— Наше святое назначение, — в заключение сказал Хап, — добиться, чтобы в школе у Тиеу не осталось ни одного ребенка. Для сего хороши любые средства, — вы понимаете меня, уважаемый учитель Сык?!
Сык все понимал, и после этого сборища не проходило дня без какого-нибудь происшествия в селении. Между школьниками и учениками монаха происходили стычки, заканчивавшиеся частенько кровавой дракой. Школьники стали ходить в школу ватагой. Однажды ночью питомцы Сыка обломали ветки молодых филао, посаженных детьми на школьном дворе. Теперь около стволов изуродованных деревьев толклись буйволы и чесались о сучки. У дома волостного старосты Няма повесили лозунг: «Кооператив — наш дом, члены кооператива — хозяева в нем». А через неделю над лозунгом надругались, исковеркали его, переправив: «Кооператив — это бедность, члены кооператива — рабы». Ученики Сыка на уездной дороге насыпали огромную кучу камней, мешавших движению, бросали камни в проезжавших велосипедистов. Старый пьяница воспитывал своих «послушников» в ненависти к народной власти, к кадровым работникам и бойцам народной армии, он учил их непочтительно разговаривать с местным начальством, всячески натравливал их на школьников. И команда Сыка каждый день учиняла какое-нибудь безобразие: срывала и замазывала лозунги, ломала деревья, загоняла буйволов на кооперативные поля. За свои подвиги ученики Сыка получали от учителя сладости. Но если какой-нибудь его воспитанник бывал пойман и уличен в хулиганстве Тхатом и Тиепом, то для отвода глаз старый Сык наказывал провинившегося: спускал штаны и легонько бил бамбуковой палкой ему по мягкому месту. Церковный староста Хап был доволен: Сык оправдывал доверие, не зря получая за свою работу деньги.
Однажды тихим вечером, когда Сык, только что закончив занятия, подметал комнату, он услышал с улицы детские голоса:
— Здравствуйте, учитель, здравствуйте!
Сык выглянул в окно: около забора стоял учитель Тиеу в окружении его питомцев. Учитель проходил по улице и, встретив детей, высыпавших из дома Сыка, остановил их. Вид детей ужаснул его, до того все были грязны и оборваны, — никто, видно, не следил за тем, чтобы дети мыли руки и лицо. Несмотря на все наказы Сыка, ребята обступили школьного учителя, застенчиво улыбались и, казалось, радовались неожиданной встрече. Тиеу присел на бревно и, погладив по нечесаной голове ближайшего к нему мальчугана, с горечью спросил:
— Почему же вы перестали ходить в школу? Учителя и ваши одноклассники ждут вас. Мы посадили вокруг школы красивый сад, теперь в нем много самых разных деревьев. Ученики играют в саду и правда же скучают без вас.
У одного из мальчишек навернулись на глаза слезы.
— Мне мама не разрешила ходить… Все учебники порвала и выбросила.
Заговорил другой:
— А мне отец сказал, что если я буду ходить в школу, меня заставят надевать красный галстук. Я не хочу носить этот галстук, порождение сатаны…
Тиеу слушал и тяжело вздыхал. Он хорошо знал, почему дети перестали посещать школу. Семь лет проработал он в приморском районе, знаком был со многими местными жителями, умел с ними поговорить по душам, приобрел достаточный опыт в решении трудных проблем. Конечно, бывало и хуже, но ведь каждый год десяток-другой ребят заканчивал школу и выходил в люди. И всякий раз ради такого успеха приходилось прикладывать немало сил, чтобы побороть невежество и противостоять вражеским проискам.
Вдруг один мальчик бросился к учителю, обхватил его колени и, уткнувшись в них, разрыдался. В густых коротких волосах ребенка на самой макушке красовалась здоровая шишка. Ноги мальчугана тоже были в синяках. Тиеу приподнял голову мальчика и сразу узнал его — это был ученик второго класса Хоай, который хорошо учился по всем предметам и примерно вел себя в школе. Учитель вынул платок и вытер Хоаю глаза и щеки.
— Что с тобой, Хоай? Болит голова?
Хоай опять расплакался.
— Очень болит, учитель! Позвольте мне вернуться в вашу школу. Я не хочу больше ходить к злому отцу Сыку. Он так меня бьет.
