Он должен был сказать ей, должен был попытаться объяснить, но этим он признавал свою непригодность к службе. Пока он не произносил этого вслух, он мог надеяться, что это неправда.

Но разве это имело значение? Он вот-вот лишится командования.

В воздухе было так много песка, что невозможно было определить время суток. Около заката норсари двинулись обратно к реке Каз, шагая во все более сгущающемся мраке. Через каждые сто ярдов Алекс останавливался, чтобы сориентироваться по Северному колесу. Иногда на поиск нужных звезд уходила целая минута, настолько густой была пыль.

Алекс сдался и приказал людям остановиться и разбить лагерь где-то около полуночи. Он стоял на подветренной стороне, пытаясь решить, нужно ли ему выставить по периметру дополнительные караулы, и тут услышал голос, доносившийся по ветру и говоривший на незнакомом языке.

Он схватил лейтенанта Грамвелла.

— Вы слышите это?

Грамвелл несколько секунд прислушивался, затем кивнул.

— Не похоже на деморанский. По крайней мере, два голоса.

— Продолжайте установку, но поставьте больше дозорных. Я возьму отряд для расследования.

— Вам нужна большая палатка? — Двухместные палатки, которые они несли, были рассчитаны на то, чтобы их можно было объединить в более просторные. Невольно напрашивался вопрос, будут ли там размещены «гости», с которыми вернется Алекс.

Алекс кивнул.

— Сделаем одну из четырех.

При таком количестве дозорных укрытие для людей было бы менее необходимо.

Грамвелл отдал честь, но добавил:

— Не теряйся.

Алекс отдал честь. Страх заблудиться тоже был первым в его голове: при ветре следы на песке исчезали в считанные минуты. Он отобрал и проинструктировал восемь человек, затем подал сигнал, чтобы они соблюдали тишину, хотя ветер, судя по всему, дул в их сторону для переноса звуков. Алекс считал шаги, не отрывая глаз от колеса на севере.

Примерно через четверть часа голоса прекратились на несколько минут, но затем раздались вновь, на этот раз гораздо громче, и говорили они явно не на деморанском языке. Алекс проверил готовность своего оружия и направился на звук.

Неожиданно голос окликнул его. Алекс остановился и огляделся, заметив слабое мерцание света в тридцати метрах от себя.

— Открой фонарь, — шепнул он стоявшему рядом человеку, который тут же поднял затвор фонаря, который он нес.

— Помаши им.

По сигналу к ним подбежали две фигуры, по крайней мере, настолько, насколько человек мог бежать по ветру и песку. Алекс держал руку на мече, но не выхватывал его.

— Волен Сперта! — сказал человек без фонаря и протянул руку, чтобы сцепить руки с одним из норсари. Слишком поздно он и его спутник поняли, что находятся не среди друзей.

Девять против двух — нечестный бой, но Алексу было все равно.

Когда Алекс вернулся, полумесяц был едва виден сквозь дымку.

— Установите периметр пятого уровня, — приказал он Грамвеллу. Это означало, что охранять пленников придется меньшему числу людей, но эта пара явно искала потерявшихся товарищей. Они, не раздумывая, бросились к деморанцам, так что можно было предположить, что еще не менее десяти казмуни находятся на свободе.

Комбинированная палатка, которую установил Грам, была достаточно большой, чтобы вокруг пленников оставалось свободное пространство. Алекс подождал, пока их свяжут. У него не было возможности общаться с ними, и оба казмуни выглядели такими же измученными, как и он сам. Алекс догадался, что они долгое время блуждали в одиночестве. Как только мужчины были закреплены, он вышел из палатки.

Оба оруженосца стояли снаружи, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния. Последние несколько дней они избегали его, что не было необычным при обычных обстоятельствах. Все мальчишки немного побаивались его, даже принц, но на этот раз любопытство, видимо, взяло верх над страхом. В их возрасте он с таким же трепетом относился к капитанам — офицеры всегда казались такими уверенными в себе. Теперь же он знал, что командиры так же, как и оруженосцы, стараются не оплошать и не убить кого-нибудь. Алекс вдруг позавидовал мальчишкам. Их жизнь и обязанности были намного проще.

