Легенда о чудесной храмовой опоре зафиксирована и в китайской книге «Описание Чжэнь-цзяна периода Чжи-шунь» (т. е. 1330–1333 гг.). В главе, посвященной монастырям и храмам города, рассказывается о монастыре Дасингосы, построенном в 1281 г. Мар-Саркисом. В посвятительной надписи, выполненной учителем конфуцианского училища Лян Сяном, имевшем смутные представления о христианстве и писавшем со слов несториан, много путаницы. Документ исследован архимандритом Палладием.
В тексте говорится о Мар-Саркисе, несторианине; его упоминает Марко Поло при описании города Чжэнь-цзяна: «Есть тут две христианские церкви несториан. В 1278 г. по Р. X. случилось вот что: не было тут ни христианских монастырей, ни верующих в христианского Бога до 1278 г.; начальствовал тут три года по приказу великого хана Мар-Саркис, был он несторианцем и приказал выстроить две церкви; с тех пор они существуют, а прежде не было тут ни церквей, ни христиан» (Марко Поло, с. 158).
Очевидно, что легенду о самаркандском чуде Марко Поло узнал от несториан, переселившихся из Самарканда в Южный Китай. Услышав легенду из уст столь авторитетного человека, который к тому же был назначен Хубилаем губернатором города, Марко Поло пересказывает ее. Он один из череды рассказчиков. Полагать вслед за Н. В. Котрелевым, что Марко не чуждается чудес, а глава о камне по символической насыщенности исключительна[119], оснований нет. Для несториан эта легенда, несомненно, была значима, но делать вывод о том, что за некатолической церковью признается благодатная сила, ибо несториане торжествуют чудом, излишне. В несторианском предании эпизод о свободно парящей опоре связан с неким древним христианским храмом вне пределов Самарканда. Но родом из Самарканда была семья Мар-Саркиса, собеседника Марко Поло.
«Се-ми-сы-хь (Самарканд) отстоит от Китая на северо-запад более чем на 100 000 ли. Это страна, где господствует вера Е-ли-кэ-унь{46}. Когда я расспрашивал об этой религии, мне рассказывали, что во вселенной существует 12 храмов креста; в одном из них, в главном святилище, стоят четыре столба, вышиною на 40 футов, из цельных огромных деревьев, один из столбов висит на фут слишком от помоста. Основатель веры, Мар Е-ли-я{47} оставил свои чудесные следы назад тому более 1500 лет; ныне Ма Се-ли-ги-сы (Мар Саргис) есть последователь его.
Вера состоит, главным образом, в поклонении на восток и отличается от индийской веры уничтожения (т. е. буддизма). Дело в том, что свет исходит от востока; четыре времени года начинаются от востока; все твари родились на востоке; восток принадлежит дереву; дерево господствует над рождением; посему, со времени рассеяния хаоса, мир существует непрерывно, солнце и луна движутся, люди и животные размножаются, — все по единому закону непрерывного рождения; отселе и называется вечно рождающим небом{48}.
Крест есть подобие человеческого тела, они (христиане) вешают его на своих жилищах, рисуют в храмах, носят на головах, вешают на груди и знаменуют им четыре страны света, верх и низ.
Се-ми-сы-хь (Самарканд) есть название места, Е-ли-кэ-унь название веры. Дед Се-ли-ги-сы именовался Кэ-ли-ги-сы, отец — Me-ли, а дед по матери Чэ-би; все они были медиками. Когда Чингис-хан только что овладел их страной, царевич Еке-наян{49} заболел. Дед Селигисы по матери дал шэлиба (шербет), а общество Ма-ли-ха-сия{50} принесло моления [о здравии] и царевич выздоровел. Он (Чэби) сделан был ханским шэлибачи и талаханем (тарханом, старейшиной) тамошних христиан. В 5-й год правления Чжи юань (1268 г.) император Хубилай вызвал Се-ли-ги-сы к себе [в Пекин], повелев ему ехать на почтовых; он представил государю шэлиба и получил богатые подарки. Шэлиба есть напиток, сваренный на воде из разных душистых плодов с медом; шэлибачи есть название должности. Се-ли-ги-сы, по наследству, был искусен в приготовлении этого снадобья и оно оказалось действительным [как лекарство]; ему пожалована была золотая дщица, с правом исключительно исполнения этого дела{51}. В 9-й год Чжи юань (1272 г.) он ездил вместе с сановником Сай дянь чи в (провинцию) Юньнань; в 12-й год (1275) в [провинцию] Фу-цзянь и Чжэ-цзянь равно для приготовления шэлиба. В 14-й год (1277) государь пожаловал ему тигровую дщицу, с высочайшим повелением, почетный титул 3-й степени и назначил его главноуправляющим областью Чжэнь-цзянь-фу, со званием вице-даругачи.
