Результат их действий был похож на маленькое чудо. Опухоль спала тут же, и нос стехара стал смотреть вперёд, а не влево. Следом врачеватели перешли к порезу на брови и так же приложили к нему жвачку.

– Боль прошла совсем, – удовлетворенно констатировал Ф”ент плод усилий кравелей. – Ты бы, К”ньюша, показал им свои порезы. Новые и старые. Не противься. Зарастёт как на собаке.

– Вот именно, – неприязненно буркнул К”ньец.

Быстрота, с какой кравели вылечили стехара, его потрясла до кончиков ушей, но гордость не позволяла нарушить свой отказ, и он долго упирался, пока Свим не приказал ему подчиниться необходимости как можно быстрее вылечиться.

Хопс неохотно дал себя осмотреть внимательным кравелям и приложить к ранам кашицу, исторгнутую врачевателями на его новую и старую раны.

Уже через пару минтов К”ньец благодарил их за облегчение от болей, и сделал это вполне искренне, словно не он только что презрительно фыркал, наблюдая за лечением собаки.

– Мне бы так научиться лечить, – восхищённо проговорил Харан, наблюдая за спорыми движениями кроликов и результаты этих простых, на взгляд со стороны, действий.

Гурт кроликов, а их в нём оказалось, пожалуй, не менее сотни самцов, полностью перебрался в лесок, где остановились Свим и его команда. Здесь нашёлся богатый урожай понравившихся хвостатым созданиям корешков, и вскоре вокруг появились свежие ямки и выбросы земли, раскопанные сильными конечностями кравелей.

Солнце повисло в зените. Ветер затих совсем, и воздух прогрелся до летней температуры. Становилось жарко.

– Я считаю, нам надо отсюда уйти куда-нибудь в другое место, – лениво оглядываясь, предложил Харан. В его негромком голосе и предложении не чувствовалось настойчивости, он просто высказывал мысль, которую он тут же пояснил: – Тескомовцы, пролетая над нами, могут поинтересоваться, кто это здесь так усиленно ковыряет землю? На кравелей им наплевать, а нас они могут заметить…

Опасения Харана понимали все, но уходить куда-то не хотелось. И не потому, что уже расположились, присиделись и пригрелись, а совершенно по другой причине. Им нравилась возня, производимая вокруг кроликами. Кравели копались в земле, переговаривались, ругались из-за добычи, делали массу непонятных для зрителей движений и каких-то странных дел.

Отвыкшие от окружающего кипения чужой жизни, люди и выродки ощутили свою приобщённость к происходящему вокруг них действу. Им любопытно было наблюдать за кроликами и видеть, как те также наблюдают за ними; незнакомая жизнь гурта хвостатых пришельцев с юга развлекала и отвлекала от мыслей о собственных заботах и неустроенности; им нравился приглушённый шум, производимый кравелями, бесхитростные личины и слегка косящие взгляды розоватых глаз.

В такой мирной жизни не должно было быть ничего лишнего и ненужного: никаких погоней и бегства, мечей и арбалетов, тескомовцев и арнахов…

Есть ли смысл перечислять все беды на пути преследуемой группы случайных разумных?

Сейчас они просто отдыхали. По-настоящему отдыхали, внимая запахам зрелой весны.

Наконец, чувство предосторожности одолело, и Свим приказал команде собираться в путь. Сборы, хотя собирать было практически нечего, затянулись.

А когда собрались, уходить куда-либо было уже поздно: в нескольких берметах над ними висел шар тескомовцев.

Шар, отливая зеленью, висел совсем низко и рядом с командой. Тескомовцы – четверо – сгрудились с одной стороны гондолы, накренив её край к земле, и подозрительно вглядывались в людей и выродков. Как им удалось так осторожно подкрасться, никто из спутников команды не понимал. Благо кролики, они всё, что выше их носа, не видят, но опытные Свим, торн…

Свим подпрыгнул, словно проверил, крепко ли его держат ноги, и вполголоса приказал К”ньецу:

– Со стехаром прикройте малыша. При случае, уходите через дорогу, и где-нибудь ждите нас. Или… Как получится. Займись!

Кролики, казалось, не обратили на тескомовцев внимания, они продолжали заниматься своим любимым делом, лишь с десяток их отвлёкся, да и то на недолгое время – отметили факт появления новых действующих лиц, и только.

К”ньец вкратце объяснил мальчику, как вести себя, пока тескомовцы под боком.

