Жестоко расправились власти с мятежными крестьянами села Смородинного Курского Знаменского монастыря, которые «били смертно дубьем» монастырских слуг и воинскую команду (1736 г.). 11 крестьян повесили, 10 — сослали в Оренбург на вечные работы, а остальных били кнутом и плетьми. Упорно сопротивлялись протопопу Муромского Рождественского собора крестьяне деревень Новашино и Малышево Муромского уезда. Как правило, восстания монастырских крестьян в 30-х годах были обусловлены тяготами и произволом монастырских властей. Только боровенские крестьяне требовали перевода их в разряд государственных крестьян («быть особливо»).
В 40-х годах в восстаниях монастырских крестьян все чаще встречается требование перевода в разряд государственных крестьян. Так было в 1743 г. в селе Новом Покровского монастыря во Владимирском уезде, где крестьяне заявили, что «в послушании у игумена быть не хотят», в 1748 г. в селе Сокольском Луховского уезда, принадлежавшем Крестовоздвиженскому монастырю, крестьяне объявили себя «неподсудными» монастырю и «присланных указов не слушали». В 1749 г. крестьяне Хлыновского и Котельничского уездов Вятского Успенского монастыря и вятского архиерейского дома, Кырчанской и Сунской вотчин отказались от повиновения своим духовным феодалам и объявили себя черносошными.
Обострение классовой борьбы монастырских крестьян в 50–60-х годах явилось следствием все большего втягивания монастырского хозяйства в товарно-денежные отношения и усиления феодальной эксплуатации, наступления монастырей на собственность и труд крестьян, наконец, неуверенности монастырских владык, один раз уже напуганных секуляризацией, хотя и временной, монастырских владений при Петре I, в сохранении за ними земель, что побуждало их к хищнической эксплуатации крестьян.
Наиболее крупными проявлениями обострившихся классовых противоречий на землях духовных феодалов были восстания крестьян Саввин-Сторожевского, Ново-Спасского и Далматовского монастырей («дубинщина»).
Весной 1760 г. из разных сел и деревень Звенигородского и Рузского уездов крестьяне Саввин-Сторожевского монастыря собрались на сходку в деревне Ягунино и «всем миром», «со всего мирского согласия» выбрали для челобития «лутчих» крестьян во главе с Иваном Никифоровым. Ему было поручено дойти до самого святейшего Синода, но добиться правды. Попытка крестьян обратиться к властям для защиты от монастырской администрации не увенчалась успехом. «Мирских челобитчиков» схватили, отобрали у них челобитные, указы и деньги, собранные крестьянами для содержания челобитчиков и ведения дела, били плетьми, а Ивана Никифорова заковали в цепи и бросили в тюрьму. В села и деревни Саввин-Сторожевского монастыря вступила воинская команда. Узнав о скоплении крестьян невдалеке от монастыря на Турицынском лугу, где собралось до 2 тыс. крестьян, возглавлявший воинскую команду капитан Титов потребовал от крестьян явки в монастырь для слушания «печатного указа» сената. Следует отметить (и это характерно для многих восстаний крестьян, и в первую очередь монастырских), что восставшие не верили письменным указам и распоряжениям и требовали печатных типографским способом указов императрицы или сената. Приказа Титова крестьяне не выполнили и в монастырь не явились, заявив, что и так они уже шестой день стоят на одном месте по вызову монастырских властей и ожидают их распоряжения, не имея права уйти. Титов пытался схватить «пущих противников» и перешел к угрозам. Возмущенные крестьяне схватились за то подручное оружие, которое всегда оказывалось в руках мятежников: камни, дубины, палки, вилы, топоры. Первая шеренга солдат выстрелила в крестьян пыжами, но восставшие не только не отступили, а, наоборот, усилили натиск. Крестьяне «стали бить смертно», и разыгралось «совершенное сражение». Титов отдал солдатам приказ открыть огонь. Но свист пуль не остановил крестьян, и под их натиском, «устрашась многолюдства», воинская команда начала отходить. «Ретирада команды» превратилась в бегство. Воинская команда укрылась за стены монастыря и оказалась в осаде. 13 человек солдат были ранены, трое крестьян убиты и 30 ранены.
