И Ал и Муан выглядели так, словно вообще не спали. Муан без аппетита поковырял свою порцию холодной лапши и отставил, почти не притронувшись. Выглядел он вялым и не отдохнувшим. Шен прислушался к их связи и понял, что так оно и есть.

Ал тоже напряженно поглядывал на старейшину пика Славы.

«Ты не голоден?» — мысленно спросил Шен.

«Нет аппетита».

«Тебе нужно поесть, это поможет восстановить силы».

Муан недовольно скривился, немного раздражаясь, что Шен ведет себя с ним, как заботливая матушка. Возраст не возвращался, и это портило настроение Муана все сильнее и сильнее. На ум приходила мысль, что ему придется заново проживать все эти года, и это чуть не привело его в отчаяние. Чертова фейри! Муан уже жалел, что заставил Шена так быстро покинуть мир фейри, и не захотел сразу же вернуться, когда стало понятно, что его вид не пришел в норму. Идти на попятный теперь было ниже его достоинства. И все же то, что он никак не возвращается к нормальному состоянию, начинало пугать его. Сил, казалось, становится все меньше, хотя должно быть наоборот! Что делать? Страшно! Но он не может признаться в этом даже самому себе, не то что Шену! И он не хочет, чтобы тот видел его таким беспомощным. Не хочет, чтобы Шен становился «заботливым родителем» и взваливал все на себя.

Сейчас им нужно идти в проклятый павильон. Что может там случиться? Шен ведь чувствителен ко всяким призракам, они могут ему навредить! Муан-то и в обычном состоянии чувствовал свое бессилие перед потусторонним миром, который нельзя увидеть и дотронуться, а сейчас-то и подавно как он поможет, если что-то пойдет не так?! Это просто невыносимо!

«Может, тебе не стоит идти с нами в тот павильон? — словно вторя его мыслям, предложил Шен. — Ты выглядишь усталым. Отдохни, я сам все проверю».

«Нет! — резко оборвал его мечник. — Я пойду!»

Шен с беспокойством смотрел на него. Ему уже начинало казаться, что Муан стал еще меньше.

«Система, почему Муан не возвращается в норму?»

[Я не знаю.]

«Что я могу сделать?»

[Не знаю.]

Муан выглядел решительно. Было очевидно, что он пойдет за ними, даже если Шен будет умолять его этого не делать. Шен попытался выторговать хотя бы небольшую уступку:

«Хорошо. Я не буду с тобой спорить, если ты съешь свою лапшу».

Щеки Муана запунцовели, так как эта фраза походила на диалог с ребенком.

«Хорошо!» — раздраженно воскликнул он и, вновь взяв порцию, принялся так стремительно заталкивать в себя лапшу, что казалось, он глотает ее не прожевывая.

Шен смотрел на Муана, отчаянно пытаясь скрыть свои эмоции. Он и раньше чувствовал на себе ответственность как на лидере их группы, но сейчас это стала ответственность немного другого рода. Муан больше не был «взрослым, который способен сам разобраться», а Шен оставался тем, кто абсолютно не знает, что делать.

Лаяли собаки. Когда Шен, Ал и Муан вышли из Павильона Утешений, мимо пронеслась целая стая бродячих собак. Солнце ласкало верхушки домов, резкий, кисловатый запах помоев стелился над улицей, словно вечерний туман. Все вокруг казалось вполне обыденным, и вместе с тем привычные предметы и сооружения словно были окутаны гнетущей аурой. От этого солнечные отблески на крышах казались еще контрастнее, будто пытались заглушить, притупить темные краски.

Перед крыльцом стоял экипаж То Лиян. Хозяйка Павильона Утешений приказала своему слуге отвезти заклинателей к недостроенному павильону. Возница казался нервозным и бледным, очевидно не желая отправляться в то место на закате.

Заклинатели забрались в экипаж, и тот покатил по улице, стуча колесами о камень. Шен откинул полог и меланхолично взирал на проплывающие мимо лавки, стены да ворота. Он был в этом мире уже больше полугода, если считать пропущенные месяцы — без малого год, но отчего-то сейчас ощутил особую чуждость этому месту. Словно он в очень длительном путешествии, к которому давно привык, но все вокруг неизменно остается чужим, а дом — где-то очень далеко. Он ощутил острое желание вернуться, вот только не было понятно — куда.

