Через несколько недель он получил отрицательный ответ; троллейбусный парк отказался платить по предъявленным счетам. «Ах вот как, — почти торжествуя, подумал он. — Тогда я заведу дело. Я им всю жизнь не дам покоя».

Состоялся суд, и он дело выиграл. Но победа не принесла ему удовлетворения; он снова предъявил свои претензии, требуя дополнительного вознаграждения. Жалоба следовала за жалобой. Вскоре весь город заговорил о том, что нашелся какой-то человек, который хочет подзаработать на похоронах собственной жены. Соседи и знакомые теперь смотрели на него с нескрываемым презрением. Друзья отвернулись от него.

С улицы доносился вой проезжающих троллейбусов; с раннего утра до поздней ночи они кругом бежали по городу. «Как полосатые собаки-великаны на проволоке», — в бешенстве думал он. Иногда троллейбус отцеплялся от линии, водитель торопливо взбирался на крышу на глазах у толпы зевак (он всегда со злорадством смотрел на это), и вагон снова несся вперед, высекая искры из медных, блестящих на солнце проводов. Что-то несокрушимое, роковое было в непрерывном беге машин. Невидимая, вызывающая, жестокая сила таилась в них. Он старался не глядеть на улицу, потому что там, внизу, ему всегда мерещились синий плащ и ноги в стоптанных туфлях.

Однажды, когда он сидел в комнате и читал газету, затрещал звонок. Он положил газету на стол и пошел отпирать дверь.

На площадке стояла молодая девушка в красной кофте. Он сразу узнал ее. Да, это была та самая девушка, которая водила полосатый, желтый троллейбус. Она опустила глаза, не выдержав его взгляда; ее бледное лицо внезапно покраснело.

— Чего вам надо? — в ярости спросил он.

Губы девушки дрогнули.

— Я больше не вожу троллейбус, — тихо сказала она. — Я продаю газеты…

— Чего вам надо? — снова повторил он, повышая голос.

— Не знаю… Я хотела вам сказать…

Она запнулась и замолкла.

— Катитесь к черту! — крикнул он и захлопнул дверь.

За дверью секунду было тихо; потом он услышал ее удаляющиеся шаги. Девушка медленно спускалась вниз. Когда замерло эхо шагов, он вернулся в комнату и в изнеможении упал в кресло. Никогда он не был так одинок, подавлен и убит. Как будто потолок обрушился ему на голову. Он чувствовал, что на него давят тысячи, нет, миллионы тонн, что он не выдержит этой тяжести, и вдруг, вскочив со стула, он метнулся к двери и выбежал на улицу, словно силясь кого-то догнать.

Я встретил его прошлым летом на берегу залива. Капитан «Надежды» был голубоглаз, белокур, веснушчат, немного курнос. Во рту у него не хватало нескольких зубов. Уши торчали. На мир он глядел серьезно и почти никогда не смеялся. Это был настоящий капитан!

Мы познакомились случайно: я шел по берегу залива, любуясь закатом, и увидел его на корабле. Корабль с трудом шел против волн. В нем сидели капитан и черная вислоухая собачка. Других членов команды не было видно. Капитан с усердием греб палкой с дощечками на концах, и корабль, переваливая с волны на волну, медленно двигался вперед. Собака беспокойно вертела мордочкой. По-видимому, ей было страшно. На борту корабля я увидел надпись: «Надежда».

— Эй, капитан! — крикнул я ему. — Возьмешь меня на свой корабль?

Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Я продолжал шагать по берегу. Капитан не обращал на меня внимания. «Надежда» плыла вперед. Ветер крепчал. Все труднее было капитану управлять кораблем. В корабль набралась вода. Заметив, что корабль поворачивает к берегу, в спокойную бухточку, я пошел туда, сел на камень и принялся ждать «Надежду».

Красное солнце спряталось за желтыми дюнами. Небо на западе было сиреневое. Залив — голубой. Чайки — белые как снег.

Капитан подплыл к берегу и выволок на песок свой корабль. Наверное, в этой жестяной ванночке три или четыре года назад его купала мама.

Собачка отряхивалась. Она была мокрая, кривоногая, и ее темные глаза смотрели печально после путешествия по бурному заливу.

— Капитан, — сказал я, — где же твоя команда?

