элитных граничащих с городом Рейха, что простирался от бывшего Снина до границ Першова.

— О себе рассказал бы, — тихо буркнула Крис и удивлённо покосилась на резво расцветшего старика, длинная борода которого была причудливо заплетена в косу и обвязана вокруг морщинистой шеи.

— А чего же не рассказать-то? — оживился дедок, словно услышал её слова среди всего этого жуткого гомона. — Эх, вот были бы у нас настоящие знания — не пришлось бы распинаться! А теперича что? Историю полним обрывками, да й сами её толком не знаем! Нескладно всё так, — он печально вздохнул и потер тощие руки. — Ну-с, начнём значит с малого. Слушайте! — его глаза блеснули, а зал тут же затих в ожидании. Местные внимали каждому слову сказителей, даже если слушали один и тот же сказ раз этак сотый.

— Зовут меня Вадис, иль Вад. Родился я здесь, как и большинство из вас. Трактир я держу по наследию прадеда, что купцом сюда ехал, коней насаждать забугорных. А место моё уж Едимед займет, вот он сидит, улыбается! — Вадис кивнул в сторону невысокого коренастого трактирщика, который внимал ему с такой преданностью, что даже прекратил подавать еду и напитки.