Я смотрела на безвольно растянувшееся на холодном полу тело и никак не могла прийти в себя.

Дыхание было тяжелым и прерывистым, воздух проникал в легкие словно протыкая их ножом, а в горле саднило. В голове стоял гул, мыслей не было вообще, их затмевало ощущение, что я грязная — не только снаружи, но и внутри. Хотелось залезть обратно в деревянный тазик, взять мыло и намыливаться до тех пор, пока не слезет кожа.

— Мира, — заговорил демон и его голос… он будто бы разрушил стеклянный купол, под которым я попыталась спрятаться. Очень хрупкий и такой бесполезный.

Старшекурсник сделал шаг ко мне. Я непроизвольно сжалась и забилась еще глубже в угол. Нет, я не пыталась пройти сквозь стену, просто мне все еще было очень страшно.

— Мира, — чуть мягче повторил Сатус. Лицо его, скрытое за маской непроницаемости, не выражало ничего. — Мира, это я. Понимаешь? Это я.

— Понимаю, — едва слышно повторила я шепотом, не моргая и не сводя взгляда с демона. Между нами было расстояние не больше двух-метров метров, но почему-то отчаянно не хотелось, чтобы он подходил ближе.

А еще не хотелось, чтобы видел меня вот такой — слабой и жалкой. Это было унизительно. Не менее унизительно, чем то, что я едва не стала жертвой надругательства, самого жестокого, которое только может совершить мужчина.

— Мира, — вновь и вновь повторял мое имя Сатус, словно пытаясь напомнить, кто я. И кто он. — Ты сама меня позвала, помнишь? Ты позвала — и я пришел.

— Я… позвала? — закашлялась, потому что горло перехватило сухим спазмом.

— Да, — Сатус сделал еще один короткий, почти крошечный для его-то длинных ног шаг. Я, боясь отвести от него взгляд, теснее обхватила себя руками, прижимая остатки белой ткани к груди и чувствуя, как неистово бьется сердце. — Я находился в тренировочном подземелье. И вдруг услышал твой крик, он доносился будто из-за стены. Я бросился на звук, но едва свернул за угол, как оказался здесь.

Еще один короткий, но решительный шаг. Я до ужаса, до истерики не хотела, чтобы он приближался. Но он собирался это сделать, и я знала, что никакие силы на свете, в том числе, и я, не остановят его. Есть такие люди, на которых смотришь — и понимаешь, что сомнения в них еще меньше, чем снега в Африке.

И они пойдут до конца несмотря ни на что. Сатус человеком не был, а потому я знала, что даже взывать к его лучшим чувствам бесполезно. Возможно, я просто не верила, что они у него были.

— Я пришел забрать тебя после урока по зельеварению, но войдя в кабинет увидел жуткий переполох, — ровным, лишенным всяких эмоций голосом продолжил Сатус. Он продолжал говорить и говорить, словно намереваясь успокоить меня одними только рассказами, сейчас совершенно бесполезными. — Перепуганные колдуньи носились туда-сюда с красными глазами и волосами дыбом. Словив первую попавшуюся девицу, я узнал, что во время приготовления успокаивающей настойки одна из учениц перепутала и вместо уртики рассыпчатой добавила толченый корень ранункулуса, что привело к бурной реакции с распространением едких испарений. Проблема заключалась еще и в том, что ранункулус называют куриной слепотой. Неправильное использование растения приводит к временной потере зрения, что и случилось на уроке. Сильнее всех пострадали те колдуньи, которые находились близки к источнику проблемы. Через какое-то время эффект начал проходить, но преподавательница недосчиталась одной своей студентки. Ты исчезла, Мира. И никто не мог объяснить, как это случилось.

— И что потом? — всхлипнула я, наблюдая за еще одним шагом демона.

— Кан и Инсар отправились тебя искать, — ответил Сатус.

И три коротких движения преодолел последний метр, оказавшись прямо передо мной.

— А ты? — жалобно протянула я.

— А я отправился в подземелье за Шейном, чтобы вдвоем обследовать прилегающую к школе территорию, но… ты вдруг сама объявилась.

Сатус присел, а я вздрогнула.