Место, где спокойно. Место, где безопасно. Место, где все до боли привычно и обыденно. В котором нет места приключениям, ярким эмоциям и… любви. Клетка, в которой он раньше жил, потому что это было удобно и только чуточку больно.

Он не хотел вернуться туда. Но почему-то этим вечером его сердце было не на месте, и он вспомнил свой «дом».

Меланхоличные мысли прервал звук гонга. Возница резко остановился посреди улицы, ничего не говоря.

— Что такое? — пробормотал Шен, переглянувшись с Муаном.

Они высунулись из повозки и увидели, что все люди побросали свои дела и, встав лицом к востоку, кланяются, падая на колени, и возносят руки вверх в молитве.

— Кому они молятся? — недоуменно пробормотал Ал.

Шен почувствовал, как холодок пробежал по его лопаткам.

Через три минуты все вернулись к делам, будто ничего и не было. Шен высунулся из повозки и обратился к вернувшемуся вознице:

— Прошу прощения, любезный, что это только что все делали?

— Совершали молитву, — буркнул тот.

— Но кому?

— Истинному Богу.

— Но кто это? Мы впервые слышим о таком божестве.

— Это не божество. Это — Истинный Бог.

— Как его зовут?

— Истинный Бог.

— Откуда вы узнали о нем?

— Мы всегда знали о нем. Все знают о нем, просто некоторые забыли. Вы тоже о нем знаете.

— Тогда, как вы вспомнили?

— В храме Истинного Бога нам открыли истину.

— А где этот храм?

— Рядом с пагодой. Сходите завтра.

На этом разговор был окончен, а Шен вернулся внутрь повозки.

— Истинный Бог — это очень странное имя для божества, — заметил он. — И довольно претенциозное.

— Здесь процветает новый культ? — предположил Муан. — Впервые слышу о таком боге.

К моменту, когда экипаж добрался до недостроенного павильона, солнце уже скрылось за горой, и на Хэфань опустились сумерки. Выбравшись из повозки вслед за Муаном и Алом, Шен обернулся к вознице, собираясь попросить его немного подождать, но тот моментально развернул повозку и погнал лошадь прочь. Шен проводил его взглядом, недовольно скривившись. Из-за пустых страхов им теперь придется возвращаться через весь город пешком.

Павильон находился на возвышенности, и отсюда, пока не стемнело, открывался хороший вид на Хэфань. То Лиян права, в обычный день, когда город озаряется фонарями, вид с вип-лоджий ее нового павильона был бы волшебным. Можно было разглядеть находящуюся с другой стороны города пагоду, роскошные административные здания и чиновничьи дома.

Но пока строительство павильона было приостановлено на четвертом этаже. Вокруг большого прямоугольного здания с роскошными деревянными колоннами стояли строительные леса. Пространство вокруг было полностью лишено растительности, в стороне все еще лежала гора строительных материалов. С северной стороны к павильону подступал лес, на границе с которым стоял старый колодец.

Шен оглянулся на Ала, затем перевел взгляд на Муана. Ученик казался беспокойным и нервно покусывал нижнюю губу, старейшина пика Славы просто был тихим и бледным. Шену хотелось сказать: «Подождите меня здесь», но он затолкнул свое беспокойство так далеко, как только смог, и выдавил бессмысленное: «Будьте бдительны».

Сумерки быстро сгущались, Шен зажег неяркий огонь на ладони и первым пошел вперед.

Доски просели под ногой с тихим скрипом. Шен убрал ногу с крыльца и еще раз окинул взглядом здание, а затем решительно вошел в павильон.

Было что-то ироничное в том, как он пытается играть медиума. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь ему доведется стать таким «особенным». Все казалось нелепым, и даже не с кем поделиться: Муан явно не поймет причину охватившего его веселья.

Нет. Шен осознал, что дело вовсе не в иронии, а его веселье — всего лишь подавленный страх, засевший глубоко в сердце и выливающийся наружу через другие, «позволительные» чувства.