Хотя он восшел на степень знатности и чести, однако еще усерднее держался своей веры и постоянно имел помышление о распространении оной. В одну ночь он видел во сне, что врата семи кругов небесных отверзлись и два ангела [спустились и] сказали ему: "Ты должен воздвигнуть семь храмов", в знамение чего они дали ему белую вещь. По пробуждении, так и оказалось. Тогда он оставил службу и приложил старание к построению храмов. Прежде всего, он пожертвовал своим домом у [городских] ворот Те-ун-мынь, и построил тут храм [названный по-сирски] Па-ши-ху-му-ла, [а по-китайски] Да-син-го-сы. Потом, приобретши гору Шу-ту-шань, у переправы [через р. Цзянь], построил на ней Та-ши-ху-мула — Юнь-шань-сы и Ду-даур-ху-мула — Цзюй-мин-сы. <…> Эти семь храмов, воздвигнутые усердием Се-ли-ги-сы, выказали его преданность к государю и любовь к царству. Министр Вань цзэ, усмотрев, что Се-ли-ги-сы, с доброю целью (молиться о государе) построил семь храмов, доложил о том государю. Ему дарована была охранная грамота, с ханскою печатью, и пожаловано было из казенных полей в провинции Цзянь-нани 30 цинов земли, да прикуплено в Чжэ-си у крестьян 34 цина земли для содержания семи храмов»[120].
Как отмечает Палладий, два из семи несторианских храмов в 1311 г. были присвоены буддистами, имевшими большее влияние при дворе, а при династии Мин все храмы перешли в руки буддистов. Итак, в Самарканде была несторианская община, которая, по неизвестной причине, скорее всего, из-за конфликта с мусульманами, переселилась в Южный Китай. В коллективной памяти несториан сохранилась легенда о двенадцати храмах креста, в одном из которых несущая опора парит в воздухе.
Теперь изложим версию мусульман.
В 1259 г. почтенный саййид Ашраф-ад-дин прибыл по торговым делам из Самарканда в славную столицу Дели, где нашел радушный прием у единоверцев. Этот саййид изложил благородному собранию рассказ о том, как строго соблюдает мусульманскую веру Берке, правитель Улуса Джучи. Ситуация религиозной терпимости во владениях монголов мусульманским лидерам казалась невыносимой. Они претендовали на исключительность. Миф о благочестии Берке удовлетворял мечту о торжестве ислама. В рассказе Ашраф-ад-дина сквозит тайное желание тотального принуждения к религиозному однообразию, когда государство возьмет на себя функцию защиты истины. Торжество некой истины невозможно без физического устранения инакомыслящих.
По словам Ашраф-ад-дина, мусульмане разрушили церковь. В. В. Бартольд счел рассказ Ашраф-ад-дина, записанный Джузджани, более достоверным, чем рассказ Марко Поло[121].. Разумеется, предание о колонне, лишенной основания в церкви Иоанна Крестителя, выглядит фантастично. Но не менее фантастично, на мой взгляд, и утверждение Джузджани о вмешательстве Берке в религиозный конфликт на стороне мусульман и приказе об умерщвлении христиан. Следует учитывать жанр повествования, который Джузджани обозначил следующим образом: «Рассказ о мусульманском благочестии Берка».
