– Что там, что здесь, – возразила Клоуда. – Руины бывают разные. Надо посмотреть. В них можно укрыться так, что нас никто не найдёт. И потом…

Она коротко глянула на Камрата и вновь прикрыла рот ладонью, словно не давая сорваться с губ ненужным словам. Когда мальчик справился с арнахами, Клоуда посчитала это чудом, но намёки Свима, что малыш в бою незауряден, ей как-то не верилось, и его слова пролетали мимо неё. И вдруг она узнаёт, что Тикера, известного бойца Тескома, убил именно Камрат. Ей было страшновато воспринимать подобное, в то же самое время, способности малыша вселяли в неё оптимизм – он будет её и всех их защищать, пока не появится Свим.

– Надеюсь, ты права, – Харан поднялся на ноги.

– Выйдем сейчас? – спросил К”ньец.

Харан выжидательно посмотрел на Камрата. Мальчик потупился и покраснел.

– Да, конечно, – не слишком уверенно проговорил он и умоляюще приподнял руки.

– Нет, малыш, – улыбнулся Харан. – Клоуда, надеюсь, того же мнения, что и я. Клоуда, – повернул он голову к женщине. Она в этот момент вставала и болезненно кривилась от боли. – Ты, думаю, не против того, чтобы Камрат пока заменил бы Свима во главе нашей команды?

– Не против. Я – за. А кому ещё? Не нам же, ох! больным.

– Слышал, малыш? Так что не стесняйся. Учись командовать. К”ньюша, ты как?

– Так же, как и вы. Пусть будет малыш.

К”ньец оглянулся, увидел выродка, сидящего, словно в онемении, и ничего не подозревая, спросил его:

– Что там делают тескомовцы?

Ф”ент дёрнулся, переступил ногами и лапинами и сжался, как будто став ниже и незаметнее.

– Ты это чего, стехар? – не дождавшись ответа, К”ньец обратился к людям. – На него тескомовцы там напали? Били?

Харан не выдержал, рассмеялся. И охнул от боли. Он стиснул зубы, а смех рвал его изнутри. Засохшие нашлёпки кравелей и сами шрамы осыпались струпьями. Глядя на него, засмеялась Клоуда, хотя причины смеха, от которого страдал врач, не знала. Улыбнулся и колокольчиком поддержал её Камрат.

Они хохотали, стоя друг перед другом. К”ньец, как практически все выродки, смеяться не умел, но людской смех рождал в нём схожие чувства, и он, подражая им, ощерился, показывая длинные острые зубы – умилился оскалом.

– Никто его не бил. Он с нами решил не идти, – отсмеявшись, пояснил Камрат. – Так что тескомовцы теперь ему не страшны. Это он тут просто так сидит, ждёт, когда мы уйдём.

Ф”ент подскочил на месте и сделал стойку.

– Да что… Да что ты такое говоришь, человек?! – пролаял он возмущенно. – Как ты мог подумать обо мне такое? Да я за вас… Я всегда с вами…

– Нет, стехар, – степенно проговорил Камрат. – Посуди сам. Что я мог подумать о тебе, если ты глух к интересам команды? Либо ты с нами и тогда живёшь заботами нашими, либо ты не с нами. А как же иначе?

– Так я это… Я же всегда за вас…

Неизменно лёгкий на язык, сейчас выродок ощутил всю его неповоротливую тяжесть, он там приклеился к нёбу и не хотел отрываться. Стехар не знал, что сказать. Слов не было: от негодования, от осознания собственной вины, от легкомысленного отношения к нему людей. Они же смеются!

До сих пор Ф”ент плохо понимал причину смеха людей, не вникал, не различал эмоциональных окрасок смеха. Незачем ему это было знать. Люди почему-то смеются, собаки повизгивают, а кошки всхрапывают по особому, мурлычут. У каждого вида разумных своё отношение к радости или нелепой ситуации и внешнее к ним проявление. Но сегодня он словно прозрел и понял: люди смеются над ним! Это он стал причиной смеха.

Странные люди! В то время, когда хочется поднять к небу личину и выразить печаль непонимания между ним и ими заунывным звуком, они смеются! Но ведь, как ему когда-то объясняли явление смеха у людей, они смеются тогда, когда им весело, им хорошо. Значит, смеются они из-за собственной выдумки, что он, якобы, решил уйти от них. И они радуются его уходу?

