— Я тоже остаюсь, — из строя вышла девушка постарше — бледная, вспотевшая, но сердитая, как тигрица. — Здесь мой дом. И здесь мои друзья, и далеко не все из них колдуны. Если я не защищу их, то никто не защитит.

— О чем мы вообще спорим? — вперед вальяжной походкой вышел тощий щеголь и сунул руки в карманы. — Мы что, собирались всю жизнь упражняться на чучелах? Вот уж дудки. Лично я — в деле.

— Я тоже.

— И я!

— Черта с два им, а не город!

— Зададим гадам жару!

— О… это я умею!

Магистры и ученики обступили нас тесной гомонящей дугой. И чем ближе они вставали, чем громче грозили супостатам, тем быстрее на смену страху приходила та самая благородная ярость, что не раз переламывала ход казалось бы проигрышных ситуаций.

Но боевой дух — далеко не залог успеха, хотя и неотделимая его часть. Теперь надо грамотно распорядиться вверенными силами, чтобы свести потери к минимуму, но в то же время решить главную боевую задачу.

И когда уже собрался разделить чародеев на отряды и вкратце объяснить тактику, с лестницы пулей сбежал Альберт и крикнул:

— Гектор, Рита! Скорее в лазарет!

Девушка дернулась, как от пощечины, и закрыла рот ладонью. Я взял спутницу под руку и повел к лифту, пытаясь подобрать нужные слова.

Чтобы поднять приунывших солдат в бой — много ума и таланта не требуется. А вот когда предстоит объяснить дочери, матери или сестре, что их близкий навеки заснул в цинковой колыбели, тут уж язык сам собой прилипает к небу.

Но когда мы поднялись на нужный ярус, то увидели у палаты вовсе не Андрея, как ожидали, а Генриха. Живого и почти полностью выздоровевшего — от жуткой раны на шее остался бурый след, похожий на легкий ожог. Но к чему тогда спешка? И почему в глазах парня столько тревоги и боли?

— Гектор… — Кросс-Ландау заступил мне дорогу и взял за плечо. — Я не знал — клянусь. Я был без сознания. И ничего не мог сделать.

— Все в порядке, — обогнул старика и вошел в палату.

На койке, что вполне могла стать для адмирала смертным одром, теперь лежал «Чехов». Подле него на коленях сидела Афина, прижимаясь щекой к побелевшему запястью и мелко дрожа всем телом. Марк стоял у окна, мял в пальцах незажженную сигарету и утирал жгучую влагу со скул.

На груди целителя лежала сложенная вдвое записка.

Сын мой. Это решение далось мне с легким сердцем. Потому что оно — единственно правильное. Так уж сложилось, что в грядущей битве боевой маг куда полезнее лекаря. Поэтому я отдаю всю свою силу Генриху.

С ним у вас куда больше шансов победить. Ведь каждый полезен в силу своих возможностей. Я свой долг исполнил. И жалею лишь о том, что обстоятельства не позволили попрощаться иначе, кроме как этим коротким письмом.

Я люблю вас. И горжусь вами. И раз уж беда пришла в наш дом, раз уж боя не избежать — деритесь до конца. Вот мое благословение.

На траур времени не осталось. Некогда грустить, иначе потерь будет несоизмеримо больше.

Поэтому оставил Афину и Марка с отцом, а сам вернулся в холл и велел волшебникам разбиться на отряды по три человека с таким расчетом, чтобы в состав каждого входил как минимум один старшекурсник или преподаватель.

Назначил их командирами и поставил боевую задачу — занять этажи от первого до последнего и окружить вверенные зоны колдовскими щитами.

И не снимать до моего прямого распоряжения, а связь поддерживать с помощью «радистов» — самых юных учеников, которые должны с помощью «воздушного телефона» соединить отряды в сеть с непрерывным коннектом.

В итоге получилось шесть боевых единиц — как раз по числу ярусов в шпиле с учетом главного здания. В мою группу вошли Генрих и Рита, и мы заняли кабинет ректора, как самую высокую и наиболее уязвимую точку, попутно являющуюся превосходным наблюдательным пунктом.

С высоты мы видели, как серый змей неспешно продвигается в сторону порта, снося все и всех на своем пути. Ни пушки, ни ружья не могли повредить его стальную чешую. Ни завалы, ни баррикады не могли остановить медленного, но неумолимого продвижения.

И даже динамитные шашки, что бросали самые отчаянные защитники, без малейших проблем отражались силовыми полями. А с учетом того, что манородных почти в три раза больше, окружить вагоны заслонами — плевое дело, даже не вспотеют.

И потому свободные силы ублюдки тратили на хаос и разрушения, снося не только заставы на дороге, но и все окрестные дома.

Наверное, таким образом якобы пытались избавиться от коттеджей и особняков богатеев, но при том не очень-то целились, и под ударами бортовых батарей складывались и бараки, и многоэтажки.

И под завалами наверняка оставались люди — те самые, что должны были встречать Николь цветами и овациями. Но беднякам некуда бежать, у них нет ни машин, ни коней, ни денег на билеты.

А значит, все разговоры о борьбе с дворянами ради общего блага — чушь собачья. И Тесла попросту преследует свои жалкие и корыстные цели, словно шаблонный сумасшедший ученый, мечтающий о мировом господстве.

Там, где ползло стальное чудовище, разгорались пожары, а чудом уцелевшие жители бежали прочь, сломя головы.

По ним прямой наводкой не били, хотя могли. Видимо, пытались хоть в какой-то мере отыгрывать возложенную на себя роль освободителей от гнета благородных узурпаторов.

Но в порту представителей высшего сословия — не счесть. И в лучшем случае треть из них успела сесть на корабли и отойти от берега — и то недостаточно далеко, чтобы не попасть под усиленный магией выстрел.

И если состав не остановить или хотя бы не замедлить, через десять — край пятнадцать — минут громадина выйдет на исходную позицию и начнет крошить бедолаг из всех стволов.

Судя по тому, что канонады звучали все реже, выродки копили силу для истребления тех, кого искренне ненавидели всей душой.

Вслед за обстрелом начнутся зверства, достойные самых отмороженных садистов из гестапо или карательных бригад.

Значит, отступающих надо прикрыть, вот только какой ценой? Ударить по бронепоезду всем, что есть — поставить на кон всю обороноспособность.

Послать несколько отрядов на однозначно самоубийственную миссию — значит ослабить ряды чародеев и подорвать боевой дух. И далеко не факт, что жертва приведет хоть к каким-то результатам.

Тут я увидел краснощекого усатого всадника верхом на вороном коне. Орест отчаянно размахивал нагайкой, разгоняя людской поток, как Моисей — море. И вслед за ним в две колонны вышагивали городовые в блестящих кирасах, касках и с винтовками на плечах.

Несмотря на неминуемую гибель, полицмейстер без страха вел подчиненных в последний бой, чтобы спасти хотя бы несколько десятков мирных подданных от кровавой расправы.

Пушкин-младший — наследник и в магии смыслит, но его одного не хватит, чтобы остановить полный поезд манородных. Рвение, конечно, похвальное, но мы не в той ситуации, чтобы зазря разбрасываться людьми, а уж тем более — волшебниками.

Что же делать?… Как же лучше всего поступить?..

— Смотрите! — Рита подошла к окну и указала рукой на подернутый закатным золотом горизонт. — Они заводят машины!

Пока я ломал голову, помощь пришла, откуда не ждали. Над прибывшей из метрополии эскадрой взмыли черные дымы — пока еще блеклые, тонкие, но с каждым мигом набирающие цвета и жирности.

Линкор — слишком тяжел и неповоротлив, да и его громадные пушки нанесут больше вреда городу, чем противникам. А вот легкие крейсера сопровождения прибудут гораздо быстрее и обеспечат точную огневую поддержку.

Надо лишь связать противника боем и удержать до тех пор, пока не прибудет неожиданное подкрепление. И тут пришла мысль, о которой почему-то не додумался раньше, хотя ответ все время лежал перед глазами.

Что является самым опасным врагом для бронепоездов и прочей тяжелой наземной техники? Разумеется, авиация! А в нашем случае — еще и реактивная, способная поражать цели с большой высоты.