«Мне рассказывали, — сообщает Ибн Баттута, — что однажды появился среди них неизвестный, который объявил себя махди^{44}. Они собрались вокруг него, и он пообещал отдать им во владение всю страну и разделил между ними Сирию, определив каждому по городу, повелел идти туда дабы вступить во владение. Дал каждому по листочку оливкового дерева, сказав при этом: "Покажите их там [для тех] — это приказ". И когда один из них, выполняя его волю, появился в выделенном ему городе, его привели к наместнику, которому он сказал: "Ал-Имам ал-Махди дал мне этот город". Наместник ответил ему: "А где приказ?". А тот возьми и предъяви оливковый листок, за что и был побит палками и отправлен в тюрьму. Позже тот самый неизвестный приказал им готовиться к войне против мусульман, начать он решил с города Джабла, а вместо мечей он велел вооружиться палками миртового дерева^{45}, пообещав, что в бою они превратятся в их руках в мечи. Руководствуясь указаниями своего предводителя, они ворвались в город Джабла, а случилось это в пятницу, когда все жители были в мечети на пятничной молитве, и стали грабить и насиловать женщин. Разгневанные мусульмане выскочили из мечети, вооружившись, бросились на врага и без труда обратили их в бегство. Когда весть о случившемся достигла ал-Лазикийу, ее наместник Бахадур ибн Абдаллах выступил со своими войсками и стал преследовать нусайритов, затем к нему присоединился амир ал-умара из Триполи со своим отрядом, к которому были посланы почтовые голуби с известием о выходке нусайритов. Они преследовали бегущего врага до тех пор, пока не убили примерно двадцать тысяч сектантов. Оставшиеся укрепились в горах и начали переговоры с амиром ал-умара, предложив ему по динару за голову, если тот пощадит их. Меж тем, голубиная почта доставила ал-Малику ан-Насиру известие о случившемся. Ответ султана был таков: "Предать всех мечу". Амир ал-умара обратился к ал-Малику ан-Насиру с просьбой пересмотреть свое решение, обосновывая это тем, что нусайриты основная рабочая сила мусульман в деле обработки земли, и если их всех предать смерти, это бы значительно повредило мусульманам. Султан отменил свой приказ и сохранил им жизнь» (Ибн Баттута, с. 112–113).

Собеседник Ибн Баттуты даже не догадывается, что над воинством махди с миртовыми ветками в руках парила армия ангелов с грозным оружием, что праведный имам распахнул перед ними врата царства блаженства, что бесчинства и насилие служили пропуском в заветный мир. Призрачные небесные армии увлекали верующих в землю, откуда не было возврата.

Сведения о религиозных общинах каждого азиатского города, отмеченного в книге Марко Поло, выдают особый взгляд, приемлющий многообразие духовных практик. В Монгольской империи принцип веротерпимости был возведен в закон. Для Марко Поло это обстоятельство имело большое значение, за семнадцать лет службы хану никто его не принуждал сменить веру. Видимо, по возвращении в Венецию, его не раз спрашивали об этом, и он отвечал: «Эти татары не заботятся о том, какому Богу поклоняются на их землях. Если ты верен хану, проявляешь ему покорность и таким образом выполняешь свой долг, предусмотренный законом, и справедливость при этом не страдает, ты можешь свободно распоряжаться своей душой. Тем не менее, они не хотят, чтобы дурно отзывались об их духах или чтобы вмешивались в их дела. Поступай, как хочешь, со своим Богом и со своей душой, будь ты иудей или язычник, сарацин или христианин, какие и живут среди татар»[118].

Ситуация была чревата потенциальным конфликтом между несторианами, мусульманами и буддистами.

