Основным требованием всех челобитных является полное освобождение от заводских работ. Но уж если придется на заводе оставаться, то нужно создать более сносные условия труда и существования. Руководители восстания Тонгусов, Дехтярев, Карасев и другие сумели поднять восстание на высокую ступень. Они являлись подлинными вожаками работных людей. С большим трудом властям и заводчикам удалось прекратить волнения. В 1767 г. Дехтярева и Тонгусова навечно сослали на Колывано-Воскресенские заводы.
Волнения приписных крестьян охватили много других уральских заводов. В 1755 г. отказались выполнять заводские работы жители сел Архангельское, Большой Толкиш и Хмелевское, приписанные к Воскресенскому медеплавильному заводу Сиверса. Волнения продолжались 8 лет. С 1759 г. были охвачены волнением приписные крестьяне Полевского, Северского и Сысертского заводов, принадлежавших А. Турчанинову. Началось с того, что государственные крестьяне, ранее знавшие только повинности в пользу государства, отказались повиноваться Турчанинову и признавать себя приписными к его заводу. Наибольшей активностью отличались приписные Багарякской слободы и Колчеданского острога, во главе которых стоял крестьянин Дмитрий Скориков. Вооруженные «огненным ружьем, луками, стрелами, саблями» крестьяне численностью около 2 тыс. человек оказывали длительное сопротивление воинским командам. Все дела восставшие решали на сходах и в мирских избах. Они помогали друг другу и соседям. Волнения продолжались четыре года.
Различного рода и характера волнения работных людей в 60-е годы XVIII в. имели место на Петропавловском заводе Походящина, Алапаевском, Гороблагодатском, Кушвинском, Сылвинском, Юговских и других заводах. Многие из этих волнений перерастали в открытые вооруженные восстания.
Какой же характер носила классовая борьба различных категорий работного люда?
Основным требованием работного люда, и в первую очередь приписных крестьян, являлось требование освобождения от каких бы то ни было повинностей и всяких заводских работ и возвращения в родные села и деревни. Этого требовали приписные крестьяне Масленского острога и Барневской слободы, приписанные к Каслинскому и Кыштымскому заводам, приписные Авзяно-Петровских и Ижевского заводов, крестьяне Ромодановской волости и другие, которым их крестьянское прошлое казалось каким-то утраченным раем. Но по мере того, как усиливалась связь с заводом, как крестьянство все более понимало, что навеки отрывается от сохи и прикрепляется к заводу или руднику, все чаще в челобитных звучал новый мотив, а именно требование повышения расценок и улучшения условий труда. Оторванные от земли и переселенные на заводы крестьяне попадали в полную зависимость от заводчиков, и заработная плата полностью определяла их существование. Они по-прежнему хотели бы в первую очередь освободиться от заводских работ и вернуться в разряд «государственных», «чернопахотных крестьян», но, попадая в зависимость от заводских работ, они, естественно, были заинтересованы в повышении оплаты своего труда, которую и стремились подтянуть до уровня оплаты труда наемных рабочих. Переселенные на завод крестьяне и «партичные» по мере отрыва от земли не прочь были выступить в качестве наемных рабочих, но не больше. В такое же положение попадали купленные крепостные крестьяне, переселяемые на заводы. Не приходится говорить о тех наемных работных людях из обнищавшего населения, для которых заработная плата была единственным источником существования. Следовательно, заинтересованность в заработной плате и условиях труда характеризует не только наемных рабочих, но и работных людей, находившихся во внеэкономической зависимости от предпринимателей, переселенных на заводы приписных и купленных крепостных крестьян. Такого рода требования являются требованиями профессиональными. Они отличаются от требований крестьян. Однако все категории заводских работников не только не противопоставляли себя крестьянам, но вообще не отличали себя от них. Поэтому требования крестьян им были понятны и близки, ибо они были прежде всего их собственными требованиями, поскольку, имея тесную связь с деревней, приписные «партичные» настолько себя еще чувствовали крестьянами, что единственным их стремлением было вернуться в родные деревни и села и освободиться от завода. Но переселенные на заводы работные люди, составлявшие основные кадры квалифицированных рабочих, мастеров, вынужденные порвать с сельским хозяйством, думали уже о другом, а именно: как лучше прокормиться от заводской работы и как легче прожить на заводе. Поэтому классовая борьба мастеровых и работных людей, т. е. постоянных, кадровых, квалифицированных рабочих, несколько отличалась от типичных проявлений крестьянского антифеодального движения. Как боролся наемный люд? Напрасно было бы думать, что наемные рабочие были наиболее активной, революционной силой среди всех групп рабочего люда, занятого в промышленности. Никаких особых новых форм и средств борьбы они не вносили в общую классовую борьбу работных людей. Они, конечно, не собирались жечь заводы или уходить в деревню, с которой давным-давно порвали связь, если она и была когда-то. Но их борьба ничем принципиально не отличалась от борьбы работных людей, находившихся во внеэкономической зависимости от предпринимателей.