– Я всегда подозревал тебя, собака! Но ты умел войти в доверие всем. Изображал себя другом. – К”ньец от возмущения прижал целое ухо к голове и распушил жидкие усы. – И теперь, когда мы должны объединиться, ты нас бросаешь? А нам надо противостоять тескомовцам и тем, кто видит в нас своих врагов. И надо найти Свима и помочь ему. И Сестерций тоже наш друг…

Ф”ент даже помотал головой, чтобы прийти в себя и избавиться от обвинений, неожиданно посыпавшихся на него.

– Я не хотел…

– А разве тебя кто заставляет? – бросил реплику Харан.

– А разве нет!? – Ф”ент ухватился за соломинку, подброшенную врачом. – Почему он решил, что может командовать мной? Мной? Я ему… Что я ему?

– Командуй ты, – равнодушно посмотрел на него Камрат и стал собирать вещи, готовясь к выходу.

Остальные члены команды посмотрели на выродка. Люди не смеялись, они терпеливо ждали его команды.

Ф”ент попятился назад и недоверчиво огляделся. О, Талисман! Они уже не смеются над ним, они издеваются! Разве может он командовать людьми? Как они могли так о нём подумать? Или им всё равно, кто ими командует? Или… они и вправду решили от него избавиться! Но он же не давал тому никакого повода. Подумаешь, не захотел подглядывать за тескомовцами. Не повод, совсем не повод, чтобы так просто отказаться от него!

Людям надоело на него смотреть и ждать, что он предпримет, они отвернулись, подобрали свои мешки и, не прощаясь, пошли гуськом за К”ньецем.

Ф”ент в замешательстве покрутился на одном месте, рванулся за уходящими, остановился, опять покрутился.

Всё! Они ушли без него, а он не знал, что предпринять.

Незнакомая местность ночью – проклятие для путников.

Под ногами не плоская поверхность, а взрытый неизвестно кем и для чего бесконечный участок полосы препятствий. Каждый шаг идущего по такой дороге подстерегает то непредсказуемый провал в яму, то неожиданная кочка. Ни то, ни другое не доставляет ни удовольствия от ходьбы пешеходу, ни желаемой скорости передвижения. При попадании ноги в яму тело вздрагивает и падает вниз, вызывая неприятный взлёт всех внутренностей к самому горлу, сердце делает сильный толчок и словно замирает на время падения. Следом, когда нога, наконец, достигнет дна ямы, внутри живота раздается протестующий всхлип всего содержимого, что-то там ёкает, шея при этом напрягается и вздёргивает голову так сильно, что протестующе хрустят все позвонки.

Едва путник минует яму и начинает налаживать ритм ходьбы, как одна из ног цепляется за невидимый в темноте бугорок, и трава, хотя и прошлогодняя и не такая упругая, как свежая, опутывает конечность. Верхняя часть тела продолжает двигаться с прежней скоростью, в то время как нижняя его часть остановилась. Следует резкий кивок вперёд, шея опять напрягается и дёргает голову, спина напрягается от громадной нагрузки, после чего все мышцы её начинают болеть…

Свим был именно таким путником. Он в очередной раз выругался, попав ногой в выемку и избежав вывиха. Как он ни старался идти так называемым скользящим шагом, чтобы в любой момент нащупать неровность дороги и вовремя на неё отреагировать, сегодняшняя ночная гонка стоила ему уже расцарапанных в кровь при падении рук и болью в левом колене.

– Мутные звезды! – в который уже раз повторил он излюбленную фразу. – Ползти, наверное, будет быстрее и вернее. Медленнее, но зато безопаснее.

– Пять… – Чётко проговорил рядом с ним, не видимый в темноте, торн.

– Что пять? Я тебе что-нибудь говорил такого, что ты стал считать мои монологи? Когда я говорю, мне легче. Не идти, конечно, а просто так легче. Впрочем, тебе меня не понять… – Свим споткнулся, ища опоры руками перед собой.

– Еще пять свиджей осталось, – пояснил Сестерций, когда, поминая мутные звезды и збун в придачу нехорошими словами, Свим поднялся на ноги и смог продолжить движение.

– Охо-хо! Дойти бы целым и невредимым, – отозвался Свим.

Когда стемнело, и у Свима случились первые падения, торн пытался подсвечивать дорогу для него своей аурой. Но на открытом пространстве такая подсветка едва ли освещала участок на дальность руки, а то, что Свима подстерегало под ногами, не было видно совершенно. Свиму светящиеся контуры торна только мешали идти: отведя глаза от его ауры, он не мог даже разглядеть звёзды, мутно светящиеся в небе, не то чтобы дорогу перед собой.