Русский фольклор 20–70-х годов XVIII в. является подтверждением мысли В. И. Ленина. Какие же чаяния и ожидания народных масс он отразил? Прежде всего следует отметить чрезвычайное его разнообразие и богатство. Поговорки и пословицы, повести и лубочные картинки, сказки и песни во всем своем многообразии отражают социальные чаяния и стремления, политические настроения и ожидания народа.

Русский народ, и в первую очередь крестьянство, делает объектом своей острой сатиры, презрения и насмешки дворян, вельмож, чиновников, духовенство, присущие им пороки: паразитизм, тунеядство, роскошь, мотовство, беспутство, жадность, тупость и чванство.

В крестьянской «Повести Пахринской деревни Камкина» бродячий ремесленник из крестьян Янька Наумов, остроумный, разбитной и находчивый балагур, кормит крестьян барским хлебом. Другая крестьянская повесть «Сказание о деревне Киселихе» подвергает насмешкам жадного управителя и тупоумного сына крестьянина-богача.

В народных лубочных картинках-карикатурах высмеивается щегольство дворян, их кичливость, хвастовство своими изысканными манерами, прикрывающие их нравственное, умственное и физическое убожество.

Этот же мотив звучит в народных сказках середины и второй половины XVIII в., в которых трудолюбие, находчивость, деятельность, смелость и сметливость крестьян (особенно часто остроумными и сметливыми выступают в сказках солдаты, но это те же крестьяне, только в военной форме) противопоставляется жадности, лености, жестокости, спеси дворян.

Отношение народа к барам-дворянам, чиновникам, духовенству отразилось в метких, ярких, образных пословицах и поговорках. Не нуждаются ни в каких комментариях такие поговорки и пословицы: «Закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло», «С сильным не борись, с богатым не судись», «Жалует царь, да не милует псарь», «Белые руки чужие труды любят», «Крестьянскими мозолями бары сыто живут», «Не будет лапотника, не станет и бархотника», «До неба высоко, до царя далеко», «Воля всего лучше», «Где поп, там не надобен черт», «Хитрых — в тюрьме, мудрых — в кабаке, а глупых искать в попах», «На бога надейся, а сам не плошай», «Терпя и камень треснет». Они все были записаны до 1700 г., но имели широкое распространение в народе и в XVIII в. и позднее.

В солдатских стихах и песнях, написанных в период русско-турецкой войны 1768–1774 гг.: «Солдатской челобитной» («Челобитная к богу от крымских солдат») и «Горестном сказании», вышедших из среды драбантов, т. е. офицерских денщиков, содержатся жалобы на тяготы солдатской службы, на «отцов-командиров», превращающих солдат в рабочую силу, в крепостных. В сказке «Солдат и черт» солдат продал свою душу черту, который согласился нести за него солдатскую службу. Но даже черт не вынес ее тягот и сбежал со словами: «Как вы это терпите?».

Но устное творчество русского народа по своему содержанию выходит за пределы изобличения и сатиры, жалоб на бар и презрения к ним, оно поднимается до призыва на борьбу с ними.

Духом ненависти к барам и жаждой мести пропитаны народные сказки «Барин и собака», «Барин и плотник». Устная народная драма «Лодка» заканчивается призывом атамана: «Жги, пали богатого помещика». Особое место занимают в фольклоре «разбойные» песни, отражающие в первую очередь идеологию той части крестьян, которая приняла участие в действиях «разбойных партий» и, по сути дела, в образе беглых крестьян, солдат, рекрутов, бурлаков и работных людей породила их. Конечно, среди «разбойных людей» в XVIII в., как ранее и позднее, были и подлинные разбойники, деклассированный уголовный люд. То же самое можно сказать и о «разбойных» песнях, которые распевали у костров в лесах и оврагах, в камышах широких рек, на косных лодках не только беглые крестьяне и работные люди, бурлаки и солдаты, «складывшиеся» в отряды, в «разбойные партии», но и рыцари большой дороги, грабители и убийцы, герои ножа и кистеня.

