Я долго рассматривала картину, раздумывая, как она оказалась здесь, подо льдом? Кто её здесь оставил, намеренно или нет? И почему, чем дольше я смотрела на девушку, тем более знакомой она мне казалось?

Собрав на ладонь остатки снега, я склонилась низко-низко к очищенному льду, всмотрелась в собственное отражение и громко бессловесно воскликнула. Девушка на картине и девушка в отражении льда имели одно лицо на двоих.

— Не может быть… не может быть…, - вновь и вновь повторяла я, шепча, касаясь кончиками дергающихся пальцев льда, надежно оберегающего полотно. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я не могла быть ею, этой незнакомкой с полотна, которая по возрасту была намного старше меня.

— Ты её нашла? — раздался надо мной голос, который произвел эффект взрыва. Я так долго не слышала чужой речи, что привыкла к её отсутствию и тишине. Я приспособилась слышать только свой голос и обычные звуки природы — шум ветра, звон капель, скрип снега. И когда кто-то заговорил со мной, мне показалось, что в меня выстрелили из пушки.

Заорав, я отпрыгнула в сторону и дергая ногами, пьяной каракатицей ринулась прочь, не сводя глаз с мужчины, чье лицо подсвечивали теперь уже ставшие привычными огоньки.

Длинные, чуть волнистые черные волосы, касающиеся высокого воротника над уверенно расправленными плечами. Насмешливая, преисполненная лукавства, улыбка. Необыкновенно дикая, звериная красота, хищная мощь, проступающая лишь отчетливее в сочетании с чистотой благородных черт лица.

Шейн Джеро.

— А я все обыскал, — хмыкнув, проговорил демон и ударом ноги легко проломил лед. От образовавшейся пробоины во все стороны разбежались изломанные трещины. Застывшее озеро будто ожило, пробудившись ото сна. Послышался скрип, стоны, громкий хруст. Удивительный звук, словно где-то там, на глубине что-то сместилось, порождая звучание низких и высоких частот, как если бы кто-то пытался настроить волну в рации. Как если бы озеро могло и пыталось разговаривать.

Шейн легко вынул совершенно нетронутое полотно в простой деревянной раме и смахнул несуществующие пылинки, любовно всматриваясь в картину.

— Портрет был в моей комнате, когда Академия начала рушиться. Я успел его вытащить прежде, чем все пошло прахом. Благодаря тебе, — он метнул в меня острый взгляд.

— Девушка…, - начала я и закашлялась. Собственный голос казался слишком хриплым, грубым, чужим. — Она… почему она похожа на меня?

— Потому что это и есть ты, — ответил Шейн, прислоняя картину к ноге и рассматривая меня, испуганно сжавшуюся в стороне. — Идем, — и протянул мне руку.

Однажды точно в таком же жесте мне протянул руку Сатус.

— Нет, — вырвалось у меня.

Шейн опустил руку, постучал пальцем по бедру, раздумывая, а после неожиданно спросил:

— Ты помнишь, какой у меня дар?

Я не сводила с его изумленных, широко распахнутых глаз и не сразу сообразила, о чем он спрашивает. Тот разговор, состоявшийся в моей комнате, произошел по ощущениям сотню лет назад. В прошлой жизни, с прошлой Мирой, оставшейся там же, в прошлом.

Но когда до меня дошел смысл вопроса, я кивнула, дернувшись будто в спазме:

— Да.

— Какой? Назови, — потребовал парень, рассматривая меня, а из глаз его струилось фиолетовое сияние.

— Ты… ты умеешь рисовать, — дрожа всем телом ответила я.

— Не просто рисовать, моя принцесса, — жестко пресек мой лепет Шейн. — Я умею оживлять то, что нарисую. Вернее, — он опустил взгляд, — умел. Создав свой главный и последний шедевр, — мужские пальцы крепче сжали непритязательную раму, — я вложил в него всего себя, а после утратил свой талант. Безвозвратно.

— Зачем ты рассказываешь это мне? — спросила я, пытаясь успокоить заворочавшегося Сократа сквозь ткань одежды. — И что ты делаешь здесь? Почему ты не с Сатусом?

