Носилки, на которых лежал умирающий мальчик, — как они были похожи на утлую ладью, плывущую по бурному морю житейскому, когда их несли двое мужчин через бескрайние рисовые поля и они покачивались в такт шагам, — достигли наконец обетованной земли!.. Но какое разочарование ждало этих людей, которым казалось, что они вступили на спасительный берег!..

Кхоан кинулся к дверям и стал колотить изо всех сил, не жалея кулаков. В ответ из церкви не донеслось ни звука. Кхоан побежал к боковому входу, однако и там было заперто. Церковь словно вымерла.

— Святой отец, отворите! — закричал Кхоан. — Умирает мой сын! Исповедуйте его!..

Испуганные воробьи вспорхнули с крыши церкви и улетели.

Между тем преподобный отец Куанг сидел на своей кровати и слушал: вот кричит мужчина, потом к нему присоединяется плачущий голос женщины… Они просят, умоляют открыть церковь! Иногда слышен тяжелый стон мальчика… Святой отец думает. Конечно, он проявляет жестокость, но, с другой стороны, вот тот удобный случай, когда можно наказать маленького негодяя, который, невзирая на все запреты, пошел работать в поле в день церковного праздника. Пусть все знают, как церковь наказывает за непослушание! И такая же кара ждет всех грешников — и старого Няма, и председателя Тхата, не принявшего дары церкви, и ослушницу Ай, которая с безбожником Выонгом подбила народ нарушить церковные установления! Да, мальчишкой придется пожертвовать, чтобы неповадно было другим… И святой отец приказал Сыку еще раз проверить запоры на дверях.

Тем временем громкие крики около церкви привлекли внимание многих жителей селения. Крестьяне удивлялись происходящему, ведь всегда было, что кюре сам ходит к умирающим и причащает их. А тут родители принесли сына к церкви, а их не пускают!..

Хюи дышал с трудом, и лицо его, искаженное от боли и страдания, в то же время словно бы выражало удивление всем происходящим вокруг него и с ним самим. Он уже не мог кричать, неподвижными глазами смотрел в небо, такое красивое и такое синее над его головой.

Кхоан сел на землю около носилок и, обхватив голову руками, простонал:

— Сын мой, тебя принесли мы сюда в надежде, что ты отправишься в последний путь, очистившись душой от грехов и скверны, но тебя заставляют умирать в пыли на этом дворе!

Даже матушка Кхоан вдруг начала возмущаться:

— Никогда еще не было на моей памяти такого! Чтобы в храм божий не пускали умирающего христианина! Позор!

И в толпе раздались негодующие возгласы, только торговка Лак, подойдя к убитым горем супругам Кхоан, злобно прошипела:

— Замолчи, мать, не богохульствуй! Беда не велика, что парень при смерти, — за грехи свои плату принимает!..

От негодования матушка Кхоан даже захлебнулась в крике:

— Как ты смеешь на моего сына наговаривать? Пусть есть у него грехи… Да сколько их у пятнадцатилетнего!.. Господу богу всегда угодно, чтобы грешник исповедовался перед смертью. Так почему нам мешают выполнить наш христианский долг?!

Торговка Лак понизила голос еще больше:

— Грешник он, и большой! Всегда богохульствовал, смуту сеял. Вот и отвернулся от него господь…

— Не говори пустого! — прервал ее Кхоан. — Если человек готов покаяться, мы должны помочь ему!

Не выдержав, несколько женщин подошли к дверям и начали стучать в них.

— Эй! Кто там есть?! Откройте двери, здесь человек при смерти! — Но ответом им было прежнее молчание.

Люди побежали искать Няма. Старик сидел за обедом, однако, как только понял, в чем дело, бросил палочки, отодвинул чашку и заспешил к церкви. Он попросил всех замолчать, подошел к маленькому цветному оконцу и заглянул внутрь церкви. Чтобы лучше видеть, он встал на камень, но оступился и нечаянно разбил стекло. И тут же старик увидел убегавшую от окна девицу и сразу узнал ее.

— Стой, Иен! Почему дверь не открываешь, паршивка?! Ну-ка зови сюда Сыка!

Гневный голос Няма гремел на всю церковь. Вдруг створки массивной двери скрипнули, медленно приоткрылись, и между ними появился Сык, а за его спиной Иен и еще несколько стражниц. Девицы шмыгнули в сторону и кинулись стремглав с церковного двора.