В состоянии «ослушания» и «противности» крестьяне Саввин-Сторожевского монастыря находились в течение всего лета и осени 1760 г. Только в декабре в деревни Саввин-Сторожевского монастыря была направлена команда, насчитывавшая 200 человек «мушкетеров, гренадеров и драгунов», и расквартирована по крестьянским избам. Крестьянам заявили, что солдаты станут жить за их счет до тех пор, пока не возобновятся работы на монастырь. Одновременно начались аресты «зачинщиков» и «возмутителей». Восстание было подавлено.
Исключительным упорством, стойкостью, энергией отличалось восстание крестьян сел Спасского, Веденского, Козмодемьянского, расположенных в Замошенском стане Шацкой провинции Воронежской губернии, принадлежавших Ново-Спасскому монастырю. Волнение крестьян села Спасского имело место еще в 1744 г. «Возмутителями» были Федор Котельников и Михаил Мирзин (Мерзин). Спустя 9 лет, в 1753 г., волнение крестьян возобновилось и на этот раз приняло очень грозный характер. 28 марта крестьяне всех трех сел — Спасского, Веденского и Козмодемьянского собрались на сход и заявили монастырскому управителю о своем отказе нести повинности и платить оброк монастырю. Возглавил новое выступление крестьян «известный возмутитель» Михаил Мирзин. Его пытались схватить, но восставшие не дали в обиду своего предводителя. Крестьяне стали собираться по домам и днем и ночью, избрали «мирских челобитчиков» — Петра Батицына, Ивана Касаурова и др., начали сбор «мирских денег». Челобитные следовали одна за другой. Среди «мирских челобитчиков» особенно выделяется Петр Алексеевич Батицын, объявленный властями «возмутителем», «лжесоставщиком». Батицын был человеком грамотным, знавшим законы и порядки, энергичным, мужественным и стойким. Он прожил в Москве три года, но постоянно находился в связи с «миром» и в переписке с Мирзиным. Вначале крестьяне подавали челобитные в Синод, но когда они увидели, что их жалобы возвращаются монастырским властям, «мирские челобитчики» направились сами в Москву и Петербург. Для того чтобы добиться успеха, крестьяне не жалели средств — «мирские деньги» собирались часто.
Крестьяне посягнули на монастырскую собственность. Они разобрали изгороди, отгораживавшие монастырские земли и угодья от крестьянских участков, принялись рубить монастырскую рощу, скосили монастырский луг. Все попытки призвать их к умиротворению не увенчались успехом. Ничего не смогли сделать с восставшими крестьянами и присылаемые воинские команды. Ни артиллерийский огонь, открытый по селам, ни плети не сломили восставших, наоборот, движение все больше разгоралось. Волнением было охвачено более 2 тыс. человек. К восставшим примкнули крестьяне села Урай.
Михаил Мирзин, руководитель восставших крестьян села Спасского, этот, по характеристике официальных источников, «первый возмутитель», был выдающимся человеком. Умный, «грамоте писать умеющий», знавший законы и порядки, «лжезаконник», Михаил Мирзин собственноручно писал обстоятельные челобитные, инструктировал «мирских челобитчиков», живших в Москве и Петербурге, переписывался с ними, давал советы, подбадривал их, сообщал о ходе восстания, призывал быть твердыми, непреклонными, стойкими. В своем письме к Батицыну с замечательным народным красноречием он обращался к «мирским челобитчикам», призывая их не забывать о своей почетной, высокой обязанности посланцев народа, о том, что от их деятельности зависит скорбь или радость пославших их крестьян. Дом Мирзина в селе Спасском, постоянно охраняемый караулами крестьян «с ружья, с копьи и со всяким деревянным оружием», был местом сходок и совещаний крестьян.
«Прожиточные» крестьяне, добровольно взявшие на себя роль осведомителей монастырских властей, на эти собрания не допускались.
Три брата Шикины, «первостатейные» крестьяне села Спасского, не хотели быть в «согласии» со своими восставшими односельчанами, не признавали приговоров мирских сходов, к которым они «рук не прикладывали». За эти «противности» Мирзин обложил их двойным побором на нужды «мирских челобитчиков», а когда «первостатейные» стали еще энергичнее противиться решениям «мира», по приказу Мирзина Андрея Шикина заковали в колоду.
