Никто из землян уже не представлял, как выглядят лунники. К тому же, люди они или какие-нибудь другие разумные? Традиционно считалось, что первыми поселенцами на Луне были всё-таки люди, и лишь потом к ним, якобы, присоединились разумные из путров. Однако бытовало и иное мнение. Для обживания и подготовки к колонизации спутника Земли вначале его заселили разумными нелюдьми. Они там некоторое время управляли какими-то машинами по созданию условий для переселенцев-людей.
Так оно было или совершенно иначе – мало кого тревожило, а тем землянам, кого тревожило, наладить с лунниками связь не удавалась. Тем не менее, время от времени, чаще всего руководство какой-нибудь бандеки, возобновляло попытки связаться с Луной ради повышения престижа страны или с далеко идущими замыслами решить с помощью лунников свои внутренние проблемы и внешние амбиции, обычно связанные с территориальными вопросами. Результат был одним и тем же. Либо они там, на Луне, предпочитали не отвечать на всевозможные ухищрения землян связаться с ними, либо отвечали, да земляне уже не понимали их сигналов. Впрочем, лунники, находясь в положении отщепенцев, могли также не понимать землян.
Неудачи породили новое предположение – о заселении Луны роботами небиологического происхождения. Откуда или от кого пришла такая гипотеза – никого не интересовало, но она звучала всё настойчивее. «Понятно, – говорили те, кто слышал и верил в подобную версию, – почему они с нами не хотят общаться». Такое объяснение как будто снижало проблему неконтактности населения Луны, а, по сути, ещё больше запутывало дело о лунниках и отношение к ним.
Например, оставалось непонятным, откуда там эти роботы небиологического происхождения взялись? На Земле, если верить преданиям, подобных разумных роботов никогда не было. Впрочем, и это утверждение не было правдивым для многих, ибо вера в древних людей, в их беспредельные возможности и достижения не могли убедить большинство в неспособности создания таких роботов.
Свим обо всём этом когда-то слышал, но его такие отвлеченные вопросы никогда серьезно не занимали. Тем более хопса. Они просто использовали предоставленную лунниками, кем бы они там не были, краткую возможность полюбоваться разноцветьем и поразмышлять об увиденном.
– Красиво, – подвёл итог Свим, когда, в последний раз вспыхнув, лунные огни угасли.
И, сменяя хопса на дежурстве, стандартно спросил:
– Всё тихо?
– На той стороне реки кто-то ходит, – неуверенно ответил К”ньец. – Я, наверное, не правильно выразился. Там кто-то есть, и… трещит валежник. Слышишь?
Кто-то там, тяжёлый и неповоротливый, как показалось Свиму, точно ломал тальник и сухой хворост.
– Если это через реку ещё не перебралось до ночи, то уже, думаю, не переберётся, – заметил Свим, прислушиваясь. – Можешь спать спокойно… Завтра подниму всех позже.
Хопс фыркнул. Он знал причину трогательной заботы человека – попозже, чтобы дать поспать Клоуде.
К”ньец свернулся клубком на том месте, где его оставил Свим, положил голову на лапины и задремал.
Стараясь ступать как можно тише, Свим обошёл их крохотный лагерь, потом постоял, зябко подёргивая плечами и прислушиваясь к ослабевающей боли в спине. Без куртки, наброшенной на Клоуду, было холодновато.
Вокруг стояла глубокая ночь и тишина, даже возня на том берегу глохла в ней. Свим подсел ближе к покрытому пеплом костерку, подбросил в него несколько веток, сильно подул, пока не ожило пламя, протянул и погрел руки. Однако, посидев так пару блесков, почувствовал наступление сонной одури и поднялся. На затенённой стороне ущербной Луны опять вспыхнули разноцветные точки, словно там бесшумно взрывались наполненные радужным огнём громадные шары.
Тишина ночи, чуть слышный хруст на другой стороне реки и забавная Луна…
Свим долго стоял и смотрел на далёкий спутник Земли. Щемило в груди от каких-то мыслей и воспоминаний. Замёрзнув, сделал резкое движение, дабы согреться, и охнул от боли в спине. Морщась, стал растирать ладонью болевое место, заодно согреваясь.
