Дыра, пробитая упавшими выродками, позволила сиянию полной луны, поднявшейся уже высоко над горизонтом, хотя и сумрачно, но заглянуть в провал и осветить пространство. Стали заметны детали, до того невидимые в темноте. Одеяние у всех крыс не отличалось разнообразием – короткие серые плащи под цвет шерстки, перепоясанные едва ли не у самых ног узкой бечевой. Пожалуй, в такой одинаковости им трудно было ориентироваться, чтобы узнавать принадлежность к той или иной враждующей стороне. Зато ясно было, что дерутся две группы: те, кто решил, наверное, мстить тем, кто относился к противной стороне – жертвам. Впрочем, такое относительное деление, как оказалось на поверку, не помогало выявлять, кто есть кто. Дерущиеся визжали, пищали и перекликались, дабы узнать своих, или показаться своим и не стать пострадавшим от своих.

Люди и хопс собирались продолжить своё продвижение, но тут кто-то их крыс заметил затаившиеся у стены три посторонние тени. Заметил и намерился приобщить их к общему побоищу.

Обычно выродки, даже в пылу выяснения отношений между собой, на людей, при отсутствии угрозы с их стороны, не нападают, если ими не руководят и не направляют их действия люди же.

Только не крысы!

С ними человек, а они с ним враждовали во все времена, когда грызуны были ещё дикими. Выродки-крысы, став разумными, получив разум из рук человека, не изменили, а лишь усугубили противостояние роду человеческому. Уступая людям в физической силе, в умственных способностях, росте и мастерстве ведения боя, но вооруженные холодным оружием, они представляли опасного противника, берущего числом, – а вид их, наделённый врожденной хитростью, изворотливостью и необычайной плодовитостью, процветал. Экологическая катастрофа, ударившая по млекопитающим и птицам, насекомым и земноводным, обошла стороной крыс и даже прибавила им приспосабливаемости в новом мире.

Кланы, а особенно гурты крыс-выродков, во всех бандеках пользовались дурной славой. Неистребимая врождённая, быть может, эволюцией злоба толкала их против любого, будь то даже такие же крысы. Они постоянно нападали на людей, на кланы и гурты выродков-не крыс, себе подобных. Бесконечная борьба со всеми на сотнях фронтах истощала их силы. Кроме того, путры – выродки и хопперсуксы – под водительством людей и сами время от времени намеренно прореживали численность озлоблённых разумных грызунов. Не будь этого, Земля давно бы лишилась иных обитателей, кроме крыс.

Выбитые, казалось под корень, кланы и гурты непостижимым образом воскресали, будто из воздуха и вновь бросались в бесконечную битву.

Вот и сейчас гурт или нечаянно встретившиеся два гурта выясняли отношения, а заметив людей, многие из них решили напасть и на них.

– Понте кальке!

Свим, прикрывая широким телом мальчика, был наготове, и первый бросившийся на него выродок поплатился жизнью, так и не до кричав до конца призыв убивать негодяев. Ещё один, молотя перед собой чигирем, подсунулся под тяжелые меч и руку дурба. С подпорченной шкурой он отскочил назад и завертелся волчком от боли и ненависти к обидчику, не давшему себя убить, внося в сумятицу схватки еще большую неразбериху.

В провале, как понял из выкриков крыс Камрат, больше провалилось жертв, чем мстителей. Раненный и убитый Свимом относились как раз к мстителям. Неожиданная помощь воодушевила группу, на которую было произведено нападение, и она поспешила добить оставшихся обидчиков. Они перестроились, в результате чего люди и хопс остались у них за спиной.

– Бежим! – крикнул К”ньец, оценив ситуацию.

Они друг за другом юркнули в низкий пролом в стене, пронеслись вдоль какого-то захламленного коридора, выскочили на поверхность уже в нескольких кантарах от схватившихся в рукопашной крыс.

Луна освещала округу мутно-мертвенным светом. Можно было оглядеться и выбрать дорогу. К”ньец запетлял между рухнувшими стенами, деревьями и кустами, уверенный, что бегущие за ним люди не потеряют его из вида и не отстанут. Земля гасила топот его копытец, хвост в основании поднялся и изогнулся дугой.