Но и в этой области фольклора выступает социальный протест и выступает в активной форме. Он отразился в популярной в народе песне «Что пониже было города Саратова», посвященной понизовой, волжской вольнице, в песне «Не шуми, мати, зеленая дубравушка», по преданиям, любимой песни Пугачева, в которой поется о добром молодце, крестьянском сыне, который «разбойничал» с четырьмя товарищами и должен был перед царем «ответ держать».

Замечательно ярким отражением классовой борьбы крестьянства в форме «разбойных партий», заключающим в себе память о действительных событиях, является сатира «Духовное завещание». В этом произведении речь идет об Елистрате Ивановиче Шибаеве («шибаями» в те времена называли разбойников), атамане, действовавшем в лесах под Муромом и Угличем и по Касимовской дороге. Он обращается к «нищей братии», завещая ей «шесть возов собственной казны рождественского самого белого сыпучева снега» и на десятки верст медвежьих и заячьих следов, награждая своих товарищей «любезной и тихой думой» да каменными застенками и кнутами.

Действительно, «разбойные» атаманы отрядов беглых крестьян и работных людей не могли оставить после себя богатства, и единственно, что ценного оставляет своим «приятелям» Елистрат Шибаев, — это «Земля Свято-Русская».

В «Предании о Сидоркином кургане» говорится об отряде беглых крестьян, собравшихся из разных мест: Тулы, Воронежа, Рязани, действовавшем в районе Воронежа и Липецка вплоть до границ Слободской Украины. Борется Сидорка против тех, от кого «народу тягота была». «Ни купцу, ни боярину проезда от него не было». Зато крестьян он не трогал, а, наоборот, «награждал… казной, дарил хлебом и одеждой, да с почестью по домам распускал…» И не слышно было в районе действий его отряда «плача хрисьянского». Ополчились на Сидорку «князья да бояре, да главные управители». Но собранное «с-под Тулы, Рязани, Вороньжа» по «охотушке» его крестьянское воинство отбивает одну за другой воинские команды, пока, наконец, против него не бросают целую армию.

В бою ранил Сидорка своего родного брата — солдата, который не мог ослушаться царского приказа и пошел на брата. Умирая, Сидорка говорит, что будет лежать до тех пор, пока «не пройдет на Руси беззаконие да неправда, не станет брат руку поднимать на родного брата». Сидорка с удовольствием слушает обращенные к нему слова приехавшего в Воронеж Петра Великого, но от царских наград отказывается, ибо «казны у меня больше твово, сила моя сильней твоей: твоя сила — неволюшка, моя силушка — охотушка». Умер царь Петр, и «пошел с той поры всякий недогляд, да недозор, да неправда — один Сидорка у себя на Хаве, да на Вороньжи правдиво живет, хрисьян в обиду не дает».

В «Предании о Сидоркином кургане» ярко запечатлелись и такая своеобразная форма классовой борьбы, как действия «разбойных партий», и замечательные качества их атаманов — «благородных разбойников», и царистские иллюзии крестьян. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что народный эпос выступает не против собственной вообще, а против барской, господской, феодальной собственности. Его герои — крестьяне стремятся разбогатеть и добиваются своей цели.

Другим не менее ярким проявлением социальных стремлений народных масс является набор народных картинок-аллегорий середины XVIII столетия «Бык не захотел быть быком да и сделался мясником». В 14 картинках в форме аллегорий (обмен местами быка и мясника, нищего и богатого, принимающего милостыню от первого, осла и мужика, овцы и пастуха, которого стрижет овца, и т. д.) нашло выражение стремление крестьян расправиться с барами и судить своих судей. Не только в XVIII в., но и в первой половине XIX столетия эти картинки в кругах дворянства и чиновников считались предосудительными.

Замечательным произведением устного народного творчества является «Плач холопов». Автор его, дворовый человек какого-то петербургского барина, с ненавистью говорит о крепостном праве, о свирепости господ, которые «нами, как скотом, привыкли обладать»: