— Прощай, Дмитро.

— До побачення на тому світі.

Толстяк захрипел, припал на колено и выпрямил руки перед собой. Щит над ним изогнулся в прямоугольник, перекрывший путь тягучему огненному киселю.

Но всего через пару мгновений заслон дрогнул и продавился вовнутрь, несмотря на все старания помещика. Пан рычал, как раненый медведь, и сучил ногами по земле, однако нависшая над ним шишка только разрасталась.

Очень хотелось помочь, но тогда погибли бы все. Войн без потерь не бывает — об этом забывать не стоит, особенно, если хочешь победить.

С печалью на душе поднял свой барьер и спрятал под ним, как под шатром, три десятка ополченцев. Остальные чародеи поступили так же, и сразу после разделения удельное давление на площадь уменьшилось, и тяжесть значительно ослабла.

И нам удалось отступить в самый конец улицы, прежде чем наполненный магмой прыщ лопнул и обратил в пепел пришедшего к искуплению лиходея.

Пожалуй, он заслужил хотя бы то, чтобы его семейство отправили не на каторгу, а в ссылку. Например, в резервацию к ильвас — с гарантией полной безопасности от последних.

И если Хмельницкие вслед за отцом встанут на путь исправления — тогда, глядишь, можно будет обсудить и восстановление в правах. Как ни крути, а это куда лучшая участь, чем они заслуживают.

Когда же огненный сель растекся и остыл, мы увидели удручающую картину. Как оказалось, пока боролись с магмой, северный отряд объединился с основным, и теперь оба вовсю штурмовали Академию.

Индейцы же разбежались по району, спугнутые ожесточенным колдовским огнем. Силы защитников также стремительно таяли, ведь под таким натиском они могли только обороняться, а то время как прихвостни Теслы чувствовали себя королями положения.

Захватчики прочно обосновались на главной улице и держали оборону с трех сторон, так что прямая атака обернулась бы неминуемой гибелью.

Зараза…

Ну почему удача всегда ускользает прежде, чем успеваю схватить ее за хвост!

Недобитки, сбежавшие из-под копыт ильвас, также присоединились к мятежным отрядам. И Академия оказалась под ударом могучего кулака из трех сотен стрелков и почти полусотни манородных. Которые понесли минимальные потери за все время налета, в отличие от лояльных чародеев.

Альма-матер была одним из зданий, что сплошной стеной окружали правительственную площадь, из-за чего ее крайне сложно взять в кольцо.

Поэтому предатели перли прямо на главные ворота, в то время как союзники могли только защищаться от неустанного натиска колдунов.

И пока стрелки пытались забраться на стены по сложенным из мусора и обломков зданий помостам, чародеи раз за разом били в купол огромным — с вагон — силовым тараном.

И с каждым ударом полусфера сжималась на полшага, открывая засевших на боевом ходу воинов. И в них тут же летели пули, а штурмовики карабкались с утроенным рвением, несмотря на ответный огонь.

Ударить с фланга мы уже не могли — за нами внимательно наблюдали и готовились обрушить таран при малейшем поползновении.

Однако никто не помешал обогнуть площадь дальней дорогой и беспрепятственно добраться до Академии.

Ворот здесь не было, поэтому мы вместе с Орестом, Николаем Григорьевичем и Ритой отломили по колонне от чудом уцелевшего фасада здания суда.

И приставили их к стене, подобно лестницам, и по этому импровизированному трапу соратники поспешили на выручку осажденным.

И подоспели очень вовремя — таран вознесли чуть ли не под самые облака и по широкой дуге направили на пузырь барьера, да еще и ускорили волшебством в падении.

В итоге изрезанная огненными прожилками глыба шандарахнула так, что купол замерцал и на миг исчез, а восстановить его удалось лишь в паре метров от предыдущей границы — и то с нашей помощью.

Засевшие за амбразурами защитники оказались полностью открыты, и враг не преминул этим воспользоваться.

Забыв о перестрелке, всем скопом перешел в штыковую, намереваясь единой волной захлестнуть стену и опрокинуть ополченцев во двор, где их ждала неминуемая гибель.

