Бухарин пришел в дуумвират и с более практическим политическим багажом. Наиболее важным было его руководство центральными изданиями партии. Помимо того что он был редактором ежедневной газеты «Правда», в апреле 1924 г. он стал также редактором нового, выходившего раз в две недели журнала ЦК партии «Большевик», созданного для «защиты и укрепления исторического большевизма против любой попытки искажения и извращения его основ» ^{838}. Руководство двумя основными органами, выражавшими мнение ЦК, было важным оружием Бухарина во фракционной борьбе; свидетельством этого является бесплодная попытка Зиновьева организовать в Ленинграде в 1925 г. соперничающие издания, а в 1928 г. усилия Сталина, направленные на отстранение Бухарина от руководства ими ^{839}. Благодаря своему положению в «Правде» и «Большевике» Бухарин был фактическим правителем обширной империи партийной печати и пропаганды. Под их эгидой выходило множество других широко распространявшихся периодических изданий, газет и брошюр, а Бухарин, кроме того, был членом редакционных коллегий некоторых журналов, энциклопедий и издательств. С политической точки зрения, наиболее важным было то, что местная партийная пресса получала руководящие установки (а зачастую и статьи) непосредственно от «Правды» ^{840}. В 20-х гг. центральные органы печати были не только авторитетными средствами осуществления внутрипартийной связи. Будучи ответственными за истолкование партийных резолюций, они неизбежно играли значительную роль в окончательном формировании и проведении в жизнь политики партии. Каменев только слегка преувеличивал, когда сетовал, что Бухарин и его сторонники (занимавшие все должности в органах печати) получили «фактически монополию на политико-литературное представительство партии» и на «всю политико-просветительную работу» ^{841}.

Другой организационный пост Бухарина представлял иной по своему характеру политический козырь. Бухарин вместе с Зиновьевым с 1923 г. был ответственным за выработку политического курса и текущую деятельность Коминтерна. Хотя до октября 1926 г. Зиновьев формально оставался председателем Коминтерна, его поражение в декабре 1925 г. привело к тому, что Бухарин вскоре стал фактически возглавлять эту международную организацию. После официального снятия Зиновьева Бухарин стал генеральным секретарем Исполкома Коминтерна и, таким образом, юридически его главой (должность председателя была упразднена) ^{842} [34]. Руководство Коминтерном, ничего не прибавляя к организационной власти дуумвирата внутри партии, тем не менее имело свои преимущества, так как и большинство, и оппозиция все еще ценили расположение зарубежных компартий. Руководящая роль в Коминтерне увеличивала личный престиж Бухарина, а также престиж и влияние дуумвирата. Она, кроме того, расширяла сферу его влияния, позволяя ему выдвигать своих советских сторонников и зарубежных последователей на работу в Политический Секретариат Исполкома Коминтерна ^{843}. Во время партийных споров, особенно когда дискуссия в 1926–1927 гг. перекинулась на вопросы внешней политики, Коминтерн стал дополнительной официальной трибуной Бухарина.

Эти сферы деятельности Бухарина (центральные органы печати и Коминтерн) были его «княжествами». Они соответствовали его общей роли в борьбе большинства против оппозиции: тогда как Сталин вел организационную борьбу, Бухарин вел войну идеологическую, его идеи и контраргументы составляли сущность как наступательной, так и оборонительной тактики руководства. На первых стадиях дуумвирата он был совершенно независим как идеологический боец.

Ни Сталин, ни его сторонники не могли противостоять светилам в рядах оппозиции, которая в лице Троцкого, Каменева, Преображенского, Пятакова, Смирнова, Смилги и Радека имела искусных теоретиков, талантливых экономистов и острых публицистов. Все они были интеллектуалами, высокоодаренными, остроумными людьми, которые умело вели публичные споры и идеологические сражения.