Пленников от них спрятать было бы невозможно. Алекс решил, что лучше дать мальчикам возможность увидеть больше, чем позволять их воображению добавлять детали там, где их не было. К тому же он знал, каково это — быть в их сапогах, отчаянно желая впервые увидеть одного из своих врагов в безопасных условиях.

Алекс слегка улыбнулся.

— Принесите этим людям воды и походного печенья, — приказал он, ткнув большим пальцем через плечо. Несколько секунд он раздумывал над тем, чтобы проконтролировать ход поединка, но решил не делать этого. Они были достаточно взрослыми, чтобы справиться с собой, и им требовалась уверенность, которую давало доверие их капитана.

Кроме того, ему нужно было вздремнуть.

Глава 38

Сальвия вошла в палатку с дрожащими коленями. Николас проскользнул следом за ней, а солдат, стоявший на страже, остался ждать снаружи. Даже большая палатка не могла вместить их пятерых с комфортом. Несомненно, этот человек решил, что оруженосцы прекрасно справятся наедине с двумя сдержанными и измученными мужчинами.

Казмуни сидели спиной друг к другу, опираясь связанными запястьями на вытянутые ноги, лодыжки которых также были связаны. Судя по складкам на коротких рубашках, похожих на робу, на них были ремни, но Алекс, видимо, их разоружил. По оценке Сальвии, стоящему перед ней мужчине было около тридцати лет. По глубокому загару на лбу проходил длинный белый шрам, а лицо и шею покрывала черная щетина, растущая около четырех дней. Его ореховые глаза светились умом, когда он изучал ее. Она сняла платок и откинула его, чтобы он мог рассмотреть все детали ее лица и волос. Он слегка фыркнул, но ничего не сказал.

Сальвия глубоко вздохнула.

— Bas medari, (Бас медари) — сказала она.

Глаза мужчины расширились. Она запоздало поняла, как иронично было желать пленному «удачи», но тут мужчина слегка склонил голову и ответил:

— Basmedar. (Басмедар)

Он произнес это как одно слово, что могло быть разницей между устным и письменным казмуни или тремя сотнями лет эволюции языка. Или у него был акцент овцевода, или что-то еще. Но он понял ее. Николас молчал, как она и велела.

После того, как будет поделена вода и установлена добрая воля, говорилось во всех документах, которые она изучила, тогда и начнутся переговоры.

Сальвия потянулась под тунику и достала небольшой кубок, рассчитывая, что его формальность позволит отличить его от того, что уже мог получить мужчина. Повернувшись к Николасу, она жестом велела ему наполнить его из своей фляги. Когда он закончил, она снова повернулась к пленнику и сделала медленный, нарочитый глоток, зная, что казмуни следит за каждым ее движением. Затем она опустилась на колени и протянула чашу ему.

После долгого молчания, во время которого мужество Сальвия едва не подвело ее, мужчина облизал губы и протянул связанные руки, чтобы принять чашу. Он неловко взял ее, но поднес ко рту и выпил всю воду. Сальвия попросила Николаса наполнить чашу снова, что тот и сделал. На этот раз казмуни сделала несколько глотков и протянула чашу принцу.

— Выпей, — прошептала она, ее голос едва доносился до слуха.

— Я не дурак, — пробормотал он, взял и сделал, как она сказала.

Казмуни наклонил голову в сторону своего спутника, который наблюдал за происходящим через плечо. Николас поспешил наполнить чашку для него.

— Pala wohl seya,(пала вохл сея) — сказал стоявший перед ней мужчина. «Я благодарю вас».

— Pala wohlen bas,(пала вохл бас) — ответил мужчина. «Меня хорошо отблагодарили». Она села на пятки и положила руку на грудь.

— Сальвия Птицеловка.

— Сальвия Птицеловка, — серьезно ответил он, затем жестом указал на себя.