Он, казалось, не делал никаких усилий, удерживая меч тескомовца. Действительно, он практически не чувствовал усилий Тикера отвести его гладиус в сторону, мало того, он бы мог без усилий, одним поворотом кисти отбить большой меч вверх, вниз, в сторону.

Они смотрели в глаза друг другу, и каждый видел своё. Мальчик – расширенные потемневшие зрачки и совершенно побелевшие от бешенства мутные роговицы, а тескомовец – серьезный недетский взгляд внимательных изучающих глаз, перед которыми как будто происходило нечто странное или достойное интереса.

Неестественное противостояние поразило Тикера до жгучего любопытства и глубокого отчаяния. Два чувства переплелись с горечью от чего-то важного и упущенного в жизни и теперь навсегда. Ему вспомнились бессмысленные, как тогда показалось, наставления инструктора отдела самых важных дел Тескома, предупредившего, и неоднократно, о возможном вооруженном сопротивлении со стороны разыскиваемого мальчика.

Слушая его, ветераны Тескома, а именно их инструктировал представитель самого секретного отдела организации, были склонны списать предупреждения на неспособность самого инструктора правильно держать меч и защититься от кого-либо. Потому, де, и мальчик выступал для него источником страшной опасности. Ветераны Тескома, в том числе и Тикер, посмеивались, наперебой предлагая свои варианты противоборства, если им удастся найти мальчишку. Тикер, как он сейчас вспомнил, внёс в копилку подобных идей и свою. Он собирался дать мальцу пару щелчков в назидание на будущее.

«Да что же такое со мной происходит?!» – раздирал Тикера внутренний вопль. – «Вот он, мальчишка, осталось дать ему щелчков, чтобы…»

Мальчик спокойно, даже как будто небрежно, повёл рукой и отодвинул его мощные руки, сжимающие меч, в сторону, а кинжал с невероятным проворством метнулся к незащищенной меленраем шее.

Тикер ещё пытался отступить назад, увернуться, как делал такое несчётное число раз, но понял свою обречённость и неожиданно для себя смирился с этим. И тут же почувствовал освобождение от наваждения, захлестнувшего его сознание.

Всё стало на свои места – вот он, сильный мужчина, а напротив – мальчик. Всего лишь мальчик!

Он оценил ситуацию, преисполненный уверенности, что теперь его никто не удержит и не затуманит голову, ему удастся смести неожиданное препятствие в лице обыкновенного мальчишки, чего бы там о нём не рассказывали.

И с этой уверенностью Тикер умер.

Камрат с недоумением оглядывал тихое и уютное место недавнего их привала. Вокруг всё было истоптано, кусты помяты, земля взрыта, и не только кравелями. В неестественных позах лежали поверженные в схватке люди в едва различимых на бурой траве телесного цвета меленраях.

Из-за чахлого ближайшего кустика виднелись подрагивающие ноги хопса, а в двух шагах узкой полосой в сером комбинезоне вытянулось тело Харана; лица его Камрат не видел, у него не было желания рассматривать его, ведь Тикер как раз и ударил врача в лицо.

Невдалеке и вокруг мелькали тёмно-коричневые с проседью шубки кроликов. Они не прекращали заниматься раскапыванием земли в поисках полюбившихся им корешков. Трагедия, разыгранная о бок с ними, казалось, происходила от них так далеко, что они её даже не заметили и теперь не замечали результатов.

Мальчик долго не решался что-либо предпринять. Он ждал появления Свима и искал его глазами, но тот не появлялся. Куда-то запропастился торн, которого Камрат видел как будто совсем недавно. И Клоуды нигде не было видно. Впрочем, она могла быть где-то рядом со Свимом. Значит, надо искать Свима.

– Свим! – вначале негромко позвал он.

Потом крикнул громче.

На его призыв, встряхивая головой, из-под куста, куда его забросила отмашка Тикера, вылез К”ньец. Он как-то по-особому и долго вглядывался в мальчика.

– Ты жив? – наконец сказал он, и непонятно было, удивлён он или просто не верит увиденному.

– Жив, – озадачился его вопросом Камрат. – А ты? – спросил он на всякий случай; мало ли что преследовал хопс, подступая к нему с таким вопросом.

– Как видишь. А почему ты спрашиваешь, жив я или нет?