Когда дискуссия затрагивала достаточно высокие интеллектуальные сферы, из главных лидеров большинства только Бухарин сражался с ними на равных (хотя Рыков был специалистом в области практической экономики). Его признанная проницательность и эрудиция теоретика, его ораторское искусство, умение быть «безжалостным полемистом» ^{844} (которым он иногда злоупотреблял) дали большинству выдающегося оратора, способного тягаться с оппозицией. Никто иной, как Бухарин, дал ответ Преображенскому; никто иной, как он, на XIV съезде партии сорвал запоздалую попытку Зиновьева обрести статус большевистского теоретика и фактически разрушил без остатка идеологический авторитет этого увядавшего политического деятеля; никто иной, как он, поехал в пролетарский Ленинград в феврале 1926 г., чтобы отстоять политику руководства по крестьянскому вопросу ^{845}. В этом отношении программные дебаты 20-х гг. были затянувшейся политической кампанией: на избирательных собраниях выигрывались и проигрывались значительные, хотя, возможно, и не решающие битвы. Не всегда Бухарин выигрывал эти сражения, но когда большинство одерживало значительную интеллектуальную победу, заслуга в этом почти всегда принадлежала ему.

Однако в идеологической войне, как и в любой другой, необходимы как маршалы, так и легионы. И как раз в этих «легионах», среди молодых партийных интеллектуалов, которые стали известны как «школа Бухарина», Бухарин обрел самый уникальный, хотя и подвергавшийся нападкам, политический инструмент. Эта школа оказалась в центре политических событий 1925 г., находясь под огнем критики. Заклейменная как растущее воплощение «мелкобуржуазного разложения», «кулацкого уклона» и «народнического духа», эта школа вместе с Бухариным стала на XIV съезде основным объектом нападок оппозиции ^{846}. Жалуясь, что ее представители заправляют «всей печатью» и стремятся «терроризировать всякого, кто указывает на искажение и извращение ими …ленинизма», Зиновьев и Каменев говорили: «Вокруг Бухарина теперь создается целая „школа“, пытающаяся затушевать действительность и отступить от классовой точки зрения». В действительности, делал вывод Каменев, «эта школа зиждется на отступлении от Ленина». Крупская, временная сторонница Зиновьева и Каменева, видела далеко идущую опасность: «Красная профессура, группирующаяся около товарища Бухарина, это ведь готовящаяся смена, подготовка теоретиков, которые будут определять нашу линию» ^{847}. С этого времени аналогичные обвинения против «теоретической школы под покровительством Бухарина» будут почти постоянно фигурировать в высказываниях левых относительно официального вероломства. В 1928–1929 гг. Сталин повторит и приумножит эти обвинения ^{848}.

Причиной тревоги была небольшая группа молодых партийных идеологов, в своем большинстве выпускников Института красной профессуры, которые считали Бухарина своим интеллектуальным и политическим наставником, а себя — его учениками. Хотя они оказались в центре политических дискуссий только в 1925 г., существование бухаринских «неофитов» было замечено еще в 1922 г. ^{849}. Сплочение молодых большевиков вокруг члена Политбюро само по себе не было чем-то необычным. Большинство главных лидеров, например Троцкий, Зиновьев и Сталин, — использовали молодых членов партии в своих личных секретариатах и в качестве помощников (аналогичные примеры можно найти во всех политических системах). Эти секретари, как их обычно называли, часто приглашались из тех организаций, за которые нес ответственность данный руководитель. Так, личный секретариат Бухарина возглавлял Ефим Цетлин, основатель и одно время руководитель комсомола ^{850}. Но лица, представлявшие школу Бухарина, отличались от обычных помощников других руководителей не только своим количеством, но и образованием, полученным в высших партийных учебных заведениях, а также интеллектуальными и литературными способностями, общей идеологической направленностью и той политической ролью, которую они стали играть. Хотя иногда эти люди и были личными помощниками Бухарина, они наминали занимать все больше и больше официальных должностей ^{851}.