Парень это заметил и застыл, выглядя при этом так, будто необходимость не шевелиться не доставляла ему никаких неудобств. И он мог бы просидеть вот так, напротив, вечность. Лишь глаза внимательно исследовали мое лицо. Изучали, оценивали, анализировали и мрачнели с каждой секундой. Потом демон склонил голову, чтобы рассмотреть шею. Взгляд стал жестче и злее, но не остановился, а начал движение вниз.

И чем ниже он скользил, тем страшнее мне становилось. Вновь начала накатывать паника, утягивая в трясину отчаяния. Я не могла это объяснить, но почему-то знала, что если от кого-то другого — кого угодно! — можно спастись, то от демона сбежать невозможно. И эта мысль так ярко контрастировала с тем чувством, к которому я уже привыкла. С ощущением доверия, которым я начала проникаться к принцу в последнее время. Он как будто стал частью моей повседневности, частью моей жизни. Он был рядом — и меня уже не беспокоило его присутствие. Он был рядом — и я не боялась. Он был тем, к кому я воззвала о спасении, зная, что он придет. Придет, даже если будет за миллионы миров от меня.

Но сейчас…

Сейчас мы были одни. Вдвоем. Где-то, откуда я даже не знала, как выбраться. И близкое присутствие демона я ощущала буквально каждой клеточкой своего тела, будучи уязвимой как никогда.

Травмированной и дрожащей.

— У тебя следы на шее, — непривычно глухим голосом проговорил Сатус, вновь заглянув в мои глаза. — Вот здесь…

И он на себе показал, что не так с моей шеей.

— Да, — дергано кивнула я и даже попыталась улыбнуться, но губы тряслись. — Почему-то моя шея многим не нравится… Постоянно ей достается.

— Думаю, наоборот, — без шуток качнул головой старшекурсник.

— Что? — не поняла я.

— Когда есть что-то, чем мужчина хочет обладать и при этом он знает, что никогда не сможет получить желаемое, единственным его стремлением остается стремление уничтожить, — прошептал Сатус, склонив голову вниз в жесте задумчивости.

Волосы упали на красивое лицо, частично его скрывая. Но когда он вновь поднял на меня свои глаза, в них танцевали тени, а сам он, будто зачарованный, потянулся ко мне.

Я отшатнулась в сторону. Может быть, и не хотела, может быть, и не стоило, но ничего не смогла с собой поделать.

Рука парня, которой он пытался прикоснуться к моему лицу, остановилась в воздухе, а на лице отразилась боль.

— Мне жаль, — произнес он печально. И это был первый раз, когда я увидела в нем что-то, близкое к человеческому. — Мне жаль, что с тобой это случилось.

И именно эта его жалость отрезвила меня, будто на голову вывернули ушат воды. Что-то подсказывало, что он никогда никого не жалел. Более того, он никогда не жалел и самого себя. А меня…

Я вдруг осознала, что не хочу его жалости. Она делала меня еще более слабой, чем я уже была, что продемонстрировали сегодняшние события.

Словно уловив направление моих мыслей, демон опустил руку и аккуратно, с каким-то невыразимым трепетом, коснулся кончиков моих пальцев.

— Но ты пришел, — я сдержалась и не отдернула руку, хотя ощущение было как будто я сую её чудовищу в пасть. — И успел…

— Я хотел бы, чтобы ты позвала меня еще раньше, — стараясь не совершать резких движений, Сатус прикоснулся к моему подбородку и, подняв голову, заставил посмотреть на него. — Я хочу, чтобы каждый раз, когда тебе было плохо или страшно, или одиноко, ты звала меня, поняла?

— Каждый раз? — усомнилась я.

— Да, — твердо заявил демон, а в глазах его было столько убежденности в собственных силах, что эта вера начала невольно передаваться и мне. — А еще лучше, если ты будешь всегда рядом со мной. Так я смогу защитить тебя лучше всего.

Я не стала говорить, что от подобных требований слегка веет помешательством, потому что… потому что поняла, что не хочу его обижать.

— Но меня не всегда нужно защищать, — мои губы невольно растянулись в улыбке, которая теперь не была ни вымученной, ни натянутой. А искренней. И как выяснилось, улыбаться демону по-настоящему было не так трудно, как казалось раньше.