Северная Собака уже совсем низко опустила свой хвост к Земле, как будто стараясь до неё дотронуться.
Дикий, на пределе возможного, крик заставил в мгновение ока поднять команду на ноги. Раздался он как раз с того места, где недавно слышался хруст веток.
Вырванные из сна люди и путры с напряжением всматривались в темноту ночи, но, естественно, ничего, кроме таинственно поблескивающей поверхности воды и тёмной полосы противоположного берега, не видели. Оттуда донёсся жалобный всхлип, а минт спустя треск усилился и стал удаляться от берега.
– Ночная охота, – проговорил Ф”ент и вытащил обрубок своего хвоста из-под брюха.
Камрат опять залёг спать, зато Клоуда так и стояла, запуганная и несчастная. Всполошённая после зыбкого сна, в котором тоже ничего хорошего ей не снилось, сейчас до неё дошла вся нелепость её положения. Вот она стоит среди ночи в забытых людьми землях, среди случайных, по существу, разумных, среди неописуемого страха как её самой, так и тревоги других.
Что она здесь делает?.. Куда идёт?.. Когда весь этот кошмар кончится?..
Она вдруг с плачем бросилась на грудь Свиму и стала быстро и неразборчиво говорить: как она устала, как каждый минт ожидает чего-то ужасного и как она любит Свима и готова разделить с ним всё, что бы с ними не случилось.
От её признания Свим засветился лицом, он нежно гладил её всклокоченные волосы широкой ладонью, целовал в заплаканные глаза и крепко прижимал к себе, словно уже защищал от неведомых врагов, покусившихся на неё.
Сцена, так бурно разыгранная людьми и довольно необычная для хопса и выродка, навела их на общий разговор о потомстве, оставленных в кланах, о планах на будущее в этом важном для каждого разумного вопросе.
Свим и Клоуда сидели поодаль и не мешали спокойной беседе путров.
Оказалось, что у К”ньеца в Габуне есть на примете женщина из клана кунторов, родственного хикам, хотя он не уверен, конечно, что ей могут понравиться длительные отлучки, случающиеся у него при сопровождении Свима, а его он пока покидать не собирался.
– И потом, Свим обычно останавливается в Примето или в Сохе, да и то мимолётом, а в Габуне бывает редко, – пожаловался хопс. – И дома он не сидит, ходим по всей бандеке туда-сюда.
– Ну, теперь-то он будет сидеть, – выслушав хопса, уверенно заявил Ф”ент. – Ты только посмотри на них… Вообще, у людей всё это так сложно. Они должны полюбить друг друга… – Ф”ент показал язык. Убрав его, он продолжил. – Трудно сказать, что это такое, но люди считают любовь важной какой-то частью их совместной жизни. Но при этом связывают свои взаимоотношения всевозможными договорами, ритуалами, условностями. Потом… Дети у них будут, а они пестуют своих детей лет до двадцати, а то и тридцати. Иначе из них неизвестно кто вырастет. А ещё у них этот Круг Человечности детей проверяет, после чего даёт право жить ребёнку или нет. Страшно и сложно всё это и, честно скажу, мне непонятно. Вот у нас, в клане Хранителей Талисмана, ко всем подобным вещам относятся значительно проще. Главное у нас заключается в одном – оставь потомство!
К”ньец важно и понимающе кивнул, подражая людям. Ф”ент продолжал рассказывать.
– Многим у нас такое простое дело провернуть иногда не удаётся, и они сидят при клане безвылазно. У меня поначалу тоже были проблемы. Знаешь, как это бывает среди нас: то я не готов, то она или они не готовы. Потом я справился и оставил четверых, только тогда Совет клана перевёл меня в разряд отложенных. Отложенные – это те, кто должен уйти в день Малого Переключения Талисмана. И как только он наступил, я ушёл.
– Странные у вас в клане правила, – рассудил хопс, – раз должен уйти из него.
– Почему же странные? – не согласился стехар с выводом собеседника, но без обиды. – Всё оттого, что мы, как Хранители Талисмана, должны постоянно иметь определенное количество особей в клане. Иногда нас должно быть тысяча двести пятьдесят восемь, а иногда девятьсот семьдесят три.
