Рита упала на колени, одной рукой придерживая раздувшийся живот, а второй — вцепившись в лицо. Я продержался чуточку дольше и свернулся калачиком на грязном асфальте.

Невыносимая боль нарастала, будто огромная помпа закачивала в нас воздух. Хотя на самом деле все произошло с точностью. до наоборот.

Выродок отнял воздух от нас и поместил в крайне разреженную среду. Еще не вакуум, но для человека хватит и этого.

Внешнее атмосферное давление почти не уравновешивало внутреннее. Конечно, не лопнем, как в дешевой фантастике, но закипевшая кровь равно или поздно разорвет сосуды. Однако куда как скорее мы погибнем от удушья.

— Чтобы убить вас, мне нужно просто захотеть. Потому что вы — никчемные и зацикленные на догмах бездари. Вы ждали, что я атакую вас ураганом, камнепадом, громом и молниями, но я поступил иначе. Стоило сыграть не по правилам, применить незнакомый прием — и вот вы предо мной на коленях.

Ползаете ниц в надежде на спасение, как тысячи лет ползали перед вами. Ваша эпоха уходит — медленно и болезненно, как жизнь из ваших бренных тел. Вы проиграете, несмотря на вековой опыт и древние знания. Вы уйдете, потому что новое всегда замещает старое. Вы уйдете, потому что сменяемость поколений — неизбежный закон природы, как восход и закат, как прилив и отлив, как ход небесных сфер. Вы уйдете, потому что нас не остановить. И боль, что терзает вашу плоть — прямое тому доказательство.

Лицо пощекотал свежий ветерок — враг явно хотел закончить выступление при живых зрителях. Воспользовавшись заминкой, я потянулся к револьверу, на ходу вспоминая все, чему научил индейский шаман.

И обратился напрямую к природе — средоточию всех стихий. И когда оружие покинуло кобуру, вдоль ствола уже мерцали витиеватые фиолетовые знаки, похожие на стрелы и копья с первобытных рисунков.

Щелчок — и пуля устремилась точно в цель. И точно так же разбилась о щит, как и все другие заклинания. Только в этот раз бородач не удержался и гнусаво заржал, проявив свою истинную сущность — сущность выходца из социального дна.

— Серьезно? После всего, что я сказал о прошлом и грядущем, ты решил использовать магию ильвас? Которой дикари заговаривали стрелы тысячи лет назад? Гениально, ваше благородие. Извольте выслушать мою скромную овацию.

Судорожно метавшиеся мысли поутихли и потихоньку выстраивались в логические цепочки. Анализ информации — важнейшее оружие любого разведчика. Из разговора (а точнее — монолога) Девятого понятен его пиетет к развитию и прогрессу.

— Что, никак? — Девятый подошел к нам, держа правую руку в кармане, а левой нянча потухшую трубку.

Это — его главное оружие. Это — основа идеологии заговорщиков. Старое должно сменяться новым, что враг и показал. Но что если показать ему еще более новый прием?

— Жаль. Думал, вы способны хоть на что-то, кроме доисторических фокусов. Но даже пред ликом неминуемой смерти вы цепляетесь за старые идеалы.

Знания и умения этого человека, какими бы сильными ни были, неминуемо застряли на уровне начала двадцатого века.

— Но мне велели убить только одного, а второго оставить в живых — без понятия, зачем. При этом рекомендовали избавиться именно от тебя, Гектор. Хотя очевидно, что ты слабее, бесполезнее и потому не представляешь никакой угрозы.

Если местная магия основана на проявлениях природы, значит, ограничена современными представлениями об этой самой природе.

— И все же я хочу сам сделать выбор. А точнее, предоставить это право всевидящей и всезнающей судьбе. Ведь вы в нее тоже верите?

Но что если я применю знания, современные началу двадцать первого столетия? Или пусть даже более ранние, но неизвестные или не получившие широкого распространения в 1907-м?

— Думаю, так будет справедливее по отношению к поверженным врагам. Я убью того, кого пометит этот пепел.

Это — мой главный козырь. Без него нам не выжить.

Хлыщ вытряхнул трубку, и серый прах осел на рыжих локонах.

