Очевидно, что резня, устроенная монголами в Бухаре и Самарканде, не была связана с религиозными предпочтениями враждующих между собой Чингизидов. А погром, учиненный по приказу Берке в Самарканде Хпо версии Джузджани), соответствует сценариям чингизидской вражды. Невероятно, чтобы монгольский правитель истреблял одну религиозную общину в интересах другой общины.

Ибн 'Абд аз-Захир, секретарь египетского султана Байбарса (1260–1277), имел возможность близко ознакомиться с делами дипломатических миссий султана к Берке. Контакты Египта с Улусом Джучи начались со следующего послания:

«В 660 году (26 ноября 1261 — 14 ноября 1262 г.) он (ал-Малик аз-Захир Байбарс) написал Берке, великому царю татарскому, письмо, которое я писал со слов его [и в котором] он подстрекал его против Хулавуна [Хулагу], возбуждая между ними вражду и ненависть да разбирал повод тому, что для него обязательна священная война с татарами, так как получаются одно за другим известия о принятии им ислама, и что этим вменяется ему в долг воевать с неверными, хотя бы они были его родичи. Ведь и Пророк — над ним благословение Аллаха и мир! — сражался со своими соплеменниками родичами и воевал против курайшитов; ему было повелено [Аллахом] биться с людьми до тех пор, пока они скажут: нет божества, кроме Аллаха! Ислам не состоит только в одних словах; священная война есть одна из [главных] опор его. Пришло уже несколько известий о том, что Хулавун ради своей жены и вследствие того, что она христианка, установил [у себя] религию креста и предпочел твоей религии почитание веры жены своей да поселил католикоса неверного в жилищах халифов, ставя жену свою выше тебя. В этом письме было много подстрекательств и изложение того, как султан действует по части священной войны. Письмо это он отправил с одним доверенным лицом из аланских купцов» (Сборник материалов. Т. I. С. 68–69).

Содержание письма поразительно в трех аспектах. В послании мамлюкского султана изложена идея джихада — священной войны с неверными. Для Байбарса, воина-кипчака, проданного в свое время в рабство, и сделавшего карьеру в профессиональной гвардии, сформированной из невольников, идея джихада была, скорее всего, чужда. А монголам идея религиозной войны была абсолютно чужда. Поразительно, что кипчак Байбарс и монгол Берке пытаются заключить военный союз, опираясь на религиозную мифологему, которую не разделяла ни мамлюкская гвардия, ни монгольская аристократия. Спрашивается, в лексике какой группы оформлялся этот союз?

Идея «священной войны» разрабатывалась мусульманскими богословами. Что включало в себя понятие джихад? «В соответствии с теорией джихад служил своеобразной формой общения мусульман с внешним миром, так как весь мир разделяется на "землю ислама" (дар ал-ислам) и "землю войны" (дар ал-харб). "Земля ислама" — всякая страна, находящаяся под властью мусульманского правительства и управления на основе мусульманского права. "Земля войны" — это все страны, находящиеся под властью "неверных» правителей. Некоторые мусульманские правовые школы признают еще третью категорию земель — "землю мира" (дар ал-сульх). Это — немусульманские страны, управляемые мусульманскими государями, признававшими себя вассалами и данниками мусульманского государства. В теории считается, что с немусульманскими государствами "земли войны" мусульмане находятся в состоянии перманентной войны, т. е. они и должны насильственным путем превратить "землю войны" в "землю ислама"»[127]. Вариант, когда «земля ислама» управляется «неверными», как в нашем случае, монголами-буддистами в Иране, в теории даже не рассматривается. Реальная история богаче правовых теорий.