Ступени вниз… поворот, ещё поворот… Уютная каморка, подобная оставленной, чуть меньше, но с таким же очагом и запасом хвороста…

Здесь они остановились, перевели дух.

Отдышавшись, Свим сказал, покачав головой:

– Всё-таки что-то произошло в бандеке.

– Тебе бы сказали, – возразил К”ньец, разводя огонь. – Ты же новости слушал?

– Слушал. Но Центр может ещё не знать.

– А ты уже знаешь?

– Было бы всё в порядке, мы бы давно спали… – Свим зевнул во весь рот. – Спать хочу! Спать! И вам советую поспать.

Камрат проснулся в полутьме.

Вчера, когда они сюда прибежали, он о сне не думал. Прошлый день что-то изменил в нём и он, сидя у небольшого пламени очага, пытался разобраться – что именно. Ничего определённого не выяснил и незаметно уснул.

Ему снились крысы и Свим, нанизающий их на свой громадный меч из зеркального мелерона. И что интересно, это были выродки, но стоило им попасть на лезвие, как они тут же начинали мельчать до обычных диких крыс, что водились и в Керпосе, где с ними активно (и безуспешно) боролись: травили ядами, вылавливали специальными крысоловками и уничтожали, убивали при случае, чем попало. Стены города также участвовали в избиении крыс, однако они в городе никогда не выводились.

Неприятный сон, и мальчик постарался забыть его.

Он повернул голову. Рядом лежал К”ньец. Хопс свернулся во сне как дикая кошка, лишь ноги, доставшиеся ему в наследство неизвестно от кого, расположились словно отдельно от него – прямые и неестественно вывернутые.

Ноги хопса оканчивались целиковыми копытцами, покрытыми какой-то ворсистой кожицей, она-то, наверное, смягчала удары ими о землю и обеспечивала почти бесшумное передвижение К”ньеца. Во всяком случае, на обычной дороге, по турусу, так оно и было. Вот Свим шагал, и его тяжелая поступь в вечных сапогах была слышна на десятки берметов, а К”ньеца будто и не было рядом с ним. Впрочем, вспомнил Камрат, когда они шли через лаз и вчера, когда они убегали от крыс, перестук его копытец по твёрдому каменному покрытию полов отчётливо прослушивался.

Хвост не украшал хопса. Ни видимой мощи в нём, ни пушистости, ни длины особой. Вот тигровые выродки имели великолепные хвосты: толстые, длинные, живые. У К”ньеца же кончик хвоста вытерт до кожи, рисунок блеклый, пятнами. В общем, у К”ньеца, в отличие от других выродков из кошачьих, хвост наверняка не являлся для него предметом гордости или особого внимания и ухода и не был действенным помощником для выполнения каких-либо функций. По-видимому, помехой в жизни хопса он и не был, но пользы от него выродок, пожалуй, имел немного: насекомое со спины согнать, или вот, как сейчас, прикрыть им часть ног.

Мальчик долго рассматривал достопримечательности и нелепости, с его точки зрения, хопперсукса, машинально отмечал мелкие детали, бросающиеся в глаза – потёртость шёрстки на коленях, вывернутых в другую сторону, чем у людей; отличие ворсинок, некоторые из них были несоизмеримо длинными и нелепого окраса, похоже, лишними, не вылинявшими после зимы. На левом копытце наметилась лёгкая стоптанность. Что значит естественное, а не вечное. Камрат вот свои сапоги носил столько, сколько себя помнил, и всё это время они оставались такими, какими были с самого начала, чуть раздаваясь с его ростом.

Подумав о своих сапогах, он вдруг некстати вспомнил о покинутом, разваливающимся от ветхости, доме в Керпосе, где вырос и жил с бабкой Калеей.

Окружающая тишина, чуть нарушаемая дыханием Свима, и мысли о доме навеяли на мальчика тоску. Хорошо бы сейчас проснуться там, дома…

Благодаря воспитанию бабкой он не понимал и никогда не обращал внимания на скудость и унылость их житья. Вокруг многие так жили. Он не знал, откуда бабка достаёт еду, если практически она всегда находилась в доме и к раздаточным не ходила, и что она оставалась там делать, когда позволяла ему оставить её в покое, а он тут же убегал из дома и носился по городу. Всё другое время они общались. Своеобразно – в процессе хапры.