— Он хотел тебя убить, — недобрая ухмылка сквозь скопление непонятной мне боли. — Действительно хотел. И планировал это с самого начала. Но не смог. Он метался между своим желанием получить тебя и вросшей в его сознание необходимостью обрести всеобъемлющую власть над всеми. Но даже сейчас, сослав тебя сюда, он продолжает быть рядом с тобой. А ты об этом даже не догадываешься… Когда я создавал тебя, я намеревался превратить тебя в орудие своей мести, которая была такой жгучей, что я не мог думать ни о чем другом. Я желал поквитаться за старшего брата, который сошел с ума за решеткой, замордованный пытками. За мою уничтоженную, униженную, разобщенную семью. И у меня это почти получилось. Убив тебя, Тай уничтожил бы те крохи света, что ты зажгла в нем. Но на последний шаг он так и не решился. А я не смог его к нему подтолкнуть. Наверное, потому что тоже потерял решимость…

— Создал… меня? — я смотрела на него и пыталась убедить себя в том, что я сплю. Да, это просто очередной кошмар, который настолько реален, что невозможно отличить ночной бред от яви.

Первый подчеркнуто медленный шаг, потом он сделал второй и третий, пока не оказался рядом, присев на корточки. Если бы я не верила, что все это не по-настоящему, я бы попыталась сбежать, но сейчас… мне стало даже интересно, что еще выдумает моё переполненное отчаянием и одиночеством воображение, которое, кажется, начало создавать для меня вымышленных друзей.

— Я нарисовал тебя для него. Именно поэтому ты так странно чувствуешь себя всю свою жизнь. Ты не знаешь себя. Потому что ты — моя. Мое творение. Ты родилась, потому что я так захотел. Я подарил тебя этому миру. И всем остальным тоже. И я… я просто не смог уничтожить свое единственное идеальное произведение. Как Тай не смог перешагнуть через себя, так и у меня не хватило на это сил. Это то, что я не предусмотрел.

Мой рот открывался и закрывался в беззвучных вопросах, которых было так много, что я не смогла выбрать тот, который станет первым.

— Как не предусмотрел то, что ты обретешь такую силу. Этого не должно было случиться, ты должна была предстать перед принцем такой, какой и задумывалась изначально — шельмой. И все же, это случилось. Интересно, кто же поспособствовал?

Было в лице Шейна что-то такое, что заставило меня сомневаться в том, что все не по-настоящему.

— Идем, — решил Шейн, схватил меня за руку и потащил за собой.

Я не сопротивлялась, но идти так же быстро, как он не могла. Демон не выдержал, подхватил меня руки и понес. Я задрожала еще сильнее, чем прежде. Холод подступил с новой силой. Зубы бились друг об друга, и этот стук был настолько громким, что его услышал даже Шейн.

— Мира, тебе нужно успокоиться, — наставительно произнес демон. — Ты и так находишься на грани истощения, и нервный срыв не прибавит тебе сил.

Я стиснула челюсти, но совладать с собой все равно не смогла.

Замок оказался намного ближе, чем казалось со стороны. Демон легко вбежал в парадную дверь, распахнув её ударом ноги, пронесся по лестнице, вбежал в комнату и швырнул меня в кресло. А после исчез так же внезапно, как и оказался рядом.

То, что в комнате кто-то был я поняла сразу. Чувствуя себя абсолютным ничтожеством на фоне шикарной обстановки, я сжала пальцы, пряча разводы грязи на них, и выглянула из-за спинки кресла.

В ленивой позе расслабленной порочности на диване лежал Инсар, прикрыв глаза и сложив руки на груди.

Я начала тихонько подниматься, чувствуя, как мои ноги утопают в густом пушистом ворсе белого и теперь уже испачканного мной ковра, но не успела выпрямиться до конца, как раздалось ехидное:

— Здравствуй, мышка, а мы уж думали, ты померла, — один глаз приоткрылся, придавая демону невыносимо выражение хитрого лиса, глядящего на меня снисходительно. — Тай не пожелал отвечать, что с тобой случилось. И запретил нам сюда возвращаться. Но Шейн хотел найти хотя бы свою волшебную живопись. Он настолько, видишь ли, прикипел к этому куску холста, что не мог спать без него. Пришлось сопроводить его в эту созданную тобой неприветливую местность. А тут ты… живая. Правда, выглядишь ужасно. Тебя нужно отмыть, отчистить и накормить. Когда ты последний раз ела?