— А, матросы… Мопс — моя команда. — Он показал на собаку, которая каталась по песку, задрав лапы.

— Как прошло плавание?

— Неплохо. Только пришлось свернуть к берегу, потому что в корабль стала просачиваться вода. Я не боялся. А Мопс боялся. Он все время дрожал.

— Почему ты не взял с собой меня? Я бы не боялся.

— Ты большой, и мы бы все утонули.

— Нет, — сказал я, — тут совсем мелко. Тут утонуть нельзя.

— Ничего ты не смыслишь. Не знаешь, что значит плавать на дырявом корабле. Это очень опасно.

— Я уже плавал по заливу.

— Ты приехал из Клайпеды на пароходе. На нем моя бабушка ездит и каждый, кто хочет. Ты не моряк.

— Кто тебе сказал, что я не моряк?

— Я сам знаю. У моряков широкие штаны, и они не ходят просто так по берегу.

Я расстроился. Я и правда не был моряком, и штаны у меня были совсем узкие.

— Что ты будешь делать с кораблем? — спросил я у капитана.

— Отремонтирую. Заделаю щели паклей и хорошенько просмолю.

— Может, помочь тебе?

— Не надо. Ты не сумеешь.

Мне стало тоскливо. Я не был моряком.

Капитан пошел домой, и Мопс побежал за ним.

На другой день я снова пришел, чтобы увидеть капитана.

Капитан сидел на камне, положив голову на руку. Мне показалось, что он плачет. Он даже не посмотрел на меня. Мопс лежал рядом с ним на песке. Он дремал на солнышке, его обвислые уши то и дело подрагивали.

Я огляделся. «Надежды» нигде не было видно.

— Где твой корабль? — спросил я капитана.

Капитан поднял голову и посмотрел на меня. Его синие глаза стали еще больше и как-то странно блестели.

— Корабль утонул, — сказал он.

— Утонул? — огорчился я. — Каким образом?

— Я разжег костер, сварил смолу и просмолил все щели. Потом спустил корабль на воду, и мы вышли в море. Погода была хорошая. А в заливе в корабль стала сочиться вода. Жестянку я забыл на берегу. Вода все сочилась и сочилась, Мопс залаял, потом прыгнул в воду, а корабль все тонул и тонул. Теперь он лежит на дне.

— Вот несчастье, — сказал я. — А ты не унывай. Пошли, я тебе покажу другой корабль.

— У тебя есть корабль?

— Да. Увидишь, какой он большой и красивый.

Мы отправились в порт. У причала стояли разные корабли: лодки, сейнеры, катера. Я показал самый прекрасный корабль и сказал:

— Вот мой корабль. Тебе он нравится?

— Нравится, — сказал он. — Я хотел бы на нем плавать.

— Ты будешь на нем плавать.

Капитан долго смотрел на корабль. И чем больше он смотрел, тем больше нравился ему корабль, В это время на корабль грузили ящики с рыбой.

— Эту рыбу поймал мой отец, — гордо сказал капитан.

— Не он один. Другие рыбаки тоже. Правда?

— Правда, — согласился капитан.

Рыбу погрузили на корабль. Из трубы пошел дым. Корабль загудел и стал уходить из порта в залив.

— Ты врун, — сказал капитан. — Ты говорил, что этот корабль твой, а он не твой. — Он посмотрел на меня с презрением.

— Нет. Я не врун. Этот корабль принадлежит всем. Значит, он мой тоже. И твой… Ты сможешь на нем плавать, когда вырастешь.

Капитан вздохнул.

— Тебе хорошо, — сказал он. — Ты большой. А мне еще долго ждать.

— Не унывай, — сказал я. — Время быстро бежит. Месяцы и годы плывут, как этот корабль.

Я посмотрел на залив. Корабль успел уйти довольно далеко. Он стал совсем крохотным. В синее небо уходила черная ленточка дыма.

Насвистывая, Бенас шагал по улице, глубоко засунув руки в карманы брюк. Он равнодушно глядел на прохожих и витрины магазинов, потому что его мысли занимала девушка, с которой он вчера познакомился. Бенас даже подумал, не влюбился ли он случайно, но тут же, посмеявшись над собой, отогнал прочь эту мысль. Влюбиться? Какая глупость! Пускай влюбляются сопляки, только не Бенас, она ему просто правится.