Но когда с тыла раздалось громогласное «Ура!», и черно-синяя волна хлынула в Академию, атака противников малость захлебнулась. Ведь ровный и удобный берег вмиг оброс волноломами в лице морпехов и городовых.

Первые выставили перед собой винтовки с прилаженными штыками — длинными и плоскими, словно мечи на древках. Вторые выхватили наганы и шашки, готовясь рубить и стрелять в упор.

Пока подкрепление мчало через двор, мы перенесли колонны им навстречу — снаружи помосты уже ни к чему, а внутри очень даже понадобятся.

И когда первые предатели перебрались через зубцы, их тут же приветили порохом и сталью. Ублюдки не остались в долгу — после встречного залпа на газоны вперемешку повалились мертвые тела, и зелень травы оросил багряный бисер.

Очень хотелось швырнуть в предателей хотя бы крохотным файерболом, но силы остро требовались на щитах, и каждая толика была на счету.

Мы встали в цепь перед главным входом и вытянули перед собой ладони. Навалились разом, заскрипели зубами, но никто не проронил ни стона, прекрасно понимая, что пока проливает пот, товарищи напротив проливают литры крови.

Тем более что ряды волшебников стремительно сократились. Пан погиб, Альберт лежал в лазарете, Оресту не давала покоя рана, а остальные едва стояли от чрезвычайного напряжения.

Помимо Пушкина и Кросс-Ландау в строю остались два преподавателя и пять учеников — к счастью, в основном старших курсов. Итого — дюжина против полусотни: какое тут наступление, продержаться бы хотя бы час.

Только вот непонятно, для чего. Держись не держись, а помощь не придет. Придет только смерть или позорный плен сразу после того, как рухнет барьер.

Пока что вражеские чародеи не могли переключиться на истребление живой силы, ведь если давление на заслон ослабнет, мы немедленно восстановим всю отвоеванную зону и прикроем стрелков.

Но потом воинов ждет незавидная участь, по сравнению с которой рубка стенка на стенку — детская забава. Я напрягал ум до предела, но никак не мог найти способ переломить ход сражения в нашу пользу. Но если продолжать все в том же духе, очень скоро мы лишимся и сил, и союзников, и жизней.

— Нужно отходить в Академию, — произнес, выкроив толику маны на воздушную связь. — Ее проще оборонять.

— А что дальше? — спросил Генрих.

Хороший вопрос. Найти бы на него ответ…

— Пока не знаю. Но во дворе нас точно прикончат. Так что если никто не против…

— Ты — комендант, — прорычал оружейник. — Тебе и решать.

— Тогда медленно отступайте к лестнице. Как доберетесь до двери — я дам команду на отход.

— А ты куда? — удивился Орест.

— Да так… есть одна идея. Держитесь, я отключаюсь от барьера.

Купол снова ужался, после чего вопли, грохот и лязг металла перекатились через стену и многократно усилились во дворе.

Морпехи до последнего обороняли сходни, однако противник имел ощутимый численный перевес, и голь, разъяренная ощущением собственного превосходства, разошлась не на шутку.

Головы и конечности летели во все стороны, будто конфетти, а перед отступающими порядками протянулся сплошной ковер изуродованных окровавленных тел.

С высоты крайнего яруса я видел, как ровная прежде линия защитников изогнулась синусоидой и могла в любой момент прорваться сразу в нескольких местах.

Силы обороны таяли на глазах, в то время как налетчики лезли во двор селевым оползнем, снося всех на своем пути.

— Гектор! — крикнул адмирал, взбираясь все выше по ступеням. — Сделай что-нибудь!

— Я пытаюсь! Держитесь, пока все не окажутся внутри!

Я постарался успокоиться, хотя в таком шуме сделать это ничуть не легче, чем заснуть на рок-концерте. Выстрелы гремели не смолкая, от звона стали дергался глаз, а вопли раненых и умирающих слились в дьявольский хор, от которого холодели поджилки.

Но на кону стояло слишком многое, а уж к крикам боли мне не привыкать. Я глубоко вдохнул и унял колотящееся в ребра сердце, открывшись сразу всем четырем стихиям.