— Ох, какая жалость. Вот совершенно не хочу избавлять мир от такой красоты, но раз уж рок так решил… Кто я такой, чтобы не верить в предрассудки и суеверия, которые вы возвели в абсолют? Не волнуйся, милая. Смерть придет быстро — даже не заметишь.

Девятый занес руку, как вдруг вздрогнул и прижал ладонь к груди. Отступил, вытаращив глаза и вмиг позабыв о поддержке своей магии. Воздушная волна прижала к земле, но такой боли я только рад. Глубоко вдохнув и вытерев рукавом кровавые слезы, я встал, не сводя с ублюдка хмурого взгляда.

— Что это?.. — Девятый кашлянул, отступая назад. — Что… ты сделал?

Страх вернул его из панического ступора, и противник накрылся воздушным куполом. Это помогло, но ненадолго.

Моя сила играючи проникала сквозь защиту, хоть и давалась большим трудом. Не так-то просто постоянно воображать, как десятки тысяч молекул колеблются с частотой в десятки тысяч герц.

Именно поэтому ублюдок не сдох сразу — потребуется куда больше времени и энергии, чтобы провернуть задуманное.

А что самое забавное — так это земляной заслон, возведенный вскоре после воздушного. Дурака можно научить магии. Можно нарядить в дорогой костюм. Можно вдолбить в голову любую чушь.

Но дураку нельзя привить любовь к истинному знанию. А истинное знание не освоить за короткий срок — даже с самыми прогрессивными учителями.

И если бы вчерашний босяк умел подмечать простейшие вещи, то сразу бы понял, что в разреженной среде мой прием гораздо слабее, а вот в плотной — как раз наоборот.

Но вряд ли он ходил в школу, даже если бы имел такую возможность. Как там говорится у босяков — жизнь всему научит? Как оказалось, не всему.

И даже когда камни начали мерно дрожать и трескаться, Девятый не придумал ничего лучше, кроме как поставить второй заслон — и тоже каменный.

На него ушло чуть больше времени, но когда речь идет не о тупом забрасывании огненными шарами и торнадо, а о работе на уровне молекулярной структуры, любое сопротивление неизбежно рухнет. Потому что противостоять такой силе нужно совсем иначе, чем ублюдка научили заговорщики.

И он отступал, пятился в угол, ставя все новые и новые барьеры. И каждый — слабее предыдущего, потому что нарастающая паника мешала сосредоточиться.

В стрессовых условиях одна лишь сила не значит ничего. Тут как никогда важен дух, а его, как и настоящее знание, за пару месяцев не воспитаешь.

Как и любой разбойник с большой дороги, Девятый выделывался лишь тогда, когда ему никто не мог дать сдачи. Но стоило смерти подойти вплотную, и вся хваленая манородная магия пошла по известному органу.

Потому что истинная смелость — это умение противостоять заведомо более сильному противнику. А этот хмырь, выражаясь его же языком, мгновенно потерялся, едва запахло жареным.

— Что это такое? Что ты делаешь?!

От былой бравады не осталось и следа. Бородач вжался спиной в стену и закрылся руками, пританцовывая на полусогнутых.

— Брат… братан, пощади… Я все расскажу, только не губи.

— Конечно, расскажешь, — позволил и себе немного злорадства — все-таки этот гад нас чуть не прикончил. — Уж не сомневайся.

— Нет… Больно… Умоляю, брат… — он обхватил голову, вытаращил налитые кровью зенки и заскрипел зубами.

Вот только я ничего уже не делал, хотя и мог взбить из мозгов гоголь-моголь или запечь сердце в собственном соку.

— Бра-а-а-а-а-а… — очередная мольба переросла в звериный крик, а сквозь череп проступили алые гранулы.

Зараза… Предатели подстраховались, и прямым вмешательством или удаленным заклинанием запустили манородную бомбу в башке.

Включили самоуничтожение, чтобы балбес не выдал их на допросе. Мне оставалось лишь в спешке собрать разбросанные по подворотне куски кирпичей и окружить ублюдка каменной трубой, усиленной щитом подоспевшей на выручку Риты.

Получилась труба высотой в пару этажей, способная выдержать взрыв нескольких ящиков динамита. И после детонации алый столб видели, наверное, даже с противоположной окраины.