По сведениям Марко Поло, в Самарканде жили две общины: христианская и мусульманская, и между ними вышел спор из-за постройки церкви. Церковь возвели при Чагатае, в чьи владения входил Самарканд. Несториане Самарканда полагали, что Чагатай был христианином, однако это противоречит известным фактам. Миф о Чагатае, покровителе христиан, был, скорее всего, реакцией несториан на монгольскую политику толерантности. В 1281 г. в Багдаде был рукоположен католикос мар Ябалаха, на церемонии присутствовал митрополит Самарканда — мар Иакоб (История мар Ябалахи, с. 75). В Каталанском атласе 1375 г. над Самаркандом изображен флаг ильханов.

В кратких сведениях Эбсторфской карты о большом азиатском городе Samarcha, который находится под совместным управлением двух царей, язычника и христианина, как мне кажется, сжат сюжет о конфликте, зафиксированный в двух независимых источниках: персидском и китайском. Мы их подробно рассмотрим. В этих материалах представлены точки зрения конфликтующих сторон: мусульманской и несторианской общин Самарканда.

В версии, записанной ал-Джузджани, как и в версии Марко Поло, в споре двух общин участвуют два «царя». Ожидать большего совпадения элементов в описании религиозной драмы просто невозможно. Апокрифическая версия ал-Джузджани восходит к сведениям сейида Ашрафа-ад-дина, одного из лидеров мусульманской общины Самарканда; апокрифическая версия Марко Поло восходит к рассказу Мар-Саркиса, лидера несторианской общины Самарканда. Каждое из этих свидетельств отвечает интересам отдельной группы, что означает их несопоставимость, но для понимания глубины конфликта религиозного спора, сравнить их необходимо. Версию ал-Джузджани, согласно которой в спор на стороне мусульманской общины вмешался Берке, обычно рассматривают с доверием, тогда как это всего лишь религиозный миф. Несторианский рассказ выпал из поля внимания исследователей. При таком подходе к источникам эпизод, где Берке выступает защитником ислама, обретает статус достоверного свидетельства. Наша задача собрать все маски, ибо за ними скрыты лица рассказчиков, но нет подлинности.

Сведения Эбсторфской карты о городе, которым управляют два царя, отражают реальность монгольского времени. Толерантность власти воспринимается церковным сознанием как раздвоение власти. В несторианской и мусульманской версиях третейской силой в конфессиональном споре выступают монгольские правители, которые на деле участвуют в междоусобной войне.

Марко Поло

Глава LII. Здесь описывается большой город Санмаркан [Самарканд]

Санмаркан город большой, знатный; живут там христиане и сарацины, подданные племянника великого хана; а племянник во вражде с дядею и много раз воевал с ним. Город на северо-запад.

Вот какое чудо случилось там. Нужно знать, что еще не так давно кровный брат великого хана Жагатай [Чагатай] обратился в христианство и владел и этою страною, и многими другими. Христиане в Самарканде тому, что царь их стал христианином, очень радовались и выстроили большую церковь во имя Иоанна Крестителя, так ее и назвали. Взяли они у сарацин их прекрасный камень, да и положили его под столб, что подпирал крышу посреди церкви.

Случилось, что Жагатай помер, и узнали о том сарацины; уже прежде они злились, что их камень у христиан в церкви, и сговорились они силою отнять его; а было их вдесятеро больше против христиан и нетрудно им было то сделать. Пришли самые знатные из сарацин в церковь Св. Иоанна и говорят христианам, что возьмут свой камень; а те отвечают, что за камень дадут все, что сарацины пожелают, и просили оставить камень; если камень вынуть, так и церковь разрушится. Сарацины на это сказали, что ни злата, ни богатства не хотят, а свой камень.

И случилось вот что: царем стал племянник великого хана; упросили его сарацины приказать христианам, чтобы те через два дня вернули камень сарацинам. Получили тот приказ христиане, разгневались и не знали, что делать. И было тут вот какое чудо: настал тот день, когда камень нужно было вернуть, и столб на нем, по воле Господа нашего Иисуса Христа, сам собою поднялся с камня на три ладони, да и держался так, как будто камень был под ним. С тех пор и до наших дней столб все в том же положении. Это почитали и почитают за самое великое в свете чудо (Марко Поло, с. 77–78).