Словесные разъяснения бабки Калеи, что собой представляет хапра, остались вне восприятия мальчика, ибо слышал их практически ежедневно, но пропускал мимо ушей.

– Хапра, – монотонно и с неизменной остановкой после произнесения этого слова, говорила бабка, – это кодекс поведения метунов (Камрат так и не узнал, кто такие метуны) в любой обстановке. Кодекс объединяет видение, знание и умение! Если ты правильно видишь, знаешь об увиденном, и умеешь использовать знания, то всегда найдёшь наилучший выход из любого положения, в которое ты попал, каким бы безнадёжным и запутанным оно не было… Хапра – путь аккумулирования видения, знаний и умений с постепенным раскрытием способностей управлять всей триадой успеха в бою… Хапра – путь к непобедимости…

Она говорила ещё о чём-то, а руки её, узкие в ладонях, с длинными смуглыми пальцами мелькали то над головой мальчика, то опускались к плечам, проходились вдоль спины, касались груди и ног… От рук исходили тёплые приятные волны, как от солнечных лучей, они проникали в естество мальчика так глубоко, что Камрату казались сквозными. У него внутри происходили какие-то странные изменения, он их ощущал, а спросил бы кто о них, мальчик ничего не смог бы ответить о существе этих изменений. Быть может, только сказал бы или дал понять – от бабкиных нашёптываний и пассов в нём словно расправлялась неведомая пружина в каждой малой его части и придавала необыкновенные силы.

Хапра вне зависимости от настроения бабки или внука производилась или исполнялась ежедневно. Камрат даже не помнил начального этапа обучения. По его представлениям, он всегда был связан с хапрой, возможно, со времён, когда ещё ни ходить, ни говорить не умел, да и, быть может, не соображал, раз в памяти его ничего не осталось, кроме как воспоминаний о хапре. Её тихая без суеты процедура вошла в его жизнь обязательной составляющей, дарящей редкие минуты одуряющей благости, как самой Камее, так и её неспокойному вне хапры внуку: он обычно стоял перед нею умиротворённым, никуда не стремящимся убежать, и чувствовал блаженное удовлетворение от слов и мелькания бабкиных рук. В серых глазах Камеи поблескивали огоньки, лицо затуманивалось, на нём расправлялись глубокие морщины, и Камрату чудилось отсутствие вокруг них двоих кого или чего бы то ни было.

Он и бабка – и весь остальной мир вне!

– Ну вот, – говорила Камея по окончании хапры каждый раз одно и то же. – Сегодня ты запасся новыми знаниями, умением и способностью видеть явное и скрытое, тайное и простое…

После таинства хапры следовали правила ведения боя. Занятие весёлое, но оно требовало места, где можно было бы не только нанести удар, а и успеть отклониться, а если надо, пропустить соперника мимо, дать ему продвинуться по инерции хотя бы на шаг и напасть на него с неудобной для того стороны. Потому-то единственная комната их дома всегда была очищена от ненужных вещей.

Вначале бабка показывала что-нибудь новое, Камрат старательно повторял. И у него каждый раз получалось всё правильно. Потом они на время забывали о времени и почти праузу, а то и две имитировали, порой очень жёстко, настоящий бой: рукопашный, с кинжалом, палкой вместо меча.

В конце бабка не хвалила, а лишь говорила:

– Теперь ты и это увидел, и знаешь, и умеешь… На сегодня всё. Можешь отдохнуть. Я тебя не держу.

Иногда бой протекал с комментариями со стороны Камеи. Мальчик нападал или защищался, используя накопленные приёмы и знания, а бабка, отбиваясь от него, подсказывала, наставляла, поправляла. И так сложилось, что даже в драках с мальчишками руками или палками, он словно слышал её негромкий голос – поправляющий, подсказывающий: сделай так-то и так-то.