– Ссутулься, малыш, и ковыряйся в земле… Как все эти… Ф”ент, прикрывай!

– А как же Свим?

– Он приказал. Давайте, делайте, что я сказал. И отходим отсюда куда-нибудь в сторону.

– Эй! – уже кричали из гондолы шара. Громко и весело кричали. – Кто такие?

– Отдыхаем вот, – миролюбиво отозвался Свим, через силу изображая приветливую улыбку.

– Не подходи к ним, – сквозь зубы прошипел за его спиной Харан. – Пусть они выйдут.

Торн, завидя шар, сел и, выжидая, так и остался сидеть, словно всё происходящее его не касалось. Он демонстративно занимался самим собой: поправлял чалму, складки на одежде, подтягивал сапоги. После окрика тескомовцев он медленно встал и ленивым шагом направился к одному из кроликов. Проходя мимо Харана, сказал:

– Вы – люди, отвлекайте их! Я буду невдалеке.

Тескомовцы из гондолы шара могли видеть расслабившихся на солнце людей и занятых непонятно чем выродков, которые, заметив шар, равнодушно реагируют на него, а до кого-то их факт появления ещё даже не дошёл.

Люди и выродки различных видов на отдыхе – почему бы и нет? Именно так должно было бы показаться тескомовцам, уставшим от целодневного наблюдения за окрестностями, сидя безвылазно в гондоле. Им даже поговорить с незнакомцами, перебросившись несколькими фразами, – и то интересно. К тому же, можно позлословить, поёрничать – отвести душу, а потом лететь дальше. Бандиты в земле не копаются, а до остальных им дела нет…

Так бы оно и было, возможно, если бы не Клоуда.

Она так же, как и торн при виде шара, села и застыла изваянием, не в силах побороть страх и ненависть. И то и другое были настолько глубокими, что она не замечала ничего вокруг: ни действий выродков с Камратом, ни поведения торна, ни поз и реплик Свима и Харана. В тескомовце, окликнувшем их, она с первого взгляда узнала Тикера, пилота-инструктора, который учил её управлять воздушным шаром и постоянно мучил домогательствами.

Не будь Тикера с его душной настойчивостью сделать из неё своей любовницей и нагло заявлявший о том во всеуслышание, ещё не известно, как бы она себя повела при встрече со Свимом там, уже далёком во времени и пространстве, тростере. Возможно, подобно Пливе, с ненавистью встретила бы дурба, убившего всех мужчин-тескомовцев, прилетевших с нею на его поимку.

Это Тикер заставил её улыбнуться приветливости и ненастойчивой ласковости Свима при их первом разговоре; это Тикер подтолкнул так легко согласиться помогать беглецам в угоне шара.

Свим появился со своей удивительной улыбкой в ту пору, когда она уже почти до слёз довела сама себя мыслью, что по возвращении на базу она должна была рассчитаться с Тикером за право первого самостоятельного полёта. Именно так он ей говорил, гнусно при этом улыбаясь и подмигивая бойцам, взошедшим в гондолу её шара. Она наговорила ему грубостей, всплакнула, однако понимала свою беспомощность, чтобы сопротивляться его стремлению обладать ею.

– Либо – либо, – сказал он смеясь. – Либо права пилота, либо… Куда пойдёшь? А права на вождение надо заработать не только знанием, но и телом. А оно у тебя… мм… скажу тебе…

Тикер стоял в гондоле прилетевшего шара. Он не мог сразу узнать Клоуду. Со спутанными волосами, в полевой не по размеру форме тескомовца, позаимствованной на месте сражения кринов, вооружённая мечом, – она мало напоминала ту лёгкую, на взгляд, беззаботную и изящную девушку, которую инструктор провожал в первый её самостоятельный полет и пожирал глазами, предвкушая получить давно лелеемое удовлетворение после её возвращения.

Зато она узнала его с первого взгляда на обитателей гондолы.

Тикер был заметным мужчиной. Лет ста, широкоплечий, с красивой посадкой головы, украшенной густыми волосами, подстриженными так, чтобы прикрывать большие дряблые, словно выжатые после стирки, уши. Лицо приятное, но было в нём что-то нехорошее, будто затаился где-то в самой его глубине, как под маской, тщательно скрываемый постыдный порок. И глаза: внимательные, въедливые, беловатые, словно облитые молоком, – неприятные. Клоуда больше всего боялась его глаз.