В письме Байбарса ильхан Хулагу представлен как христианский правитель, исполнивший волю своей жены. Действительно, старшая жена Хулагу, из племени кереит, была несторианкой и покровительствовала христианам. Сам же Хулагу отдавал предпочтение своему буддийскому окружению (см.: Киракос Гандзакеци. 65). Сирийский историк Абу-л Фарадж полагал, что Хулагу был христианином. Тайные желания христиан сублимируются у Григора Акнерци в социальные фантазии: «Христиан он (Хулагу) любил более других народов и до такой степени, что вместо годовой подати он востребовал у армян 100 000 свиней. Он отправил во все города мусульманские по 2000 свиней, приказав назначить к ним пастухов из магометан, мыть их каждую субботу мылом и кроме травы кормить их миндалем и финиками. Сверх того он приказал казнить всякого таджика, без различия состояния, если тот отказывался есть свинину. Вот какое уважение он оказывал таджикам! Так поступал Гулаву, желая сделать удовольствие князьям армянским и грузинским, которых он очень любил за их постоянную храбрость в битвах. <…> В то время город Иерусалим и св. гроб со времен султана Саладина находились во власти таджиков. Узнав о том Гулаву-хан, пошел на Иерусалим, взял его, и, войдя в храм св. Воскресенья поклонился св. гробу» (Григор Акнерци, с. 34–35, 38).

В мусульманской и христианской картине мира нет места фигуре правителя, стоящего над религиозными законами и покровительствующего всем общинам. И только в официальной истории монголов ситуация соответствует реальному положению вещей: «Докуз-хатун пользовалась полным уважением и была очень властной. Так как народ кереит в основном исповедует христианство, то она постоянно поддерживала христиан, и эти люди в ее пору стали могущественными. Хулагу-хан уважал ее волю и оказывал тем людям покровительство и благоволение до того, что во всех владениях построил церкви, а при ставке Докуз-хатун постоянно разбивал [походную] церковь и [в ней] били в било» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 18). Резиденция несторианского католикоса Мар Денха, действительно, находилась в Багдаде. Но утверждение Байбарса, что католикос поселился во дворцах багдадского халифа, есть инвектива.

После того как монгольские завоеватели покончили с существованием Багдадского халифата 'Аббасидов, в мусульманском мире не было больше единого, признанного всеми суннитами халифа. По мнению И. П. Петрушевского, эти исторические события отразились на суннитской теории халифата. Законоведы утверждали, что в переживаемое «смутное время», когда нет законно поставленного и всеми признанного халифа, признать власть государя, утвердившегося при помощи силы, можно ради блага мусульманской общины, дабы избавить ее от смут, анархии и междоусобицы. Такого государя, если он управляет на основании шариата, можно считать законным главою мусульманской общины (государства), иначе говоря, халифом; но если он управляет не на основании шариата, то он — тиран[128]. Это суждение принадлежит законоведу Ибн Джама'а, верховному казию в Каире, который мог свободно назвать ильханов тиранами, поскольку находился вне их юрисдикции. Египетский историк Ибн Фадлаллах ал-'Умари, прославляет доблести мамлюков, основную массу которых составляли кипчакские рабы. Для ал-'Умари они были истинным войском Аллаха и их победы над монголами были исполнением воли Аллаха (Сборник материалов. Т. I. С. 172–173).

Мы не знаем, как послание Байбарса было воспринято Берке и его окружением. Скорее всего, сложная идеологическая конструкция идеи джихада осталась непонятой. Напомню, что монголы никогда не объявляли войну исламу, хотя с позиции мусульман война носила религиозный характер; и кажется, нет подтверждений тому, что шел поиск дополнительных опор легитимации в религиозном измерении. Согласно идеологической доктрине монголов, власть Чингис-хану дарована Вечным Небом. Источник же политической власти представителей «золотого рода» — генеалогия, а именно — их принадлежность к прямым потомкам Чингиз-хана по мужской линии[129]. Идеология мирового господства не предполагала какого-либо интереса к религиозной доктрине ислама. Что касается Корана как источника мусульманского права, то очевидно, ему не было места в монгольской системе власти. Полагать, что послание Байбарса нашло в лице Берке адекватного адресата, на мой взгляд, является непростительной ошибкой.