– Разве я тебя об этом спросил? – возмутился Камрат.

– Ах, да… В голове шумит и вот это, – К”ньец показал на окровавленный обрубок уха, не дотрагиваясь до него лапиной. – Жаль, – посетовал он, – не заметил, куда отрубок улетел. Можно было бы приложить. Думаю, прирос бы, а?

– К”ньюша, где Свим?

– Наверняка прирос бы…

– К”ньюша, ты слышишь меня?

– Конечно, а что?

– Где Свим?

– А-а… Не знаю. У них что-то произошло у шара. Мы тогда с тобой занялись тескомовцами, которые на нас напали, а они… И шара нет… – Оставшееся ухо встало у хопса торчком. – И Сестерция нет… И эта паршивая собака как всегда смылась. Трус несчастный. Встречу и откушу ему ухо. Пусть знает, как…

– Разве можно так нехорошо говорить о тех, кто всё время был рядом с вами и готов был прийти к вам на помощь в любой момент?

Ф”ент, отряхивая с себя былинки, предстал перед мальчиком и хопсом. Взгляд его был безвинен, зато активности ему было не занимать. Он не терпящим возражений голосом распорядился:

– Тебя сейчас покажем кравелям, пусть заживят твоё ухо. Я с ними уже договорился. Вон они стоят, ждут тебя. Теперь Харан и Клоуда…

– Где она? Где Свим?

– Не торопись, малыш. Всё по порядку. Итак. На Свима набросили липучку… Не знаешь, что это такое? Сеть такая. Тот, кто в неё попадёт, сам никогда не выберется. Так вот шар стал подниматься, Клоуда хотела его удержать, но упала с большой высоты. С ней сейчас кравели. Я с ними договорился. Клоуда без памяти, у неё, возможно, сломаны ребра. Ну, а Свим и торн улетели на шаре.

– Зачем?

Стехар вывалил язык.

– Вот этого даже я не знаю, – сказал он спустя некоторое время. – Свим оставался в липучке, а торн был в гондоле.

– Что он в ней делал?

– Понятия не имею. Может быть, что-то знает Клоуда, но она пока ничего не сможет нам сказать. А это… Харан?

Они подошли к врачу. Тот лежал в беспамятстве, полу прикрыв руками лицо. Оно у него было разбито и запеклось кровью в сплошную ржавую маску.

– Ему тоже нужна помощь, – засуетился Ф”ент. – Я сейчас.

Мальчик и хопс непроизвольно переглянулись: что бы они сейчас делали без этого трусливого лгунишки, без этого пронырливого и незаменимого выродка. Конечно, в бою от него пользы никакой, зато в такой ситуации помощь его была бесценна.

Кравели, выделив на каждого участника схватки по небольшой группе, справились с ранами и ушибами на удивление быстро. К”ньец при одном ухе выглядел странно, но мальчику и Ф”енту было не до него. Все они сидели перед Хараном и Клоудой, уложенных радом. Кролики предупредили, что раненым следует побыть в таком положении хотя бы до утра следующего дня.

– У них кости срастутся, синяки рассосутся, – сказали они, оставляя людей на попечение мальчика и двух выродков. – Проснувшись, они позабудут о ранах.

Но в этом – в ожидании завтрашнего утра – таилась вся неприятность, потому что остатки команды Свима могли привлечь внимание других тескомовцев. Случиться такое может прямо сейчас или чуть позже, а шары, в поисках пропавшего шара, появятся здесь, и тогда их ничто не спасёт, тем более Харана и Клоуду.

– Нам срочно надо уходить отсюда, – сказал К”ньец. – Их нам не уберечь и сами пострадаем. Раз повезло, два повезло, но даже люди о том знают, что везение не бесконечно. Какой смысл умножать трупы, если можно…

Мальчик не отвечал на унылые слова хопса. Он не собирался оставлять друзей, недавно ставшими для него таковыми. Не имел права. Так ему казалось. Но и в словах хопса был свой резон – нагрянут тескомовцы, пощады не жди.

– Мы же не сможем их унести с собой, если даже у нас будет на то время, – подавленно тянул К”ньец, понимая бесперспективность разговора, начатого им же.

Наверное, не будь здесь человека, хотя и маленького, он сам бы ни за что не оставил раненых, а сейчас ему хотелось, чтобы решение принял человек.