Люди подняли с земли носилки и вошли в церковь, возмущенно шумя. Сык замахал руками.

— Святой отец болен! К нему нельзя!

Ням оттолкнул монаха.

— Отойди, не мешай! Как бы ни был болен святой отец, двери храма должны быть открыты для всех страждущих и желающих принести молитву господу. Или тебе неизвестно это, старый пропойца?

Сык тут же исчез, скрывшись в ризницу, где, натянув одеяло до самого подбородка, маялся в нерешительности отец Куанг.

— Беда, святой отец! — прогнусавил Сык. — Люди шумят, требуют вас, не хотят покидать храма…

— А кто тебе велел открывать дверь? — вытаращив глаза, прохрипел Куанг.

— Все из-за девиц, — оправдывался Сык, — они перепугались…

— Ох, путаники нечестивые! — тяжело вздохнул кюре. — Не знаю, что с вами делать. Иди к народу, постарайся успокоить… — Он отвернулся к стене. — Но тебе этого самоуправства я не прощу!

Кюре клял своих помощников, обеспокоенный положением дел, и готов был сквозь землю провалиться, — шутка ли, народ из храма и не собирался уходить, мальчишка того и гляди отдаст богу душу, не исповедовавшись и не получив отпущения грехов; молва об этом разнесется по приходу, и об отце Куанге пойдет дурная слава…

Шум в церкви не стихал — людей собиралось все больше. Казалось, со всего селения сбежался народ, уже целая толпа, словно на митинге. Сыка никто не хотел слушать. Все выражали свое сочувствие плачущим супругам Кхоан и их несчастному сыну.

И тут на церковном дворе послышался звонок велосипеда. Люди смолкли, потом послышались удивленные голоса:

— Глядите-ка, Тиеп вернулся. Здоров, как прежде, и даже поправился…

В толпе раздался веселый смех.

А дело было так: выписавшись из больницы, Тиеп действительно только что приехал в деревню. Его встретили Ай и Выонг и пригласили к себе обедать. Проходя мимо церкви, они увидели необычное скопление народа и заглянули узнать, что случилось. Быстро разобравшись во всем, Тиеп взял Хюи за руку и стал щупать у него пульс. От прикосновения холодной руки мальчик с трудом приоткрыл глаза. Тут к Тиепу кинулся старый Ням.

— Как хорошо, что ты вернулся. Представляешь, кюре не желает исповедовать мальчика. Ума не приложу, что делать, В Байтюнг, что ли, его нести?

Супруги Кхоан разом воскликнули:

— Не выдержит он этой дороги, умрет!..

Тиеп поднял руку и заговорил:

— Граждане, послушайте! Мальчик ведь жив. Вместо того, чтобы его отпевать, надо за врачом бежать.

— А где его взять?

— На солеварне есть фельдшер. Надо срочно привезти его оттуда.

— До солеварни три километра будет, а в оба конца — все шесть. Разве поспеет фельдшер, мальчик вот-вот кончится?

Выонг не стал раздумывать, вскочил на велосипед и помчался по дороге к морю. Непонятно почему, но люди сразу успокоились, даже тетушка Кхоан перестала плакать. Прошло полчаса. Все с нетерпением смотрели на дорогу. И вдруг показалась на ней машина, направлявшаяся прямо к церкви. Она затормозила около церковных ворот, из нее выскочил уездный секретарь Тхай, за ним — молодой парень, судя по повязке с красным крестом на руке, фельдшер. Он подошел к больному, осмотрел его, потрогал лоб, пощупал живот и растерянно проговорил:

— Да у него острый приступ аппендицита. Нужно срочно оперировать!..

— Что надо сделать, чтобы спасти мальчика? — спросил Тхай.

— Доставить в главную больницу провинции. Уж там ему наверняка помогут.

— Скажите, сколько времени он может выдержать? А мы тогда решим, как поступить.

— Несколько часов должен продержаться, почти наверняка…

— Тогда несите его в машину. До больницы сорок два километра, через два часа он будет на операционном столе, — твердо сказал Тхай и обернулся к родителям больного. — А вы, уважаемые, не волнуйтесь. С вашим сыном все будет в порядке, я вам обещаю.