Следует отметить нарастание профессиональных требований в процессе роста и развертывания классовой борьбы работных людей 30-х — начала 70-х годов XVIII в. Среди требований работных людей, наряду с лейтмотивом — возвращение в прежнее крестьянское состояние, все больше звучит и другой мотив — профессиональных требований, которые отличают классовую борьбу работного люда от классовой борьбы крестьян. Чисто крестьянским движением назвать волнение работных людей в рассматриваемый период времени нельзя. Следует учитывать и такие обстоятельства, как чувство «локтя соседа», вырабатывавшееся у рабочих на крупном производстве, почти не известное крестьянину, несколько больший кругозор, свойственный работному люду по сравнению с крестьянством, и т. д. В то же самое время надо отметить, что в формах, проявлениях классовой борьбы крестьян и работных людей очень много общего. Деревня приносила даже на промышленные предприятия свои крестьянские методы борьбы с угнетателями: бегство, подача челобитных, отправка ходоков. И крестьянам, и работным людям в одинаковой мере был свойствен наивный монархизм с его глубокой, наивной и нередко трагической верой в справедливость и доброту царя, в какие-то особые царские указы. Даже высшее проявление классовой борьбы трудового люда в феодальной России — восстание и то нередко до мельчайших деталей совпадает и у работных людей, и у крестьян. Одни и те же мирские сходы решали различные мирские нужды, вводили мирское управление и т. д., что вполне естественно, так как тогда «мир был силою, когда среди крестьян почти не было батраков и рабочих, бродящих по всей России за заработком, когда не было почти и богатеев, когда всех давил одинаково барин-крепостник»[40]. Не надо забывать, что в рассматриваемую нами эпоху «о выделении рабочего класса из общей массы крепостного, бесправного, „низшего“, „черного“ сословия не могло быть и речи»[41]. Но при этом надо отметить, что у работного люда и мастеровых, у приписных крестьян имелось в руках еще одно оружие, которым крестьяне владеть не могли, ибо это оружие порождалось самими условиями работы на крупных промышленных предприятиях. Речь идет об отказе от работы или уходе с работы, что вызывало «остановку» промышленных предприятий, т. е. о стачках, забастовках. Подчеркивая преемственность борьбы рабочего класса России, В. И. Ленин указывал на то, что стачки имели место еще в дореформенной России[42].
Следует сказать, что волнения работных людей, в отличие от мятежей крестьян помещичьих и монастырских, характеризует большая настойчивость, сплоченность, упорство, элементы организованности, обусловленные совместной работой в большом заводском коллективе, трудом в многолюдных «партиях», общностью интересов, которая проявлялась в повседневной жизни, ежедневной и совместной борьбой с заводской администрацией и т. д. Эти элементы организованности и сознательности присущи были всему трудовому люду крепостной России, одним его слоям в большей, другим — в меньшей мере.