Оказывается, Сык наказал Хоая за то, что тот не загнал буйволов, как ему велели, на плантацию сахарного тростника, принадлежащую кооперативу. Услышав рассказ мальчика, Тиеу нахмурил брови и поднялся, намереваясь войти в жилище Сыка. Но тот опередил учителя:
— Погодите, господин учитель! В храм вам нельзя!
Сык появился в воротах церкви, куда он успел пробраться из своего дома, подошел к Хоаю и положил грязную руку на голову мальчика. Борода старого служки топорщилась, глаза горели недобрым огнем, словно у кошки, упустившей мышь. Он задыхался от быстрой ходьбы.
— Уходите, господин учитель! Вам нечего здесь делать!
Тиеу понимал, что от старика можно ожидать любой пакости и спорить с ним бесполезно, но дети для него были дороже. Тиеу решительно оттолкнул руку, цепко сжимавшую маленькую детскую головку.
— Спокойнее, уважаемый! — проговорил Тиеу. — Этот мальчик — мой бывший ученик, он хочет вернуться в школу, а я собираюсь отвести его к родителям и поговорить с ними.
Сык злобно дернулся. Вытаращив глаза, он заорал:
— Ваше дело, куда вам идти, а мальчишку оставьте! А ну, марш в церковь! — теперь он кричал на Хоая. — Я тебе покажу, паршивец, как жаловаться!
— Разве вам не известно, что истязать детей недопустимо по закону? — строго спросил учитель. — Я запрещаю вам это делать, не то…
— Смотрите, какой законник нашелся! Безбожник, стоит возле храма да еще безобразничает! Может, ты против нашей религии? Может, хочешь помешать нам выполнять свой долг перед богом?!
Сык ловко перевел разговор в другое русло — теперь все грозило обернуться настоящим скандалом. Возле них уже останавливались люди, возвращавшиеся с полей, и с любопытством наблюдали за происходящим. Вдруг из толпы раздалась грубая ругань.
— Что за наглец оскверняет храм божий?! Дать ему по шее, чтобы дорогу сюда забыл! — это орал Мэй, один из проходимцев, подвизавшихся в церковном хоре.
Тиеу даже оторопел от неожиданности — он оказался один против толпы злобно настроенных людей, хотя ничего плохого им не сделал и не собирался задевать их религиозные чувства. Увидев, что учитель растерялся, Сык схватил Хоая за руку и потащил его к своей пристройке, крича по дороге:
— Убирайся, безбожник! Уходи, пока цел!
И вдруг над толпой раздался чистый, звучный голос, достаточно громкий, хотя и старческий, заставивший людей повернуться и умолкнуть:
— Недостойно разговаривать служителю церкви так грубо! Разве этот достопочтенный господин обидел кого-нибудь?
Лицо Сыка выразило страх, хотя злоба еще искажала его черты. Он отпустил мальчика и склонился в почтительном поклоне. Тиеу увидел старика с белой, словно хлопок, бородой, спускавшейся чуть ли не до колен. На круглом, морщинистом, кирпично-красного цвета лицо старца выделялись ясные глаза, прикрытые очками в простой оправе. Старик опирался на палку, но при этом совсем не сутулился. Поверх длинной черной сутаны на широкие плечи его была наброшена короткая шерстяная куртка. Старик был обут в грубые носки и матерчатые тапочки. В левой руке он держал широкополую черную шляпу. Тиеу слышал про старого монаха, недавно пришедшего сюда и жившего где-то неподалеку, и хотя увидел его впервые, сразу почувствовал к нему глубокое уважение. Старец улыбнулся, показав два ряда крепких зубов, выкрашенных в черных цвет, и спокойно проговорил:
— Мое почтение, господин учитель! Ступайте домой без опаски, никто не тронет вас.
Потом старик приблизился к Сыку и, чуть ли не тыча суковатым посохом ему в лоб, сердито проговорил:
— Не годится, любезнейший, так кричать у ворот божьего храма. И можно ли поносить уважаемого человека?
Насупившийся Сык молчал, а старик взял за руку Хоая и легонько подтолкнул его — беги, дескать, мальчик, домой. Затем монах обратился к стоявшим вокруг людям:
— Ступайте к своим семьям, дети мои. Там вас ждут, там вы нужны. К чему терять время попусту?
И, постукивая посохом о землю, старик отправился по дороге в соседнее селение. За ним шагал мальчик-послушник, несший под мышкой большой черный зонт, а в руке небольшой сундучок. Старик шел неспешной, уверенной походкой. Люди молча смотрели ему во след, как зачарованные.