Искушённый в бесчисленных наставлениях бабки и правил ведения боя, Камрат вчера, при виде крысиной возни – первой настоящей схватки не на жизнь, а на смерть, увиденной им, – не мог точно определить, что это перед ним происходило, поскольку несовершенство их движений и действий поразили его несказанно. Его так и подмывало подсказать, поправить неправильную постановку ног, нерациональное размахивание мечом, кинжалом или чигиром. Создавалось впечатление – участники схватки не видели ничего вокруг, кроме своего непосредственного противника; если же к ним подступал кто-то со стороны, они пропускали его удар…

К его удивлению и огорчению, манера поведения Свима при отражении атаки крыс ничем примечательным или хотя бы манерой поведения не отличалась от выродков. Но в бою так нельзя поступать! Бой не дуэль, в нём нужно знать расположение своих сторонников, где и как располагаются противники, успешна ли стычка или проиграна… И следует всегда думать и искать возможность переломить схватку в свою пользу…

Ничего вчера такого Камрат не увидел, поэтому разочаровался и в схватке, и, что было всего горше, в Свиме.

Его даже пробила дрожь от мыслей, навивавших печаль, словно он взвалил на себя непомерную ношу невысказанного отношения ко всему происходящему с ним: и дорога впереди дальняя, а на ней всякого чего будет, и Свим, хотя и дурб, и в росте не меньше бермета, и грозен будто бы с виду, но боец так себе, а переучивать его поздно, так что никакой он ему не защитник, а в меру опытный спутник… без которого дальше не уйти, да и нет желания уходить.

Сюда бы бабку Калею. Она бы этих крыс…

Она бы с ними и связываться не стала, а сумела бы найти способ так их обойти, что они никогда не узнали бы об её, и, естественно, о тех, кто с нею был, существовании.

Отвлёкся он от своих дум и переживаний, ощутив чей-то пристальный взгляд. Приподнял голову и встретился с взглядом хопса, изучавшего его так же тщательно, как это он проделал чуть раньше с его ногами и хвостом.

– Почему не спишь? – спросил К”ньец и грациозно-тягуче потянулся всем телом, лишь ноги не участвовали в утреннем кошачьем моционе.

– Не знаю, – отозвался Камрат, не представляя даже, что можно сказать на вопрос выродка.

И правда, кто может знать, почему иногда хочется спать, а почему – нет, даже если устал. Может быть, выродкам такое непонятно?

– Тебя вчера напугали крысы? – по-видимому, у хопса были свои предположения о бессоннице мальчика.

– Нет, – покривил губами Камрат. – А чего их бояться?..

– Ну как же. Бросаются на всех, некоторые даже мечами размахивают. Убить могут.

– Не могут.

К”ньец ударил по полу хвостом.

– Ещё как могут. Ты, наверное, не понимаешь ещё, что подобные гурты, малаки, да и бандиты запросто могут напасть и убить. Так оно и есть…

– А зачем им убивать кого-то?

Хопс, похоже, такого вопроса не ожидал, задумался. Слегка мерцающие в полусумраке его глаза сузились. Затем важно, наверное, от кого-то услышанное, произнёс:

– Такова жизнь, малыш. Что поделаешь. Такова жизнь.

Камрат и в этот раз не нашёлся что сказать. Всё-таки, подумал он, с выродками трудно разговаривать.

– Проснулись? – раздался голос Свима, сидящего у стены за спиной мальчика. – Вот и хорошо! Утро наступает. Давайте-ка решать, каким образом нам добраться до Примето.

К”ньец повёл ушами и обратил свои немигающие глаза на Свима – что тут, мол, решать?

Свим пояснил:

– Появление на дороге целого дума тескомовцев и так, как ты знаешь, не подарок. Пока через их патрули пройдёшь, душу вывернут. Но, а если они и вправду ищут малыша и его бабку, то попадаться им на глаза и вовсе не следует… Опасно!

– Наверное, – мяукнул К”ньец. – Малыша могут…

Камрат промолчал, лишь напрягся всем телом: что-то предложит Свим? Был начеку и готовился к самому худшему – вдруг придётся расстаться со спутниками и идти одному. А что? Кто они такие, чтобы брать его с собой и при всякой встрече с тескомовцами объясняться перед ними или прятаться от них? Сказал же Свим – опасно!

– Думаю те двое, что видели тебя, малыш, на улице Керпоса, – продолжал говорить дурб, в его голосе не было ничего настораживающего мальчика, – хорошо запомнили, как ты выглядишь. На то они и тескомовцы, дабы уметь запоминать и прилично передавать словесный портрет нужного разумного. Кстати, ты должен знать, что описать человека проще, так как тескомовцы – люди. Людям хуже удаются описания путров.